Потерявший смысл.

Глава 7.

Вдох, выдох.

Вдох, выдох.

Вдох...

Вдох...

Вдох...

Вдох...

Питер ударил себя кулаком в грудь.

... выдох...

Он повторял мантру еще десять минут, делая все возможное, чтобы замедлить сердцебиение со ста восьмидесяти ударов в минуту до обычных девяноста пяти. Откуда ему было знать, что он делает ровно сто восемьдесят – теперь семьдесят шесть – ударов в минуту? Потому что он считал их – потому что он мог слышать каждый удар своего собственного сердца так, как никогда раньше, его уши отмечали каждое маленькое движение его сердца, его правого предсердия, перемещающего кровь в его правый желудочек; его левого предсердия, перемещающего кровь в его левый желудочек; знал о своих легких, расширяющихся и сжимающихся, о маленьком сердцебиении кошки в пятнадцати футах от него, о даме, поющей в душе на третьем этаже в двух кварталах от него, о сотнях и сотнях ног, ударяющихся о цемент, когда они идут по улицам вокруг него, о крике птицы в сотне футов над ним, о людях, орущих и говорящих и вопящих и кричащих и.

Сто девяносто пять.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Питер не знал, как далеко он убежал и где сейчас находится. Все, что он знал, это то, что он чувствовал, как будто кто-то взял его уши и установил их громкость до ста и выше, сломав диск и теперь принося тысячи звуков, которые он никогда не был в состоянии услышать раньше.

Дело было в том, что он не мог остановиться; все – все эти шумы, этот конгломерат хаоса – он не мог отпустить. Он старался изо всех сил не обращать на них внимания, заглушать их, как научился это делать, когда впервые получил укус, но ничего не получалось. Все происходило слишком быстро. Все его попытки остановить все это были прерваны еще одним шумом, новым криком, каким-то автомобильным гудком, очередным биением сердца, еще одним...

— Эй, малыш, ты в порядке?

Питер подпрыгнул, вскинув голову и широко раскрыв глаза от удивления. Только тогда он понял, что сидит на земле, прислонившись спиной к стене и подтянув колени к груди. Его руки все еще были прижаты к ушам, пальцы впивались в кожу и теребили волосы.

Сверху на него смотрела худая, измученная наркотиками женщина с шарфом на шее и большим пальто, свисающим с плеч. Она смотрела на него настороженно, но и с беспокойством. Рядом с ней стоял высокий мужчина, такой же тощий и потрепанный; наркоманы, шептал разум Питера. Он пытался оттащить женщину, но она сделала всего несколько шагов и снова остановилась.

— Он под кайфом, — сказал мужчина, пренебрежительно махнув рукой. — Забудь о нем, давай просто уйдем.

— Может быть, нам стоит позвонить кому-нибудь, — сказала женщина, неуверенно оглядываясь на Питера.

— У него просто неудачное путешествие, он скоро придет в себя. Оставь его в покое.

И все же женщина колебалась. Мужчина, наконец, отпустил ее и пошел без нее, сердито пыхтя. Женщина еще мгновение смотрела на Питера, потом быстро подошла к нему и присела на корточки.

— Вот, — сказала она, сунув руку в карман пальто. Она вытащила недоеденную буханку хлеба и положила перед ним. Он попытался сосредоточиться на ее голосе, но едва мог разобрать его среди звона и шума, которые рикошетом отдавались в его ушах. Он наблюдал, как женщина снова полезла в карман пальто и на этот раз вытащила пару сигарет и зажигалку.

— В ней почти ничего не осталось, — сказала она, кивнув на «Зиппо», — но я нашла еще один, который полностью заполнен, и он намного больше, и... ну... — женщина сглотнула, глядя на Питера с легкой улыбкой. — Это снимет напряжение, когда у тебя будут плохие путешествия. По крайней мере, это помогает мне.

Питер ничего не сказал, он только продолжал смотреть на женщину широко раскрытыми глазами, все еще зажимая уши руками.

Женщина подождала еще мгновение, прежде чем в последний раз улыбнуться ему и встать.

