Потерявший смысл.

Глава 6.

Он медленно проснулся. Интересно, какой сегодня день и не опаздывает ли он в школу? Обычно его будил будильник, и если он не срабатывал – а это случалось нечасто – то приходила тетя Мэй, стучала несколько раз, прежде чем открыть дверь, и говорила ему, чтобы он вставал с кровати и шел в школу. Если он встанет в этот момент, то получит горячую овсянку и горку коричневого сахара с соком. Если он спал еще двадцать минут, то получал кусок тоста и выпихивание за дверь – но не без поцелуя в щеку, конечно.

Интересно, что будет сегодня? Если бы это был только первый звонок для пробуждения, то...

Именно покалывание в коже, сопровождаемое отчетливым гудением множества компьютеров, предупредило его о том, что что-то не так.

Питер несколько раз моргнул, прежде чем ему, наконец, удалось открыть глаза. Это заняло у него некоторое время, но в конце концов он понял, что смотрит в землю. И что земля была белой. Нахмурившись, он поднял голову, его глаза остановились на стекле в нескольких футах от него. Оглядевшись, Питер понял, что стекло окружает его сверху донизу. Он был заперт в ней. Кусочки недопонимания начали собираться в цельную картину.

Питер попытался пошевелить руками, но его что-то остановило. Он посмотрел вниз и увидел, что его удерживают металлические наручники, которые были прикреплены к его запястьям и ногам. Он чувствовал за спиной стену – холодную, как лед.

У него не было времени задавать вопросы о том, что происходит, так как его мысли были прерваны низким мелодичным голосом:

— Привет, Питер. Так приятно наконец-то получить удовольствие от твоей компании.

Питер моргнул и нахмурился, стараясь сфокусировать взгляд на расплывчатой фигуре за стеклом. Он моргнул еще несколько раз, прежде чем человек, наконец, приобрел различимые черты.

Он никогда раньше не видел этого человека, в этом он был уверен. Морщины на лице выдавали его возраст, хотя в каштановых волосах было лишь несколько седых прядей. Он выглядел так, словно только что встал с постели, накинул лабораторный халат и слегка пригладил волосы рукой. Тем не менее, его глаза были темными, а улыбка – широкой.

Рядом с ним стоял невысокий плотный человек в лабораторном халате с чуть съежившимся, хнычущим выражением лица. Глядя на него, Питер невольно подумал – как бы банально это ни звучало – что он смутно напоминает крысу. Он то и дело переводил взгляд с Питера на мужчину, крепко сжимая блокнот в одной руке и ручку в другой. Желудок Питера скрутило, игла беспокойства внезапно пронзила его тело.

Облизнув губы, Питер снова посмотрел на мужчину, стараясь говорить так, чтобы его голос не дрожал.

— Кто... кто ты? Чт... Где я?

Мужчина натянуто улыбнулся, как будто вопросы были ниже его достоинства, но он все равно должен был ответить.

— Мое имя не имеет значения. И я думаю, достаточно очевидно место, где ты находишься, мистер Паркер.

Голос прополз сквозь уши Питера на задворки его сознания, и он моргнул, затем нахмурился. Узнавание медленно овладевало им, пока слабый смех эхом отдавался в его ушах. Он уставился на мужчину, его брови медленно нахмурились.

— Ты... ты тот самый парень. Этот зеленый костюм, этот... гоблин.

Плотно сжатые губы мужчины растянулись в улыбке. Он направился к столу, заставленному компьютерами.

— Ты умный человек, мистер Паркер. Как я и предполагал, — он начал щелкать мышкой, и Питер попытался наклониться вперед, но экран был повернут от него, и он не мог видеть, что делает похититель.

— Что тебе от меня нужно? — спросил Питер. Он потянул за цепи вокруг своих запястий, и хотя они натянулись и заскрипели от его силы, но не освободили его. Человек-гоблин ничего не ответил.

