Потерявший смысл.

Глава 3.

Проснувшись на следующее утро, Питер всерьез подумал о том, чтобы остаться на чердаке и не выходить отсюда весь день. Он делал это и раньше, в те дни, когда ему хотелось, чтобы вся его жизнь просто исчезла и ему никогда больше не пришлось бы просыпаться. Большая часть этих дней прошла вскоре после инцидента с Сефтисом, когда он в который раз обдумывал все случившееся и приходил к согласию с последствиями своего решения.

Первые несколько месяцев после возвращения Питер катался на американских горках, испытывая гнев, страх и отчаяние. В один день он будет кипеть от безумия из-за того, что произошло, злясь на Сефтиса и весь мир за то, что он потерял; в следующий день он будет кричать сквозь закрытый рот, пытаясь сдержать жгучее горе от того, что весь его мир был разорван на части; он разрушил больше кирпичных стен, чем мог сосчитать.

На долю секунды, на самое короткое мгновение он подумал о том, чтобы найти Тони, или Капитана Америку, или кого-нибудь из Мстителей; он подумал, что, может быть, если бы он усадил их и объяснил им все, если бы он запустил пальцы в волосы и закричал так громко, как только сможет, может быть, просто возможно, они смогли бы найти способ повернуть все вспять; что они могли бы махать руками с необъяснимой магией и удачей, которые всегда, казалось, следовали за ними, и тогда, может быть, только может быть, он сможет вернуть свою жизнь; он мог бы проснуться, и все это оказалось бы просто страшным, ужасно-страшным сном.

Но дни шли, и ничего не происходило. Не было Мстителя, упавшего с небес; не было тети Мэй или дяди Бена, которые могли бы обнять его; не было никого, кто мог бы протянуть руку и спасти его от этого ужаса, который он теперь называл своей жизнью.

А потом появился Человек-Паук.

Первые несколько месяцев Питер с трудом вспоминал, что у него больше нет ни костюма, ни веб-шутеров. Однажды он услышал крик о помощи и инстинктивно побежал. Он спрыгнул со здания и прицелился, прижав пальцы к пустому месту, которое когда-то занимали его веб-шутеры. Но к тому времени, когда он вспомнил, что их там нет, было уже слишком поздно, и Питер упал с десятого этажа на землю, приземлившись на крышу автомобиля и оставив за собой огромную вмятину.

Он думал о том, чтобы начать все сначала, как Человек-Паук. Он думал о том, чтобы попытаться найти ингредиенты, из которых смог бы сделать все свои паутины и стрелялки с нуля, как и в самом начале. Но у него не было точно такого же доступа, который был раньше, когда он жил в относительном уединении с тетей Мэй и мог стащить различные химические вещества из научного кабинета. Кроме того, даже если он сможет получить все, что ему нужно, и каким-то образом физически снова сможет стать Человеком-пауком, это будет слишком рискованно. Он не хотел привлекать внимание народа и властей. Или еще хуже – Мстителей.

В конце концов, все, чего он действительно хотел, это чтобы его оставили в покое.

Осознание того, что он теперь не только потерял своих друзей, семью и жизнь, но и свою способность быть Человеком-Пауком, поразило его неожиданно сильно. Это был последний, нокаутирующий удар в лицо после того, как его ужасно и отвратительно избили.

Следующие два месяца он провел, дрейфуя по городу, спал рядом с мусорными контейнерами и под навесами магазинов, прежде чем его грубо прогнали в шесть утра, когда на работу пришел персонал.

Это заняло у него некоторое время, но в конце концов Питер нашел какое-то подобие еды, которую он мог регулярно употреблять. Первым и самым распространенным вариантом было, конечно же, погружение в мусорные баки. Большая часть его еды была найдена там, и, если он был достаточно храбр, в ближайших жилых мусорных баках тоже. Он никогда не представлял себе, что будет рыться в чужих мусорных мешках в поисках брошенной ими еды, но, учитывая, что это либо так, либо никак, Питер предпочитал первое.

Второй вариант – воровство. Питер никогда в жизни не думал, что однажды он будет воровать из магазинов и продуктовых ларьков, чтобы поесть; он никогда не думал, что когда-нибудь будет воровать, и точка. Но трудно было следовать моральному принципу, когда его желудок буквально поедал сам себя от голода.