— Надеюсь, тебе скоро станет лучше, — после этого она подбежала к мужчине, который нетерпеливо ждал ее на краю переулка. Бросив последний взгляд на Питера, они исчезли.

Питер долго смотрел им вслед, а потом перевел взгляд на маленький сверток, оставленный женщиной. Он медленно поднял кусок хлеба, стряхивая с него грязь и снежинки. Как будто его желудок только что проснулся от запаха еды, он внезапно почувствовал зверский голод. В считанные секунды он сунул хлеб в рот и проглотил его целиком.

Однако хлеб, казалось, только усилил осознание того, что он голоден, и Питер стал чувствовать себя еще более голодным, чем раньше. Шум в ушах все еще звенел, но Питер наконец-то смог сосредоточиться на чем-то другом. Он должен был найти еду, и он должен был найти ее сейчас.

Он поднялся на ноги, его колени дрожали. Внезапно ему пришло в голову, что он не может вспомнить, когда он сел на это место и как долго он тут находился. Пошевелив ногой, он боковым зрением увидел какое-то движение. Питер посмотрел вниз и увидел две сигареты и зажигалку, которые оставила ему женщина.

Питер долго смотрел на них, потом наклонился и поднял. Ее слова эхом отдавались в глубине его сознания, и, не зная, что еще с ними делать, он положил их в карман.

Теперь ему оставалось только найти еду.

***

Было холодно.

Питер вздрогнул, когда северный ветер сердито впился ему в кожу, и потер ладони о голые предплечья. Все вокруг смотрели на него как на сумасшедшего – и он полагал, что так оно и есть. Каким-то образом зима полностью наступила без его ведома, и он не был готов. Куртка, которую он носил последние два года, все еще была спрятана в нише под потолком его чердака – он знал, что нужно прятать вещи, даже когда думаешь, что они в безопасности – и в данный момент он понятия не имел, где находится этот чердак – или даже эта улица.

Он уже обошел семь разных заведений – рестораны, пекарни, закусочные быстрого питания – спрашивая, не могут ли они дать ему что-нибудь, но каждый из них либо твердо сказал «нет», либо почти вышвыривал его обратно на улицу. Он снова начал рыться в мусорных контейнерах, пытаясь учуять, есть ли там что-нибудь, ища что-нибудь, что он мог бы съесть – просто он был очень, очень голоден, и он не думал, что когда-либо был так голоден, как сейчас – но он нашел только еще несколько кусков хлеба и мешок остатков, которые даже не смог идентифицировать.

Ему придется попрошайничать. Другого выхода не было. Ему приходилось буквально подходить к людям с раскрытыми ладонями, выпрашивая еду. Умоляя их проявить хоть каплю доброты, надеясь, что хотя бы один человек из дюжины даст ему достаточно денег на пару гамбургеров или полную буханку хлеба.

Он не хотел этого делать. Ему пришлось проделать это всего два раза, и оба раза он испытал ужасные и унизительные ощущения. Он поклялся сделать все, что в его силах, чтобы никогда больше не делать этого. Но сейчас, похоже, у него не было другого выбора.

Первый человек, к которому он подошел, была женщина лет сорока, которая разговаривала по телефону. Он надеялся, что, возможно, ее рассеянность облегчит ей задачу дать ему что-то, даже если это будет просто заставить его уйти. Но как только она поймала его взгляд, она нахмурилась, а затем отступила, быстро растворившись в море людей.

Питер сглотнул, остановившись на мгновение, чтобы пересилить себя, а потом попробовал еще раз.

Следующий человек был таким же, и еще один после него. В четвертый раз ему удалось прошептать тихую мольбу, спрашивая мужчину, нет ли у него лишней мелочи. Мужчина, тоже говорящий по мобильному, с отвращением покачал головой.

— Извини, Джордж, — Питер услышал удаляющийся голос, — какой-то уличный наркоман просит денег... Нет, он выглядит дерьмово. Наверное, все еще под кайфом от каких-то там Бог знает каких наркотиков. Так что ты там говорил?