Пока Питер наблюдал за ним, в его голове внезапно возник более важный вопрос. Вспышки воспоминаний о человеке, который хихикал и называл его Человеком-Пауком, пролетели у него в голове, и он вдруг понял, что теперь человек-гоблин зовет его настоящим именем – Питером Паркером

Он снова облизнул губы, глядя на мужчину широко раскрытыми глазами, и его язык внезапно озвучил свой вопрос, прежде чем он смог остановить его:

— Откуда... откуда ты знаешь, кто я?

Мужчина, наконец, закончил свою работу и поднял глаза с легкой улыбкой на лице, но он ничего не сказал.

Питер почувствовал, как напряглись его мышцы, и он потянул на себя путы; вопрос слишком резко и внезапно нуждался в ответе.

— Откуда ты меня знаешь?! — закричал он. — Скажи мне! Откуда ты знаешь, кто я?!

Маленький, похожий на крысу человек поспешил к компьютерам и сел, двигая руками, пока они не зависли над клавиатурой. Он держал их прямо над клавишами и смотрел вверх, выжидая.

Паучье чутье Питера снова дало знать о себе покалыванием в затылке, постепенно пробираясь вниз по спине. Что-то происходило, он чувствовал это, но не знал, что именно.

Гоблин двинулся вперед, пока не оказался по другую сторону стекла. Он посмотрел на Питера с улыбкой. Питер уставился на него, все еще пытаясь понять, что, черт возьми, происходит. Гоблин продолжал улыбаться, хотя улыбка так и не коснулась его глаз.

— Ты очень важный человек, Питер Паркер. Таких, как ты, нелегко забыть, — его глаза мужчины потемнели, а улыбка стала чуть шире. — Ну, может быть, это не совсем так... — он повернулся и пошел обратно к столу, прервав Питера прежде, чем тот успел заговорить. — У тебя есть то, что мне нужно, мистер Паркер. И я планирую взять это сейчас.

Питер нахмурился, его брови сошлись на переносице, когда он попытался сообразить, о чем, черт возьми, мог говорить этот человек. Он смотрел, как Гоблин склонился над плечом своего помощника, пристально вглядываясь в компьютер.

— Ч-что? — спросил Питер. — Ты хочешь... тебе нужны мои силы? — это было единственное, о чем он мог думать, и единственное, чего мог желать человек-гоблин. — Ты хочешь Человека-Паука?

При этих словах мужчина поднял голову и с любопытством поднял брови.

— Твои способности Человека-Паука? — повторил он. Он помолчал немного, прежде чем продолжить. — Ну да, я полагаю, что об этом стоит подумать. Супер-сила, обостренные чувства, способность лазить по стенам. Они могут оказаться полезными. Мы не можем воспроизвести паука, который укусил тебя, и мы так и не смогли найти его. Возможно, в будущем мы сможем организовать пробное испытание... — мужчина замолчал и снова повернулся к компьютеру.

Питер уставился на него, на его лице отразилось замешательство. Но это было единственное, что у него было; в нем не было ничего другого, чего они могли бы хотеть. Если не считать его способностей Человека-Паука, он был всего лишь Питером Паркером. Он был просто еще одним человеком. Он был никем.

После нескольких минут молчания человек-гоблин выпрямился и повернулся, глядя на Питера.

— Я оставляю тебя на попечение доктора Стромма, — сказал он. — Он подготовит тебя к сегодняшнему вечеру. Тогда увидимся, мистер Паркер, — с этими словами мужчина вышел из комнаты, оставив Питера наедине с другим «доктором».

В комнате воцарилась тишина, единственным звуком было щелканье клавиатуры.

Питер не знал, что и думать. Он чувствовал себя так, словно его ударило приливной волной, отбросило на миллион миль в сторону и закружило все быстрее, быстрее и быстрее, не зная, где он и куда направляется, а потом вдруг выбросило обратно в воздух и на землю, которую он совсем не узнавал.

Эти люди знали, кто он такой. Они не сказали ему, как и что они хотят от него, но они знали, кто он такой.

Они знали, кто он такой.

Не только как Питер Паркер, чьи записи о существовании все еще были погребены где-то в проводах и облаках, но и как Человек-Паук, чьи записи о существовании вообще не должны были существовать. Питер уже однажды пытался найти видео с ним на YouTube: все, что он получил, было несметное количество видео от людей, преследующих и убегающих от пауков, до людей, одетых на Хеллоуин как тарантулы и черные вдовы. Но ни малейшего намека на красно-синего, опутанного паутиной линчевателя.