Последним вариантом, который нашел Питер, был Джулиан.

Джулиан был совладельцем небольшого ресторанчика всего в трех кварталах от чердака Питера. Однажды утром он вышел выбросить остатки вчерашнего мусора и застал Питера за тем, как тот рылся в мусорном баке. Питер думал, что Джулиан будет кричать, ругаться и угрожать вызвать полицию, как и все остальные. Сначала Джулиан крикнул ему, чтобы он вылезал из мусорного бака и убирался восвояси, но когда он наконец увидел лицо Питера, гнев его смягчился, и на лице мужчины появилось странное, непонятное выражение.

Питер не хотел оставаться, чтобы выяснить, что это за взгляд, но когда он попытался уйти, Джулиан остановил его. Затем он достал несколько коробок с остатками еды и протянул их ему.

Питер попытался сказать «нет», что он просто хочет уйти, но Джулиан настоял, и вскоре Питер обнаружил, что у мужчины есть еще три коробки еды и инструкции к тому, что Питеру нужно уйти, прежде чем «босс придет и надерет тебе – и мне – задницу».

Питер старался оставить Джулиана и его щедрость в покое, но с течением времени, когда мусорные баки и урны ничего не предлагали и ему больше некуда было идти, он обнаружил, что Джулиан выносит мусор каждый вечер примерно в одно и то же время, и, если повезет, то мужчина увидит его, пожалеет и даст поесть.

Через четыре месяца Питер нашел чердак, и после того, как он нашел изношенный матрас в мусорном контейнере – серьезно, количество вещей, которые люди выбрасывали, было нереальным – жизнь вошла в небольшую, но довольно стабильную рутину. Он нашел одеяла – которые стирал в бухте больше часа – и был готов. Жизнь уже не та, что прежде, но, по крайней мере, он больше не спит на улице, замерзший и голодный.

Нет, жизнь определенно не была такой, как прежде. Но это была вся его жизнь.

***

Спрыгнув с мусорного контейнера, Питер вытащил из упаковки остатки хлеба и откусил кусочек. Тщательно пережевывая сухую пищу, он направился обратно на улицу, лениво размышляя, чем бы ему заняться сегодня.

Старик Дэн должен был быть внизу в переулке возле Мэйна, но вряд ли у него было что-то хорошее, чтобы продать. Не говоря уже о том, что в последний раз, когда Питер пытался торговаться с ним, он потерял и часы, которые нашел, и два доллара. Нет, он предпочел бы не подставляться сегодня, спасибо.

Питер остановился на углу улицы, ожидая вместе с дюжиной других пешеходов появления белого человека на дорожном знаке. Хотя они были несколько прижаты друг к другу, Питер чувствовал небольшое расстояние, которое они держали между собой и ним; вероятно, никто этого не замечал, но с его обостренными чувствами намерение было очевидным. Впрочем, ничего страшного: четыре, черт возьми, да даже два года назад он поступил бы точно так же. Кроме того, он не мог их винить; с его испачканной курткой, рваными джинсами и запахом, он точно не казался самым приветливым из людей. А еще он был подростком – этого нельзя было забывать.

Хотя иногда это было слишком просто.

Люди начали двигаться, и Питер медленно пошел вместе с ними. В конце концов группа разошлась, когда они прибыли на другую сторону, каждый пошел своей дорогой, а Питер смешался с новой толпой.

Он продолжал идти еще час совершенно бесцельно, останавливаясь лишь раз или два, чтобы кивнуть головой или поздороваться с одним из парней, попрошайничающих на углах улиц или сидящих вдоль края зданий. Они отвечали кратким признанием, после чего продолжали свое дело.

Желудок Питера внезапно болезненно скрутило, и он остановился. Кто-то толкнул его в спину, и он услышал ехидное замечание, когда этот человек проходил мимо, но не стал вслушиваться. Подняв глаза, он понял, что стоит перед булочной. Его запах доносился через дверь, когда она открывалась и закрывалась, наполняя Питера настолько болезненно-знакомы чувством, что это было даже хуже, чем голод.