Питер некоторое время смотрел ему вслед, все еще протягивая руки, а потом, наконец, моргнул сквозь падающий снег и обернулся. Пора попробовать еще раз. Он продолжал еще минут пятнадцать, но не заработал ни цента. Он был удивлен; он думал, что по крайней мере один человек из дюжины, которых он просил, дал бы ему что-нибудь, но казалось, что сердца людей были столь же холодны, как воздух.

Он должен был пойти в другое место. Он должен был найти другую улицу, чтобы попрошайничать, и надеяться, что, возможно, люди там будут лучше. Ему придется сделать это в ближайшее время, потому что если он не найдет что-нибудь поесть, то может потерять сознание. Голод начал еще глубже впиваться в его внутренности, мышцы скручивались и сводились судорогой в знак протеста, тело требовало, оно нуждалось в том, что он просто не мог дать.

Может быть, ему следовало бы начать искать столовую или убежище, но он все еще не знал, где находится – небо было затянуто тучами и низкими облаками, он не мог разглядеть верхушки зданий. Он даже не знал ни времени суток, ни дня недели, ни того, будут ли вообще открыты столовые, или... или...

— Питер?

Питер чуть не выпрыгнул из своей кожи, когда низкий, знакомый голос заглушил остальной шум окружавших его людей. Он резко обернулся и столкнулся лицом к лицу с Джо, который смотрел на него в замешательстве, словно не мог поверить своим глазам.

— Это ты! Питер, что... что происходит?

Питер быстро заморгал, пытаясь осознать, что Джо – тот, кого он знал – действительно стоит перед ним.

— Дж-Джо, — наконец выдавил Питер. — Я... я...

Джо еще несколько секунд смотрел на Питера, осматривая его с головы до ног. В эти несколько мгновений решение, казалось, было принято, так как растерянность в глазах мужчины исчезла и сменилась твердой решимостью.

— Пойдем, сынок, — сказал он, протягивая руку и беря Питера за локоть. — Давай уберем тебя с холода в какое-нибудь теплое место, ладно?

Питер сделал несколько шагов, затем остановился.

— Эм, Дж-Джо? — спросил он. Его зубы начали стучать. — Я... я очень... Я очень голоден...

Джо пристально посмотрел на него, а потом кивнул.

— Ладно, на обратном пути заедем в «Макдоналс».

Питер проследовал за высоким мужчиной несколько кварталов, пока они наконец не подошли к «Макдоналс». Джо купил им обоим несколько гамбургеров – и еще несколько гамбургеров, судя по выражению лица Питера – с картошкой фри и напитками. Не в силах сдержать себя, Питер уже начал есть один из них еще до того, как они покинули здание.

Они подошли к входу в метро и стали спускаться по ступенькам. Они просидели в поезде двадцать с лишним минут, прежде чем наконец выйти на своей станции и снова подняться по ступенькам на холодный воздух. После этого они прошли еще несколько кварталов, пока не добрались до жилого комплекса. Семь этажей вверх и прогулка по коридору, и они прибыли.

Джо открыл дверь, и они вошли внутрь.

— Дорогая, — позвал он, закрывая за ними дверь, — я вернулся.

— Эй, милый, — окликнул его женский голос. Питер слышал приближающиеся шаги, пока в кухне не появилась женщина. — Ты выбирал продукты для об... — она остановилась как вкопанная, ее голос затих, когда взгляд упал на Питера.

Питер вдруг отчетливо осознал, что стоит в одной рваной рубашке и джинсах, держа в руках смятый бумажный пакет с недоеденным фастфудом. Он почувствовал, как его сердце забилось немного быстрее, когда женщина уставилась на него в ошеломленном молчании, ее глаза метались между ним и Джо. Он нервно почесал запястье.

— Джозеф, милый, — сказала она обманчиво легким голосом. — Кто это?

— Привет, Марта, — беззаботно ответил Джо, снимая ботинки. — Это Питер. Он собирается пожить у нас некоторое время.

Марта продолжала переводить взгляд с Питера на мужа, выпрямив спину и сложив губы в тонкую, натянутую улыбку.

— О, — наконец сказала она. — Тогда ладно. Почему бы... почему бы вам обоим просто не зайти внутрь? Просто сними обувь и... — ее глаза опустились на босые ноги Питера, и она сглотнула. — ... и заходи внутрь.