Но эти люди – кем бы они ни были – знали, кто такой Человек-Паук. Они знали, кто он такой. И они знали, что именно он был Человеком-Пауком.

От осознания этого у него скрутило живот и остановилось сердце, отчего по телу прокатилась волна тошноты, и его чуть не вырвало.

Почти два года он думал, что остался один; он думал, что его забыли, он думал, что всё и все из его прежней жизни ушло навсегда. Но здесь, прямо перед ним, были два человека, которые бросали вызов этой логике; люди, которые знали и его имя, и его псевдоним. Так что это могло означать только то, что не все воспоминания были украдены, как он думал. Может быть, есть еще люди, которые помнят его... так ведь?

Если бы только люди, которые знали о нем, не пытались у***ь его.

Через некоторое время Питер облизнул губы и наклонился вперед. Если бы он мог поговорить с этим жилистым, похожим на крысу, человеком, если бы он мог сделать так, чтобы тот встал на его сторону, тогда, возможно – только возможно – он бы отступился, он бы сказал Питеру то, что он так сильно хотел знать.

Питер открыл было рот, но остановился. Он моргнул.

О чем он только думает? На него напали... боже, да его даже похитили! Он должен был попытаться придумать способ сбежать, а не пытаться заставить кого-то задуматься над каждым из своих любимых воспоминаний о нем.

Питер прикусил язык и замер, гадая, что же ему делать дальше.

Он должен был бежать, это было очевидно. Они явно что-то задумали на его счет, и, находясь в этой стеклянной клетке, он чувствовал себя подозрительно похожим на лабораторную крысу.

Если не считать Таноса, он никогда раньше не попадал в подобную ситуацию. Совершенно один, в руках людей в лабораторных халатах, которые отказывались его отпускать. Питер долго ломал голову, но сколько бы он ни пытался придумать способ сбежать, он просто не мог его найти.

Питер старался не обращать внимания на учащенное сердцебиение, на прилив адреналина, который накапливался в нем по мере нарастания паники. Он посмотрел на свое запястье и потянул, снова пытаясь понять, сколько сил потребуется, чтобы сломать кандалы. Он напряг мышцы, стараясь незаметно тянуть изо всех сил, но стальная застежка держалась крепко и отказывалась делать что-либо, кроме легкого скрипа. Затем Питер попробовал другое запястье, затем ноги – все безрезультатно.

— На твоем месте я бы не стал тратить силы впустую.

Питер вскинул голову и посмотрел на человека – доктора Стромма, как назвал его гоблин – который все еще сидел на своем месте. Он даже не взглянул на Питера, продолжая смотреть в свой компьютер совершенно без интереса.

Питер снова облизнул губы, стараясь замедлить сердцебиение. Он попал в ловушку. Он действительно попал в ловушку, и во всем мире не было ни одного человека, который знал бы, что он здесь, кто задавался бы вопросом, где он, кто скучал по нему.

Питер сглотнул и сжал кулаки. Тогда будь все проклято. Если он не может выбраться, то тогда он спросит о том, что так его волнует. Ему больше нечего было терять.

— Откуда ты знаешь, кто я? — наконец спросил он. — Ты не должен знать, кто я. Никто больше не знает, кто я такой. Так... как же?

Взгляд Стромма метнулся вверх, на мгновение задержавшись на Питере, а затем снова опустился на компьютер.

— Я думаю, что это очевидно, молодой человек – мой босс рассказал мне о тебе.

Питер нахмурился, волнение в нем угасло. Итак, этот парень на самом деле не знал, кем он был раньше. Но если он на самом деле не знал, кто такие Питер Паркер или Человек-Паук, то это означало, что единственный, кто знал, был...