Потому что он помнил. Он помнил, как утром первым делом съедал печенье и булочки; он помнил, как родители водили его в местную пекарню, и он смотрел на каждый товар, выставленный на витрине на всеобщее обозрение, широко раскрыв глаза и рот, желая иметь все до единого. Он помнил, как кто-то другой засовывал рогалик в тостер, и его запах просачивался под дверь в его комнату, а когда он выходил, тетя Мэй...

Нет. Нет, он не думал об этом. Он не хотел думать об этом, ему не нужно было думать об этом. Только не после инцидента, который произошел месяц назад. Мэй продолжала жить своей жизнью, а ему давно пора начать жить своей.

Глядя в окно, Питер увидел, как мужчина протянул кассиру пару долларовых купюр в обмен на полный бумажный пакет, затем повернулся и вышел. Мать, тащившая за собой маленького ребенка, была следующей; быстро приложила карточку к автомату и вручила сыну рогалик, а затем тоже повернулась и ушла. Сын – ему, наверное, всего лет шесть – откусил кусочек и несколько мгновений грыз его, а потом поднял глаза и поймал взгляд Питера. Мальчик широко улыбнулся и помахал рукой. Удивленный, Питер помедлил, задумавшись на мгновение, прежде чем поднять руку и слегка помахать в ответ.

Это движение, однако, привлекло внимание матери. Она посмотрела вниз на сына, потом на Питера, и лицо ее похолодело. Она грубо потащила сына за собой, вывела его за дверь и быстро исчезла на улице.

Питер долго смотрел им вслед, потом его рука наконец опустилась, и он двинулся дальше.

***

По мере того, как проходили часы, ясное небо начало заволакивать тучами, холод пронизывал воздух, и облака становились серыми от угрозы дождя.

Было уже далеко за полдень, после нескольких часов бесконечной ходьбы, когда Питер начал обращать больше внимания на окружающую обстановку. Он шел на автопилоте, двигаясь так же, как двигались другие. Это была некая игра, в которую он иногда играл, позволяя себе заблудиться и посмотреть, какие новые пути он сможет найти, чтобы вернуться домой. На этот раз, однако, дороги выглядели до жути знакомыми.

Питер нахмурился, недоумевая, где он находится. За последние почти два года он много раз бродил по разным улицам и извилистым дорогам, но не думал, что когда-нибудь ходил по этой. И все же...

Внезапно его осенило, и, вздрогнув, он понял, что ноги сами понесли его не куда-нибудь, а на окраину района, где находилась его старая школа.

Питер долго смотрел на улицу, не в силах пошевелиться.

... а должен ли он?

У него было миллион причин, по которым он не должен был этого делать. Ему нужно было преодолеть свое прошлое, ему нужно было забыть его, ему нужно было двигаться дальше.

... может быть, взглянуть всего на чуть-чуть. Просто посмотреть, кто остался. Просто посмотреть, не изменилось ли что-нибудь.

Он остановился возле забора, не желая заходить на территорию школы. Хотя он был не так плох, как некоторые бездомные, все же было довольно очевидно, что он не был обычным школьником, по крайней мере, не школьником средней школы Мидтауна.

Оглядевшись, Питер увидел нескольких студентов, которые шли в главный зал и из него, некоторые двигались медленно, а другие явно спешили. Был уже поздний час, и все присутствующие были заняты своими внешкольными делами. Питер вспомнил, что он тоже так делал, еще до того, как стал подростком, до того, как стал Человеком-Пауком. Еще до этого. Он был так увлечен своим научным клубом, где познакомился с Нэдом, и даже попробовал себя в хоре, когда один из учителей однажды поймал его за пением и сказал, что он очень хорош.

Но потом его укусил паук, и все изменилось. Научный клуб, хор, оценки – все это больше не имело значения. Потому что у него было более важное дело – у него была более великая цель. Высшая цель. Ему был дан дар, способность помогать другим, спасать их, защищать всех и тех, о ком он заботился, когда они не могли защитить себя.

Он до сих пор помнил слова своего дяди, сказанные после того, как он однажды подрался, они настолько глубоко врезались в его память, словно клеймо на коже: «Питер... то, что ты можешь кого-то и****ь, не дает тебе на это права. Помни – с великой силой приходит великая ответственность».