Еда, которую съел Питер, отогнала голод и туман, поселившиеся в его голове, и он начал понимать, в какой ситуации оказался.

Он не должен быть здесь. Как он здесь оказался? Он никогда не собирался приезжать к Джо домой. Все произошло так быстро, и...

Его захлестнуло чувство вины. Он был незваным гостем, нарушителем чужого покоя, явно нежеланным бродягой, которого привезли домой к невольным хозяевам. Он должен извиниться, он должен уйти, он должен развернуться и выйти обратно за эту дверь, и...

Но он в тепле. И у него была еда в животе с обещанием большего. И он был укрыт в настоящей, отапливаемой квартире, а не в холодной, сырой комнате забытого чердака...

— Просто следуй за мной, Питер.

Голос Джо прервал его размышления, и Питер моргнул. Он постоял еще немного, прежде чем последовать за мужчиной в остальную часть квартиры. Они вошли в гостиную, и Джо усадил Питера на один из диванов.

— Вот, — сказал он, протягивая ему одеяло. — Согрейся пока. Я схожу на минутку поговорить с хозяйкой. Скоро вернусь.

Питер смотрел, как Джо вышел и исчез в коридоре. Через мгновение он услышал, как захлопнулась дверь. В такие моменты Питер жалел, что у него есть такой слух. Он предпочел бы просто сидеть, завернувшись в теплое одеяло, и заниматься чем угодно, только не подслушивать чужой разговор.

Обычно он мог сфокусировать свой слух, мог приглушить нежелательные голоса и вещи, которые он не хотел слышать, но по какой-то причине сегодня он просто не мог этого сделать. По какой-то причине его уши хотели улавливать каждый звук, который можно было услышать, и он должен был услышать его, хочет он того или нет. Он почесал руку, стараясь не обращать на них внимания.

— Ну? — услышал он голос Марты. — Ради всего святого, что все это значит? — Питер слышал, как учащается ее сердцебиение, и чувствовал нарастающий гнев, который обжигал ее кожу.

— Марта, — осторожно начал Джо, — не злись. Его зовут Питер и...

— Не злись? — насмешливо повторила Марта. — И это все, что ты хочешь мне сказать? Не злиться? С чего бы мне злиться, Робби? С чего бы мне злиться из-за того, что в моем доме появился какой-то незнакомый мальчик, на котором в середине ноября нет ничего, кроме рубашки и джинсов? Который выглядит так, будто его переехал грузовик? Который выглядит так, будто только что закончил принимать очередную дозу наркотиков, и...

Питер слушал, как они спорили еще пять минут; Джо защищал его, а Марта панически боялась, что он наркоман. Он отвернулся, стараясь не обращать на них внимания. Воцарилась тишина, за которой последовало разочарованное фырканье. Сердцебиение женщины начало замедляться, и жар в ее теле потихоньку спадал.

— Все в порядке, — уже спокойнее сказала она. Питер услышал какое-то движение и поворот дверной ручки. — Я приготовлю ему что-нибудь поесть. Я знаю, что он только что поел, но я знаю, как выглядит голодный мальчик, а этот выглядит так, будто съел бы мою мебель, если бы мог.

Дверь открылась, и Питер услышал шаги в коридоре, прежде чем Марта появилась в гостиной, все еще натянуто улыбаясь. Она коротко кивнула ему и направилась на кухню. Он сидел молча, прислушиваясь к лязгу и стуку кастрюль и сковородок, когда Марта начала готовить. Мгновение спустя Джо вернулся в гостиную в свежей одежде и с улыбкой на лице.

— Хэй, Питер, — сказал он, усаживаясь на стул напротив него. — Как ты себя чувствуешь? Лучше?

Питер несколько мгновений молчал – по какой-то причине ему было трудно подобрать слова.

— Да, я... Мне уже лучше, спасибо.

Джо долго смотрел на него, прежде чем снова улыбнуться ему.

— Итак... Чем ты занимался в последнее время?

Питер нахмурился, почесал руки и задумался над вопросом.