— Честно говоря, мне было интересно, почему мой босс так сильно хотел найти тебя. Насколько мне известно, ты просто еще один ребенок, который исчез с радаров после того, как сбежал из дома, — мужчина вздохнул. — Но после той встречи мой босс стал одержим идеей найти тебя. Это заняло у нас некоторое время, но, в конце концов, мы смогли тебя выследить, — он замолчал на некоторое время, что-то активно печатая. — На самом деле это довольно неприятно. Не стыдно сказать, что мы работали над проектом, который меня очень интересовал, и я вложил в него много сил. Но мне пришлось все бросить, чтобы мы могли сосредоточить все свое внимание на тебе, — Стромм снова посмотрел на Питера, на этот раз с яростью. — Так что, если тебе интересно, почему ты здесь, я бы поберег дыхание. Мой босс никогда не говорил мне, зачем ты нужен ему, но он хорошо мне платит, поэтому я никогда не спрашивал. Но я могу с уверенностью сказать, что, увидев тебя сейчас, ты не кажешься мне таким уж особенным.

Питер изо всех сил старался не хмуриться, изо всех сил старался оставаться бесстрастным, хотя на самом деле... он знал, что не был особенным. Так что же, черт возьми, человек-гоблин хотел от него?

После этого они снова погрузились в долгую тишину, и Питер мог слышать только гудение компьютеров и щелканье клавиатуры.

Возможно, они ошиблись. Возможно, они взяли не того парня. Возможно...

Но нет. Этот человек произнес его имя – он произнес имя Человека-Паука, но в сознании людей Человека-Паука не должно было быть. Его просто не существовало. Все записи о Питере заканчивались на укусе паука. Так как же?...

Это был вопрос, который беспокоил его всю оставшуюся ночь. Вопрос, на который Питер, как ни старался, не мог найти ответа. Единственный ответ, который пришел ему в голову, заключался в том, что каким-то образом не у всех были отняты воспоминания. Что где-то, так или иначе, есть люди, которые помнят его. Это означало, что он когда-то существовал.

Но это противоречило всему, что он узнал за последние почти два года. Он провел так много месяцев в поисках чего-нибудь, кого-нибудь, кто мог бы каким-то образом узнать его, и не нашел ничего – не нашел никого.

В какой-то момент он был в таком отчаянии, что бросал имя «Человек-Паук» в разговоры с другими на улице,отмечая при этом, что это хорошо, что его больше нет рядом, или задаваясь вопросом, куда он мог пойти. Все только бросали на него странные взгляды, некоторые прямо заявляли, что считают его сумасшедшим, другие намекали, что он под кайфом. Через некоторое время стало мучительно ясно, что никто – по крайней мере на улицах – не знал, кто такой Человек-Паук.

***

Мышцы рук и ног Питера ныли, умоляя об освобождении после столь долгого стояния. Должно быть, прошло уже несколько часов, хотя он не мог сказать, сколько именно. Кандалы впивались в его кожу, когда Питер пытался расслабился, но он ничего не мог с собой поделать; усталость овладела им.

— Не волнуйся, — беспечно бросил Стромм, очевидно, заметив дискомфорт Питера. — Босс скоро спустится.

— И что тогда? — спросил Питер с раздражением в голосе. Его уже тошнило от всего этого. — Мы будем петь вместе? Мы что, будем сидеть у костра и курить?

Стромм поднял голову и слегка приподнял бровь.

— Не думаю. У босса есть более важные дела, чем все это.

— И что же это за «важные вещи»?

— Мой дорогой мистер Паркер, они гораздо важнее, чем ты можешь себе представить.

Питер вскинул голову и увидел, как человек-гоблин вошел в комнату с улыбкой на лице.

Питер инстинктивно двинулся вперед, гнев бурлил в его жилах.

— Зачем я тебе нужен?! — завопил он. — Почему я здесь?! Просто отпусти меня! Просто дай мне уйти, бл...

— Ай-яй-яй, — перебил его мужчина. — У нас так не принято. Это твои родители научили тебя так говорить?

— Мои родители давно мертвы, — злобно выплюнул Питер.

— Да, это так, — ответил мужчина, и его улыбка внезапно исчезла. — И это действительно хорошо. Я не думаю, что они хотели бы увидеть, что стало с их единственным ребенком. Им было бы так стыдно видеть, как ты спишь в канализационных стоках и ныряешь в мусорные баки.