В то время он проигнорировал его, отбросил слова дяди, сказав только: «Да, да, неважно» — и убежал в класс.

Вскоре после этого он получил укус, а потом дядя Бен умер; и теперь он понимал эти слова больше, чем, возможно, он – или даже его дядя Бен – когда-либо хотел. Потому что он был прав. Его дядя был прав, и теперь последствия этой силы, этой ответственности давили на него, как Атлас и весь мир. И как Атлас, Питер знал, что у него нет другого выбора, кроме как терпеть это. Потому что если бы он этого не сделал, все было бы напрасно...

Его чутье вспыхнуло в последнюю секунду, и он попытался двинуться с места, но был так рассеян и потерян в своих мыслях, что движение произошло слишком поздно, и что-то внезапно врезалось ему в бок, заставив кувыркнуться на землю. Тяжелый груз упал на него сверху, едва не выбив из него дух.

— О боже, о боже, мне так жаль! Мне так жаль, я не хотел врезаться в тебя! Я просто... я просто спешу, я опаздываю на занятия, и я просто... я просто... Вот, позволь мне помочь тебе встать, — чья-то рука схватила его за локоть и попыталась поднять. — Меня зовут Нэд... Нэд Лидс, и мне очень, очень жаль, мистер...

Подняв глаза, Питер увидел, что Нэд смотрит поверх него, и его лицо исказилось смесью вины и беспокойства из-за того, что он сбил Питера. Нэд снова попытался схватить Питера под мышку и поднять его, но положение было слишком неудобным, и он просто упал на землю. Наконец им удалось освободиться друг от друга, и Питер смог встать на ноги.

Глаза в глаза, Нэд все еще извинялся со скоростью мили в минуту.

— Мне так, так жаль! Я сделал тебе больно? Ты ранен? Я могу... у меня немного денег, но если тебе нужно обратиться к врачу, у меня есть десять баксов...

Он долго смотрел на Нэда, не в силах поверить своим глазам, прежде чем сообразил, что должен заговорить. Наконец обретя дар речи, Питер сказал:

— Нет, все в порядке. Я в порядке. Ты не причинил мне вреда, я... Я в порядке, — его голос был хриплым и сухим, слова давались с трудом. Нэд вздохнул с облегчением.

— О, хорошо, потому что мне действительно нужны эти деньги на ужин. Кроме того, я не уверен, что десять баксов пойдут очень далеко в больнице, верно? — он усмехнулся, но смех затих, а Питер промолчал.

Нэд оглянулся на школу, потом на Питера, слегка нахмурившись. Многочисленные вопросы последовали один за другим.

— Эй, ты что, студент? Ты ходишь в эту школу? В каких классах ты учишься? У вас есть Мистер Коннорс по физике, или... — Нед внезапно ахнул, его глаза расширились. — Или ты... соперник? Вы из Форест-Хилла? Потому что если ты здесь, чтобы шпионить за нами, клянусь – я ничего не отдам! Мой рот на замке! Вы можете запереть меня в комнате и пытать, если хотите, но я не скажу вам, когда мы будем тренироваться в субботу днем, или если мы планируем попробовать взять кубок в этом году, или если это просто то, что мы говорим как приманка, и что мы на самом деле должны сделать, так это просто сосредоточиться на восстановлении, и...

Питер слегка поморщился, и Нэд немедленно замолчал.

— О боже, прости, я сболтнул чего-то лишнего? Мне кажется, я брежу. Я иногда начинаю болтать про все подряд, когда начинаю говорить. Я просто продолжаю идти и идти, и иногда трудно понять, когда остановиться, и...

— Нет, не беспокойся об этом, — быстро сказал Питер.

Нэд мгновение смотрел на него, потом с любопытством склонил голову набок.

— Значит, ты не ходишь в эту школу? — спросил он.

Питер с минуту смотрел на Нэда, потом сглотнул.

— Э-э, нет, — тихо сказал он. — Я не... я не хожу в эту школу... больше, — последнее слово было оговоркой – рассеянная мысль, остатки желания заявить какие-то права на эту школу, которая когда-то принадлежала ему, напомнить себе, что он когда-то принадлежал этой школе, а она – ему.