Теперь, когда он подумал об этом, где же он был? Как он очутился в этом переулке, замерзший, дрожащий и голодный? Как он забрел так далеко от своего чердака? Как он вообще умудрился так заблудиться? На самом деле он был почти уверен, что до сих пор не знает точно, где находится. Обычно он был очень внимателен, всегда знал, где находится, на какой улице, в каком районе. Почему это вдруг стало так трудно...

— Питер?

Питер снова перевел взгляд на Джо, который смотрел на него с плохо скрываемым беспокойством.

— Эм, я... мне было трудно, ммм... — Питер сглотнул, его рот произносил все слова, которые приходили ему на ум. — В последнее время некоторым трудно найти еду... почему-то. Я был голоден. Я был правда... Я был очень голоден.

— Хорошо... тогда что ты делал так далеко от дома? Кажется, ты говорил, что обычно останавливаешься в одном и том же районе Манхэттена. Что ты делал в Квинсе?

— Я...

Желтый свет вспыхнул перед глазами, и Питер дрогнул, его язык запнулся и остановился. Образы возникали перед ним каждый раз, когда он моргал. Двое мужчин, белая комната, кругом стекло. Страх. Он боялся. Но чего? С чего бы ему это делать... что они делали...

Ослепительная вспышка боли пронзила его глаза, и Питер наклонился вперед, схватившись руками за голову и зажмурившись.

— Питер! Питер, что случилось, что...

— Ничего, — выдавил Питер сквозь стиснутые зубы. Боль утихла так же быстро, как и появилась, и он откинулся назад, быстро моргая, пытаясь понять, все ли с ним в порядке. Он выпрямился в кресле и опустил руки, глядя на Джо снизу вверх. Увидев его встревоженное лицо, Питер быстро покачал головой. — Я в полном порядке, правда. Просто сильная головная боль, вот и все.

Джо уставился на него, словно пытаясь определить, действительно ли Питер говорит правду. Он, похоже, принял аргумент Питера, и начал вставать.

— Ну вот, почему бы тебе не прилечь ненадолго? Конечно, если ты этого хочешь. Ты выглядишь... ты выглядишь уставшим.

Если то, как он выглядел, было чем-то близким к тому, что он чувствовал, то усталость была легким способом выразить это. Внезапно почувствовав, что больше всего на свете ему хочется тишины и одиночества, Питер кивнул. Джо провел его в комнату в глубине квартиры. Внутри была односпальная кровать, комод в ногах и письменный стол на другой стороне комнаты. Джо подвел Питера к кровати и усадил.

— Отдохни немного, — сказал он, возвращаясь к двери. — Марта приготовит ужин через час. Тогда мы сможем обо всем поговорить.

Питер кивнул и смотрел, как Джо закрывает дверь, прислушиваясь к его шагам, пока он шел по коридору обратно на кухню. К счастью, на этот раз они с женой не разговаривали, и Питер действительно остался один.

Питер прислонился спиной к стене, подтянул ноги к груди и прижал ладони к вискам. Боже, как же у него болела голова. Он чувствовал себя так, словно кто-то ударил его кувалдой и не остановился на этом.

Его мысли вернулись к тому, что произошло до того, как он очнулся в переулке. Снова перед ним замелькали образы людей в лабораторных халатах и стеклянных стен вокруг него, и Питер еще сильнее зажмурился, пытаясь отогнать пульсирующую головную боль, пронзившую его череп. В конце концов он лег, свернувшись калачиком и стараясь даже не дышать от боли.

Он не знал, когда заснул, только то, что только что на улице было светло, а в следующее мгновение стало совсем темно. Его нос дернулся, уловив запах овощей и мяса. Оглянувшись, он увидел на прикроватной тумбочке тарелку с горошком, курицей и картошкой. Даже не задумываясь, он сел и протянул руку, запихивая еду в рот.

Через несколько минут он закончил, и на этот раз казалось бы бесконечный голод, который терзал его изнутри, был – по крайней мере, на мгновение – подавлен.

Но головная боль осталась.

Питер почесал руки, затем снова поднес их к голове, на этот раз прижав пальцы к глазам, прежде чем поднести их к вискам. Прижав ладони к щекам, он медленно осознал, что они влажные.