Питер отшатнулся, будто от удара, глядя на него широко раскрытыми сердитыми глазами. Как они могли... если бы они были...

— Да, это так. Мы уже давно наблюдаем за тобой, мистер Паркер. Нам потребовалось много времени, чтобы выследить тебя, но, в конце концов, нам удалось. Но тебе не о чем беспокоиться; скоро ты снова вернешься на улицы к остальным бесполезным дегенератам. Нам просто нужно получить от тебя одну вещь, а затем мы отправим тебя восвояси.

— Тебе нужны мои способности, — заявил Питер. Часть его кричала и боролась с мыслью о том, что у него отнимают силы, что он теряет то, что стало такой инстинктивной и неотъемлемой частью его жизни. Но в самом деле, какое это имеет значение? В любом случае, он больше не использовал их; и если это означало выбраться отсюда, если это означало освободиться, тогда...

— Разве мы уже не говорили об этом? — фыркнул человек-гоблин. — Меня не волнуют твои маленькие паучьи способности. Кроме того, они настолько глубоко укоренились в тебе сейчас, что ничем не отличаются от остальной твоей ДНК. Попытка удалить их может нанести тебе непоправимый вред до такой степени, что может у***ь. Боюсь, сегодня этого не будет.

Питер не мог быть более сбит с толку, чем сейчас. Если этот человек говорит правду, если он действительно не гонится за его силами, то чего же он может хотеть? Что, по его мнению, было у Питера? Он был несовершеннолетним ребенком, живущим на улице – у него ничего не было.

Словно прочитав его мысли, мужчина улыбнулся. Это начинало действовать Питеру на нервы.

— Ты особенный, мистер Паркер. Ты действительно особенный. У тебя есть то, что многие люди захотят, и именно поэтому я беру это в первую очередь.

Питер мог только смотреть в полном, гневном недоумении. На все это был только один возможный ответ.

— Ты сошел с ума, — сказал Питер, качая головой. — Ты совершенно точно спятил.

— Признаюсь, кое-кто называл меня так, — сказал мужчина. — Но те люди, которые называли меня так, теперь мертвы. Жаль, что я не могу сказать, что то же самое будет и с тобой, поскольку ты начинаешь казаться надоедливой маленькой букашкой, но, как я уже сказал, ты сейчас слишком важен.

Мужчина повернулся и подошел к другому столу, на котором стояла стеклянная коробка. Он открыл его и достал маленькую, закрытую пробкой банку, наполненную красной жидкостью. Питер настороженно наблюдал, как он подошел к клетке с ним к еще одному контейнеру, прикрепленному к клетке. Он открыл его, вытащил пробку с небольшим хлопком и вставил банку внутрь, после чего закрыл дверцу.

Шею Питера начало покалывать, и он понял, что его паучье чутье, ставшее таким же неуправляемым, как и в последние пять с небольшим часов, предупреждает его, говорит быть начеку, готовиться; что-то должно произойти, и это «что-то» отнюдь не хорошее.

Камера начала стонать, звуки ударов и движущихся механизмов отдавались эхом, как зловещая тень, движущаяся в темноте. Без всякого предупреждения металлическая доска, на которую Питер опирался, дернулась, и Питер начал двигаться, пока полностью не лег на спину и не уставился на верхнюю часть стекла над собой.

Он попытался приподнять голову и грудь, но в тот же миг из доски появились четыре железных ремня, двигаясь навстречу друг другу, пока не встретились и не слились воедино. Два из них встретились у него на груди, а остальные – чуть выше лба. Он попытался пошевелиться, снова поднять голову и посмотреть на двух мужчин через стекло, но все попытки были остановлены металлическими оковами.

Сердце его вдруг болезненно забилось в этой груди. Волна клаустрофобии, о существовании которой Питер даже не подозревал, внезапно захлестнула его, панический адреналин начал пульсировать в венах.

Если раньше Питер был зол и дерзок, то теперь ему стало страшно.