Вот только ему не следовало говорить этого вслух.

Глаза Нэда расширились.

— Ого, так ты все-таки ходил в эту школу? Когда ты был здесь? Я думал, мы с тобой ровесники, но ты, должно быть, намного старше! Сколько тебе лет? Ты закончил школу? Я заканчиваю школу в этом году, и...

— Нет, — перебил его Питер, мысленно проклиная себя. Он был таким идиотом. — Я... я не закончил школу. Я был здесь очень... очень давно.

Нэд моргнул.

— О. Ты переехал? Ты просто возвращаешься, чтобы навестить кого-то? У тебя здесь было много друзей? Может, это кто-то из моих знакомых?

Питер моргнул, пытаясь угнаться за нескончаемым потоком слов Нэда. Как ему удавалось делать это так легко раньше?

— Гм, д-да, — пробормотал он. — Да, я... в конце концов... переехал. Я был в этом районе, вот и подумал... Я думал, что зайду к кому-то в гости.

— О, — весело сказал Нэд. — Ну, это круто! Эй, я бы остался и поговорил, но мне нужно идти в класс – клянусь, Оуэнс убьет меня, если я снова опоздаю. Но эй! Мы должны как-нибудь потусоваться! Ты выглядишь довольно круто! Ты придешь завтра снова? Я закончу занятия к трем, так что, может быть, мы могли бы собраться вместе и поиграть в какие-нибудь игры «Звездные войны» или... — часы Неда издали писк, и его глаза расширились. — Вот черт! Вот черт, мне пора идти, — он развернулся и побежал, но быстро повернул голову назад, помахав рукой. — Увидимся позже!

Нэд уже дошел до ворот, когда вдруг остановился.

— Подожди, — крикнул он, оборачиваясь. — Как тебя зовут?

Но Питер уже ушел.

Нэд моргнул, уставившись на пустое место на мгновение, прежде чем оглянуться. Куда, черт возьми, делся этот парень? Разве он не был просто...

Сбитый с толку и немного рассеянный, он еще несколько мгновений смотрел на пустой тротуар, прежде чем, наконец, повернулся и направился в школу.

***

Он не должен был этого делать. Это было плохое решение. Почему в последнее время он принимает так много плохих решений? Сначала Мэй, теперь Нэд. Ему следовало просто держаться подальше, никогда не позволять себе забредать так далеко от центра города. Ему не следовало позволять себе возвращаться в школу. Он так хорошо справлялся, он дошел до того, что мысли о Нэде, школе и жизни, которую он оставил позади, причиняли просто боль, как тупая боль в груди, а не как болезненная, жалящая рана, которая только что открылась.

Питер резко свернул в переулок, крепко обхватив себя руками за плечи, пытаясь исчезнуть и убежать от этого глупого, идиотского мира, от всего и всех в нем.

Первые капли дождя упали ему на голову, и в небе прогремел раскат грома. Питер поднял голову и посмотрел на дорогу, которая должна была привести его домой. Однако он почувствовал толчок – предчувствие – толчок в животе, который не оставлял его в покое. Это заставляло его идти дальше по переулку, неизвестно куда. Его чувства шептали, что он нужен; затылок покалывало, что кто-то попал в беду, что кто-то нуждается в помощи.

Вот только он больше не прислушивался к этим предчувствиям. Эти побуждения, намеки и шепот на задворках его разума только и делали, что доставляли ему неприятности. Они только сделают его жизнь еще хуже, чем она уже была.

Хотя, на самом деле, он достаточно хорошо справлялся с этим самостоятельно.

Он долго, очень долго и молча смотрел в переулок. Наконец он повернулся и направился обратно на улицу.

***

Дождь непрерывно падал на землю, разбрызгиваясь по ногам Питера.

Он сидел, съежившись, под нишей старой канализационной трубы, которая, к счастью, была давно перекрыта. Он не успел вернуться на чердак до того, как начался настоящий ливень, так что оставалось либо идти под дождем еще час, либо найти какое-нибудь укрытие и переждать его.

Ему было некуда идти и он решил подождать.