«Отлично, — сердито подумал Питер, пытаясь вытереть слезы руками. — Теперь я плачу. Все болит, голова болит, я не знаю, что, черт возьми, происходит, и мои дурацкие запястья не перестают чесаться. Это то, что чувствуют девушки, когда...»

Мысли Питера затихли, когда он понял, что слезы не высыхают. На самом деле они только расползались по его лицу. Нахмурившись, Питер взялся за край рубашки и поднял ее, вытирая щеку...

Что-то белое отразилось в его глазах, и он остановился. Он медленно стянул рубашку вниз и в растущем замешательстве наблюдал, как множество липких нитей оттягиваются от его лица.

Питер долго смотрел на них в лунном свете, не понимая, что это такое.

Это были не слезы. Это определенно были не слезы. Но что тогда... что это было?

Питер потянулся, чтобы коснуться их другой рукой, но это только усилило их распространение. Он отпустил рубашку, ожидая, что она упадет ему на грудь, но этого не произошло. То, что было на его рубашке, теперь прилипло и к ней, и к рукам тоже. Он начал дергать за липкую слизь – за веревочки, как он начал понимать: когда дергал их, они были похожи на липкие веревочки – но дерганье за них только запутывало их еще больше.

Какого черта?

Он попытался вытереть их о рубашку, но это только усугубило беспорядок. Без всякого предупреждения его запястья начали гореть, и Питер выругался, машинально двигая пальцами, чтобы снова почесать руки. Наконец ему удалось наклониться и включить прикроватную лампу. Мягкий свет осветил пространство вокруг него, наконец показав Питеру, что происходит. Его глаза расширились, и он мог только смотреть в ошеломленном, потрясенном молчании.

Струны – или что это было – кровоточили у него из запястий. Кожа была красной и воспаленной от постоянной чесотки, а при ближайшем рассмотрении он смог разглядеть по две дырки на каждой руке, из которых вытекала прозрачная серебристая слизь, собираясь на коже, как лужи крови.

Питер вскочил с кровати и встал на ноги, его сердце забилось быстрее, когда паника начала охватывать его разум и тело.

Он хотел это снять. Что бы это ни было, он хотел избавиться от него. Он хотел это снять, он хотел это снять, он хотел это снять. Он отчаянно начал вытирать запястья о рубашку, но серебристая слизь продолжала прибывать. Боль в запястьях начала усиливаться, и Питер начал впиваться ногтями в кожу вокруг отверстий, желая вытащить ее, вытащить, вытащить!

Наконец, когда похожая на веревку слизь начала собираться на полу, Питер обхватил пальцами свое запястье и сжал его.

Пульсация прекратилась.

Питер уставился на свою руку, когда бесконечный поток, наконец, подошел к концу. Спустя долгое мгновение он медленно отпустил ее, убедившись, что... кровотечение... не возобновилось, прежде чем проделать то же самое с другим запястьем. Питер уставился на беспорядок, оставшийся на полу, широко раскрытыми от ужаса глазами. Что, черт возьми, только что произошло?

Сделав несколько глубоких вдохов, Питер поднес вещество ближе к лицу.

Как он и думал раньше, они были похожи на струны. Они были длинными, липкими и клейкими, отказываясь отпускать все, к чему прикоснулись. Они выглядели странно знакомыми – то, как они переплетались друг с другом, почти как...

По спине Питера пробежал холодок.

Почти как паутина.

Вот как они выглядели. Они были похожи на паутину. Они были похожи на паутину. Они были похожи на паутину, которую он пытался воспроизвести, когда его впервые укусили, когда он впервые получил свои силы, и...

Но как? Как такое могло случиться? Как он мог так внезапно выпустить их из своих рук? Как он... почему... когда...

«— Ты особенный, мистер Паркер. Ты действительно особенный. У тебя есть то, что многие люди захотят, и именно поэтому я беру это в первую очередь».

Красный, ядовитый газ начал вливаться в камеру, заполняя ее полностью, пока Питер не перестал видеть что-либо еще. Он вошел в его нос и рот, наполняя легкие, пока он не начал задыхаться. Он дернулся, его тело ударилось о железные путы, которые удерживали его, железо треснуло под давлением, и...