Его уши подергивались, когда он прислушивался к звуку шагов, становящемуся все громче и громче, прежде чем дверь – дверь в стеклянную комнату – открылась, ее петли болезненно заскрипели в ушах Питера. Шаги приближались, пока, наконец, над ним не появилось лицо человека-гоблина, его глаза сморщились в улыбке над медицинской маской, которая теперь закрывала его рот.

— Не волнуйся, молодой человек, на самом деле тебе нечего бояться. Я просто собираюсь сделать довольно, скажем так, небольшой разрез чуть ниже твоей ключицы. После того, как я получу то, что мне нужно, доктор Стромм зашьет тебя и отправит восвояси. Это звучит хорошо?

Звук его крови теперь шумел в ушах, когда истинная паника впилась когтями в его мышцы и разум, оставив его полностью застывшим на месте. Только когда отблеск света от скальпеля сверкнул в его глазах, лед треснул, и Питер внезапно забился в оковах, пытаясь изо всех сил выбраться-выбраться-выбраться.

— Н-нет, пожалуйста! Пожалуйста, не надо... пожалуйста, я сделаю... я сделаю все, что ты хочешь, только прекрати! Стой!

Лезвие остановилось прямо над кожей груди Питера, зависло, как змея, за мгновение до того, как была готов нанести удар.

— Пытки не совсем в моем репертуаре, — вздохнул мужчина. — У меня есть сын примерно твоего возраста, и мне не очень приятно делать это. Но, по моим оценкам, успех извлечения будет выше, если ты будешь в сознании. Значит, так оно и должно быть. Из того, что мне сказали, ты сам человек науки; так что, конечно, ты можете оценить необходимость этих параметров, не так ли?

Прищурившись, мужчина опустил лезвие.

Питер закричал.

***

Он был под водой.

По крайней мере, так он себя чувствовал. Давление давило на него со всех сторон, рябило на коже, скользило по лицу. Оно окружало его, но не так ужасно, как чувство пребывания в этой комнате. Нет, скорее, он чувствовал себя так, словно он удерживал его на месте, словно держал в теплых объятиях. Достаточно легко, чтобы Питер не чувствовал себя пойманным в ловушку, но и достаточно плотно, чтобы он не мог убежать.

Он открыл глаза.

Вокруг было темно, как будто он стоял в пустоте. Но он уже бывал в космосе и знал, каково это – стоять в темноте, вдали от солнечного света. Но почему-то это было совсем не так. Однако сейчас все было по-другому. Эта темнота была чем-то, а не ничем. У нее была форма; темнота была чем-то физическим сама по себе. Она двигалась вокруг него, наблюдая за ним, следуя за ним. Она была живой, разумной, думающей.

И все же, несмотря на то, что это существо было чем-то немного приятным, оно было...

Пугающим.

По какой-то причине, которую Питер не мог понять, он не боялся. Чувства, которые всегда шептались где-то в глубине его сознания, которые всегда пробегали холодными пальцами по его шее, когда что-то было не так, когда была опасность – вместо этого сейчас все было наоборот. Теперь, когда его разум был напуган и не имел ни малейшего понятия о том, что происходит, его паучьи чувства шептали, что все в порядке, что каким-то образом, каким-то образом, это... это существо – чем бы оно ни было – не было здесь, чтобы причинить ему боль. Что ж, если уж на то пошло, оно его защищает.

Но как такое могло случиться?

Внезапно вдали перед ним возник свет, пронзивший темноту, как расплавленная сталь сквозь лед.

Питер вздрогнул от неожиданности и попытался прикрыть лицо руками, как вдруг в воздухе раздался голос. Он произнес всего три простых слова, которые эхом отдавались вокруг и отдавались в нем, как барабан:

— Ты все поймешь.

Питер уставился на свет широко раскрытыми глазами, пытаясь найти слова – любые слова – чтобы сказать что-нибудь существу, спросить, что это такое, спросить, где он, спросить...

Внезапно его уши наполнились шумом несущейся воды, и ревущий ветер обрушился на него, заставив закрыть глаза и постараться не упасть, чтобы не быть полностью погребенным под его тяжестью, и...

