Царский подарок

36.

Сабуровка.  1762 г.

Мария проскользнула в свою комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Весь мир с его назойливой грубостью и бесцеремонностью остался лежать где-то далеко, за гранью пространства очерченного стенами ее комнаты. Мария постояла немного около двери, прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора и, уловив нервное шарканье шагов папеньки, решительно задвинула задвижку на двери. Обезопасив себя таким образом от вторжения в свое личное пространство кого бы то ни было, а в первую очередь горячо любимого папеньки, Мария вздохнула с облегчением. Наконец-то она одна и спокойно может подумать обо всем, что приключилось с ней накануне. Только сейчас в убаюкивающей тишине своей комнаты она почувствовала  страшную усталость. Мария присела на софу, в изнеможении откинулась на гору шелковых подушек  и прикрыла веки.  Перед ее глазами, как наяву,  вспыхивали и гасли картины сегодняшнего утра. Вот она одна мчится верхом, крепко натянув поводья. Ветер обдувает ее разгоряченные щеки, ветки деревьев  то и дело хлещут по лицу, но она почти не замечает этих хлестких ударов. Она упивается непередаваемым ощущением бешенной езды, наслаждается силой и упругостью своего молодого гибкого тела,  возможностью лететь во весь отпор наобум,  куда глаза глядят, позабыв про все на свете. И нет рядом никого,  кто мог бы воспрепятствовать ей в ее любом, самом сумасбродном желании.  Вот это и есть счастье, вот это и есть настоящая  свобода. Мария приподнялась на локтях, почувствовав потребность встать. Усталость ее, как рукой сняло. Прикоснувшись мыслями к своей утренней прогулке по лесу, она будто живой воды пригубила. Ее всю, с ног до головы, вдруг охватила жажда деятельности. Мария  вскочила на ноги, даже не понимая еще того, что она сделает в следующую секунду. Просто ее  тело просило движений и она повиновалось его страстному призыву, не рассуждая и не  задумываясь о том, как она удовлетворит эту внезапно возникшую потребность.

Мария бросилась к двери, откинула задвижку и выглянула в коридор. Там никого не было. Пустота равнодушного пространства, навалившегося на нее своим безразличием, нарушалась мерным тиканьем часов, висевшим на стене между двух окон, выходивших в сад. Взгляд ее проник сквозь стекло в гущу раскидистых деревьев, росших под окнами, устремился вдаль, за пределы вековых лип, окаймляющих сад, и служащих границей их имения и имения их соседей помещиков Ланских,  отпрыска которых она внезапно повстречала сегодня во время утренней прогулки. Перед внутренним взором Марии живо встал образ ее нового знакомого. Мария задумалась, вспоминая гвардейца. Настроение ее вмиг переменилось, жажда деятельности сменилась другой жаждой.

Мария вернулась в комнату и нерешительно подошла  к зеркалу. Ей  вдруг захотелось узнать достаточно ли хороша она, может ли она быть интересна таким мужчинам, как этот гвардеец? До сих пор она об этом никогда особенно не задумывалась, считая себя пусть не красавицей, но вполне симпатичной девушкой. Ей этого было вполне достаточно знать о себе. Но сейчас,  в сию минуту, она почувствовала недостаток этого знания, ей захотелось большего,  захотелось  иметь доказательство своей красоты.   С волнением и трепетом Мария  остановилась перед зеркалом. Она впилась в свое отражение испытывающим взглядом. Из холодной невозмутимости стекла на нее смотрела довольно миловидная девушка семнадцати лет отроду с густой копной рыжих волос на голове.  Нежно очерченный рот и огромные  сияющие  зеленые глаза  доминировали на ее лице, завораживали, притягивали взгляд, оставляя в тени все остальное. Но, как только спадало первое впечатление, на поверхность лица всплывали другие  его подробности, которые решительно не нравились Марии. Слишком волевой подбородок лишал ее облик мягкости и женственности салонных великосветских красавиц. А чуть вздернутый носик и широкие скулы с густым румянцем делали ее похожей на простолюдинку, на ее сводную сестру Лизу, рожденную крепостной девкой от ее папеньки.

Девка та умерла при родах, благополучно разрешившись девочкой. Мать Марии не вынесла такого вероломства своего мужа, слегла с нервной горячкой и вскорости умерла, оставив на  руках у мужа две малолетних девочки.

Петр Гаврилович немного погоревал от этой потери, но быстро утешился, взяв себе в сожительницы  их ключницу Агафью.  Что касается незаконной дочери, то он принял решение оставить девочку в своем доме и воспитывать, как свою собственную родную дочь. Девочку  нарекли Лизой, приставили к ней кормилицу и няньку, а когда малышка подросла ее вместе с Марией, благо они были погодки, отдали в обучение разным премудростям специально нанятому учителю. Папенька не поскупился и для этой цели выписал из самой Франции образованного во всех отношениях француза Жана. Он обучал девочек не только грамоте и разным наукам, но и игре на фортепиано, танцам и даже давал им уроки фехтования. Лиза эти уроки брать отказалась, а вот Мария оказалась способной ученицей и отдавалась фехтованию  со всей страстью своей натуры, на которую только была способна. Удивленный француз не ожидал такой прыти от своей ученицы и уже через  год уроков вынужден был признать, что Мария владеет шпагой даже лучше, чем он сам.

Между тем, девочки росли и с каждым годом становились все более и более похожими внешне. Обе  они были породой в отца и при беглом знакомстве, казались  совершенно на одно лицо. Единственное, что различало их, так это то, что Лиза была пониже ростом и поплотнее фигурой. Но это различие легко скрывалось одеждой и, когда Лиза одевала туфли на каблуке, а Мария оставалась без каблуков, их с трудом различал даже их собственный отец. Мария любила похулиганить и часто подговаривала сестру одеться так, чтобы никто в доме не мог различить их. Петр Гаврилович сердился, делал нагоняй дочерям и заставлял их соблюдать строгие рекомендации в одежде. Одевать только разные платья, и носить туфли только без каблуков. Но для свободолюбивой Марии нарушение этого  запрета стало любимой дерзостью, к которой она прибегала, когда хотела досадить папеньке. Мария с грустью констатировала тот факт, что в последнее время, папенька стал подавать все более и больше поводов к такому ее поведению, становясь с каждым днем все более невыносимым. Вот и сейчас, вспоминая свой давешний разговор с отцом, в душе ее поднималась буря негодования и если бы не назойливое желание выяснить насколько же она хороша собой, она пошла бы и что-нибудь отчебучила прямо сейчас. Но это потом. А пока… Мария задумчиво глядела в зеркало на свое лицо и то, что она там видела нравилось с каждой секундой ей все меньше и меньше. Нет, это просто не выносимо! В отчаянии Марии отвернулась от зеркала, беспомощно оглядываясь по сторонам. На глаза ей попался колокольчик, один звонок которого служил сигналом того, что она хочет видеть Лизу. Мария схватила колокольчик в руки и требовательно зазвонила.