«Ну вот, — подумал Питер, — прошло уже почти два года, а все по-прежнему. Ничего не изменилось. Ну и что теперь? Я не смогу найти настоящую работу, пока мне не исполнится восемнадцать. Я не могу пойти в полицию и попросить о помощи – они просто отправят меня в приемную семью и покончат с этим. У меня действительно нет иного выбора, кроме как ждать до своего дня рождения. Но до этого еще четыре месяца...»

Причина, по которой он не мог обратиться к властям или найти настоящую работу, заключалась в том, что он уже пытался это сделать. Он пошел в полицию через две недели после того, как все это случилось, думая, что они как-то помогут ему – разве это не их работа? Он не знал точно, что они будут делать, но ему было семнадцать лет, и когда ему говорили, что они должны помочь, то заставляли думать, что они действительно помогут.

Питер думал, что когда Сефтис стер воспоминания каждого, он, по сути, стер все свое существование. Он вполне мог бы это сделать, чего бы это ни стоило. Но когда он вошел в полицейский участок, поговорил с одним из помощников шерифа и назвал свое имя, тот, не зная его, сделал проверку. И, к удивлению Питера, у него были настоящие записи.

Поначалу он испытал сильное потрясение, сердце его бешено заколотилось, когда он понял, что не совсем забыт, что в мире еще остались какие-то его следы.

///

— Вы сказали, Питер Паркер? — спросил помощник шерифа.

Питер кивнул.

Полицейский – Брайан, как значилось на бирке – снова посмотрел в свой компьютер, и на его лице внезапно появилось нечитаемое выражение.

— У вас случайно нет при себе никаких документов?

Нет, он оставил свой студенческий билет и лицензию ученика в куче одежды в рюкзаке, которые он оставил позади мусорного контейнера, прежде чем пошел сражаться с Сефтисом. Все, что у него было – это старая футболка большого размера и пара штанов, которые он взял из приюта для бездомных, и нижнее белье, которое он носил с тех пор, как проснулся один в переулке.

— Нет, — ответил он. — Я не... У меня нет ничего подобного. Это... это очень важно?

Помощник шерифа бросил на него взгляд, ясно говоривший: «нет конечно», и Питер отшатнулся. Может быть, ему все-таки не следовало сюда приходить.

— Личная идентификация очень важна, — пояснил Брайан, — но люди нередко ее теряют. Особенно если их ограбили или... что-то в этом роде, — помощник шерифа смотрел на него тяжелым взглядом, от которого у Питера волосы на затылке медленно вставали дыбом, а чувства шептали ему, что он что-то упускает. Но чего тут было упускать?

На мгновение воцарилось молчание, затем Брайан со вздохом продолжил:

— Так ты все еще утверждаешь, что ты Питер Паркер?

Питер нахмурился, в замешательстве глядя на мужчину.

— Да, — медленно произнес он. — Вот кто я такой. Питер. Я Питер Паркер. Это... это я, — по какой-то причине было важно сказать это. Как будто сказанное вслух подтвердило, что он здесь, подтвердило, что он все еще здесь. Что он все еще существует.

Мужчина притворно вздохнул и повернулся к компьютеру, бросив на Питера последний взгляд.

— Присаживайтесь.

И Питер сел.

Прошло пять минут, потом десять, потом двадцать. В конце концов мужчина подозвал другого полицейского, и они оба уставились в экран; их шепот легко уловили уши Питера:

— Ты действительно думаешь, что это он?

— Да, похоже на то.

— Но это невозможно! Сколько из них возвращались после такой долгой пропажи?

— Не много.

Оба посмотрели на Питера, и Питер съежился на своем сиденье. О чем они говорили?

Незнакомый полицейский хлопнул Брайана по спине, и тот встал, после чего двое мужчин исчезли в коридоре и потом в комнате, закрыв за собой дверь. Питер уставился на дверь, его уши подергивались, когда он прислушивался к каждому слову.

— Это очень странно, Джефф! Парень просто заходит с улицы, очевидно бездомный, и говорит, что он тот самый Питер Паркер! У него нет никаких документов, совершенно ничего. Я иду искать его и, черт возьми, конечно же там есть настоящие записи о нем! База данных говорит, что он родился именно тогда и там, где он сказал, и что он ходил в школу в Квинсе. Последние известные записи говорят, что он посещал среднюю школу до четырнадцати лет.