Боль, не похожая ни на какую другую, которую он когда-либо чувствовал, вспыхнула в середине его груди, и Питер инстинктивно посмотрел вниз, когда его руки начали царапать ее, пытаясь избавиться от боли, остановить то, что происходило, чтобы...

Начала появляться рваная линия, неровно пробивающаяся между его грудью и вниз к грудине. Из-под него лился свет, как будто Солнце находилось под ним и пыталось выбраться наружу. Питер с ужасом смотрел, как свет становится все ярче и ярче, почти ослепляя его.

Что-то внутри него начало кричать, и Питер внезапно понял, что все, что происходит, должно прекратиться; что бы там ни было, оно не может быть выпущено наружу.

Не зная, что еще делать, Питер обхватил руками свои обнаженные плечи и сжал так сильно, как только мог.

Его начало трясти все сильнее и сильнее, пока он не почувствовал, что все его тело вот-вот взорвется. Боль снова начала пронзать его грудь, прежде чем проникнуть через все тело, оставляя ощущение, что он горит изнутри.

До его ушей начал доходить шум, визг компьютеров и крики людей. Он улавливал обрывки слов, каждое из которых едва связывалось, каждое было едва понятно:

— ... и... чтобы... ашина! ... вы... ючи! ВЫ... ЧИ! сыв... тка... н... абот... ет...

Питер быстро заморгал, образы стекла и звук компьютеров, выходящих из строя, внезапно ударили по его чувствам, обрушившись на него с силой приливной волны. Когда Питеру, наконец, удалось перестать моргать и сосредоточиться, все, что он мог видеть, было красным.

***

Он мог видеть человека над собой, того самого проклятого гоблина, который притащил его сюда. Он кричал, кричал на кого-то – на своего помощника Стромма, который, должно быть, был в другой комнате – и выглядел гораздо более безумным, чем Питер когда-либо видел его.

— Газа ему! — завопил гоблин. Он оставил свой пост рядом с Питером, пробежал через стеклянную камеру, пока не оказался на другой стороне, захлопнув за собой дверь.

Красный, ядовитый газ начал вливаться в камеру, заполняя ее полностью, пока Питер не перестал видеть что-либо еще.

Он вошел в его нос и рот, наполняя легкие, пока он не начал задыхаться. Он дернулся, его тело ударилось о железные путы, которые удерживали его.

Только одна мысль промелькнула в его голове: он должен выбраться отсюда. Он должен был убраться отсюда, он должен был убраться отсюда, он должен был убраться отсюда, убраться отсюда.

Он закашлялся, пытаясь восстановить дыхание.

Затем внезапно, как будто кто-то нажал кнопку отключения звука, все стихло.

Сила лилась через него, как керосин, ревя в его венах, как огонь. Энергия начала наполнять его, питая его чувства, все больше и больше, пока он не услышал щелканье кнопок тремя этажами выше и не почувствовал запах каждого человека и предмета в комнате.

Непрекращающийся визг компьютеров, которые ревели от сигнала тревоги, начал резать уши Питера, и, наконец, с него было достаточно. Он хотел уйти, и немедленно.

Оттолкнувшись от стальных оков на его запястье, металл сорвался, полетел вперед и врезался в стекло камеры. Он проделал то же самое с другим запястьем, затем с ногами и, наконец, с повязками на груди и лбу, пока все они не оказались либо на полу, либо в разбитом стекле.

Облегчение внезапно нахлынуло на него, когда он шагнул вперед. Свободен, он наконец-то свободен.

Теперь ему нужно было выбираться отсюда.

Как только Питер двинулся к двери, она внезапно распахнулась, и человек-гоблин перекрыл ему выход. Его глаза были широко раскрыты и безумны от гнева, грудь тяжело вздымалась, когда он смотрел на Питера.

— Как... как ты... — пролепетал мужчина, покраснев. Мания в его глазах немного поутихла, когда молчаливая ярость взяла верх. — Нет. Нет, я тебя не отпущу. Теперь ты мой – я нашел тебя. Возможно, с первого раза это не сработало, но мы можем попробовать еще раз, мы можем попробовать еще раз, и...

С Питера было достаточно. Он не был ничьим пленником и уж точно не был ничьим научным экспериментом.

Словно почувствовав, что он собирается сделать, гоблин двинулся вперед и бросился на него, схватив Питера за запястье с тошнотворным хрустом. Он швырнул Питера вниз с нечеловеческой силой, заставив обоих врезаться в стекло, но не отпустил. Несколько мгновений они боролись, каждый из них пытался взять верх.

Питер думал, что именно костюм придал гоблину силы, но он ошибался. Кем бы ни был этот человек, он не был полностью человеком. Был ли он похож на Питера или был совершенно другим существом, он не знал – и Питеру не хотелось это выяснять.

Пока они продолжали бороться, рука гоблина сумела выскользнуть из хватки Питера и схватила его за шею, сжимая изо всех сил.

Внезапный и ужасающий гнев вспыхнул в нем, и Питер увидел, что все вокруг краснеет.

Отпустив плечи гоблина, Питер схватил его за руки и оторвал их от своей шеи. Подняв колени, Питер просунул ноги под гоблина и пнул его.

Гоблин пролетел через всю комнату, и невероятная сила удара послала его прямо через стекло с громким треском. Но инерция не прекращалась, пока он не приземлился на пол, скользя на спине, и не останавливался до тех пор, пока не врезался в компьютерный стол. Он попытался встать на ноги, но Питер не дал ему этого шанса.

Питер еще мгновение стоял, прижавшись к разбитому стеклу, а потом прыгнул вперед, едва не пролетев по воздуху, и столкнулся с гоблином, отчего они оба покатились по полу. Они боролись, пока Питер, наконец, не сел на него сверху, обхватив руками шею мужчины.

Все, что он видел, было окрашено в красный цвет. Гоблин начал задыхаться, хватая Питера за грудь, за руки, за лицо. Даже при том, что он явно проигрывал, мужчина все еще был зол, он все еще был вызывающим. Выражение его лица вызвало у Питера желание ударить его прямо по этому лицу.

Он ненавидел это лицо. Он чертовски ненавидел это лицо: его безумные глаза, морщины на щеках, глупую самодовольную улыбку на губах. Он ненавидел это. Он ненавидел его так сильно, что просто хотел похоронить. Он хотел закрыть его, задушить, сделать так, чтобы никогда больше не видеть этого лица.

Не раздумывая, Питер убрал правую руку с шеи мужчины и положил ее ему на лицо. Он толкал и толкал изо всех сил, его пальцы впивались в кожу мужчины, и он думал только о том, чтобы покончить с жизнью этого глупого, кровожадного, ужасного человека.

Его запястье стало горячим, мышцы болезненно напряглись, и через секунду из него начала стрелять перепончатая веревка. Она танцевала и извивалась под его рукой и пальцами на лице мужчины, распространяясь и становясь все быстрее и быстрее, пока его лицо полностью не скрылось под ней.

Просто немного больше. Еще чуть-чуть, и он уже не сможет снять ее с себя, не сможет разорвать и дышать. Он задохнется и умрет, и Нью-Йорку больше не придется иметь дело с зеленым маньяком, бросающим гранаты. Еще чуть-чуть, и...

Раздался выстрел, грохот которого, словно гром, пронесся в его ушах, заставив Питера вздрогнуть. В следующую секунду он почувствовал, как горячая, жгучая боль пронзила его плечо. Он был сбит с ног, приземлившись на бок рядом с сопротивляющимся гоблином, который слабо цеплялся за паутину вокруг своего лица.

Новая волна гнева захлестнула его, и Питер вскочил на ноги, его прищуренные глаза впились в Стромма, который стоял в другом конце комнаты с пистолетом в руке, направленным на Питера.

Не медля больше ни секунды, Питер протянул руку к Стромму. Паутина выстрелила из запястья и полетела к доктору; она попала в пистолет в его руке, и Питер немедленно схватил паутину, резко потянув на себя. Пистолет вырвался из рук Стромма и полетел через всю комнату, врезавшись в стену и разлетевшись на куски. Стромм, теперь совершенно беззащитный, смотрел на Питера широко раскрытыми от ужаса глазами, подняв руки в слабейшей попытке сдаться.

Питер хотел подойти к нему.