— И что же? Куда он пошел после этого?

— В том-то и дело, что после этого записи прекращаются. Больше на нем ничего нет. Как будто он просто исчез. После этого он буквально нигде в системе не появляется.

— Кто-нибудь подал заявление о пропаже человека? Это пропавший ребенок, которого мы только что нашли?

— Нет, ничего такого. Я искал в базах данных по всей стране. Черт возьми, даже в Канаде. Там ничего нет. Его никто не ищет.

На несколько мгновений воцарилась тишина, а потом Джефф сказал:

— Значит, этот парень просто исчез с лица земли, а теперь он снова вернулся? — спросил второй полицейский. — Я не знаю, как это сделать. Это более чем странно, Брайан. Где его родители? Кто его опекун?

— Компьютер говорит, что его родители умерли десять лет назад; его нынешний опекун – Мэй Паркер, говорит, что это его тетя.

— У тебя есть ее номер телефона? Мы должны позвонить ей, подтвердить, что это ее племянник и что он действительно пропал без вести в течение последних трех лет. Мы должны поговорить с ней, спросить, где он был.

Питер дернулся, стиснув зубы.

Нет, нет. Он ни за что не собирался делать этого. Он отчетливо помнил голос Сефтиса, который советовал ему не связываться ни с кем из тех, кого он когда-то знал. Если бы он связался с ними, если бы подошел слишком близко, то все это было бы напрасно. И появление на пороге дома тети Мэй с копами, говорящими ей, что он ее племянник, было бы полной противоположностью этой цели.

— А что, если это она от него избавилась, а? Что, если причина, по которой нет сообщений о пропавших людях, заключается в том, что она хотела, чтобы он ушел? Это уже не в первый раз, Брайан. Если это так, то нам придется найти временную опеку над ним, пока мы не сможем поместить его в приемную семью. У него не будет выбора, пока ему не исполнится восемнадцать.

И это определенно было не правдой. Ни в коем случае. Он не хотел, чтобы у Мэй были неприятности с полицией, не хотел, чтобы ее допрашивали из-за кого-то, о чьем существовании она даже не подозревала, и уж тем более из-за того, кто называл себя ее племянником. И он не знал толком, что такое приемная семья, но он знал достаточно, чтобы понять, что ни за что на свете не захочет даже приближаться к ней. Он предпочел бы рискнуть и жить на улице.

Питер слышал, как мужчины продолжали разговаривать, но знал, что рано или поздно они вернутся. Пора было уходить. Питер встал, подошел к двери и вышел.

///

«— У него не будет выбора, пока ему не исполнится восемнадцать...»

Эти слова снова и снова звучали в голове Питера в течение последних двадцати месяцев, как кнут на спине и пряник на палке. Теперь он знал, что если он когда-нибудь попытается вернуться в систему правительства, будь то работа или попытка начать новую жизнь любым способом, связанным с правовой системой, они откажут ему в свободе действий. И, скорее всего, они попытаются взять его под опеку, которой он очень не хотел.

Так что, пока ему не исполнилось восемнадцать, он был в тупике. Он застрял, живя на чердаке и прячась под дренажными трубами; застрял в поисках пищи и попрошайничестве у незнакомцев. Он застрял здесь, без возможности построить новую жизнь, без возможности двигаться вперед.

Но как только ему исполнится восемнадцать... тогда он будет свободен. Он сможет идти, куда захочет, делать все, что захочет, быть кем захочет – и никто не сможет его остановить. Он уже давно думал об этом и решил, что в тот день, когда наступит его день рождения, он соберет все деньги, которые ему удалось найти и накопить, и купит билет в один конец куда-нибудь далеко. Он подумал, что, может быть, Висконсин или штат Вашингтон, или где-нибудь на Среднем Западе. Лишь бы подальше от Нью-Йорка, только бы подальше отсюда.

Шли часы, а дождь все лил и лил. Свернувшись калачиком и прижавшись головой к решетке, Питер закрыл глаза и заснул.