Гоблин.

Воспоминания нахлынули на него, подобно приливной волне, обрушившись на него и не оставив для него воздуха.

Это был Гоблин. Гоблин напал на него – похитил его; он привел его в свою лабораторию – свою клетку – и привязал его, произнося бесконечные монологи о силах и вещах, которые он хотел; о вещах, которых у Питера не было, но мужчина был уверен, что у Питера они были, настолько уверен, что был готов связать его, взять нож и разрезать его и...

Он сбежал. Он не знал как, но ему удалось сбежать. Наконец ему удалось прорваться сквозь сковывавшие его путы и разбить стекло, отбросив человека – Гоблина – на пол, и...

В него стреляли.

Рука Питера легла ему на плечо, и он потянул край рубашки вниз. Его глаза расширились.

Раздраженная красная кожа окружала отверстие, которое находилось в нескольких дюймах ниже того места, где его плечо встречалось с ключицей. Кожа начала формироваться вокруг него в попытке исцелиться, но было ясно, что там все еще что-то было. Удивительно, что он не заметил этого раньше. Как он мог ходить и двигаться, не крича от боли, было выше его понимания. Как, черт возьми, он умудрился получить пулю, и почему не...

Перед его глазами вспыхнул еще один образ, и Питер моргнул.

Крыса – доктор Стромм – подстрелил его. И он попытался выстрелить в него еще раз, только... только...

Вот только Питер остановил его. Питер выстрелил паутиной из своего... запястья, из своей руки, и он поймал пистолет и выхватил его из чужих рук, и...

Тошнота стала подниматься в его груди.

Что, черт возьми, с ним случилось?

Слизь снова начала вытекать из его левого запястья, и уши Питера дернулись, когда звуки чьего-то тихого храпа семью этажами выше достигли его слуха.

Что с ним происходит?

Глядя на груду нитей – паутины, прошептал ему внутренний голос – лежащую на полу, Питер сглотнул. Он посмотрел на дверь.

Он должен был выбраться отсюда.

Что бы это ни было – что бы ни происходило – это не должно было произойти здесь. Что бы ни происходило, это должно было произойти где-то в другом месте, где-то далеко от других людей, от Марты, от Джо...

Питер снова встал. Он заметил на столе листок бумаги и ручку и, поспешно написав два слова – большое спасибо – выключил лампу, пнув ногой груду уже осыпавшейся паутины под кровать. Он быстро подошел к окну и открыл его, обжигающий холод северного зимнего ветра быстро окружил его и с жадностью впился в кожу. Не обращая внимания на холод, он схватился за верхнюю часть окна и, удерживая равновесие, ступил на подоконник, остановившись всего на мгновение, прежде чем прижать руку к стене и полностью выйти наружу.

Он снова опустил стекло и тихо закрыл его, прислонив к подоконнику.

Он сделал паузу, глубоко вздохнул и повернул голову, чтобы посмотреть назад.

Город сиял огнями, до его ушей долетали гудки легковых и грузовых автомобилей, визг тормозов. Он оглядел все здания, пытаясь определить, что это за здания и где он сейчас находится. Джо сказал, что нашел его в Квинсе, но его чердак находился в Манхэттене недалеко от «Daily Bugle».

Вдалеке виднелись огни Всемирного торгового центра, а это означало, что он должен быть по крайней мере в двух часах ходьбы, если не в трех часах, от дома. Ну, по крайней мере, от его чердака. Но именно туда ему и нужно было попасть. Он должен был вернуться на свой уединенный чердак, чтобы разобраться во всем этом и попытаться выяснить, что именно с ним сделали.

Глубоко вздохнув и выдохнув, Питер начал ползти.

Не успел он пройти и шести футов, как его пальцы внезапно разжались, и он начал падать.

Крик вырвался из его горла, когда все закружилось вокруг него. Во-первых, он был не так уж высоко, падать ему оставалось недолго, поэтому он должен был что-то сделать, найти край стены или...

Питер инстинктивно протянул руки, размахивая ими в поисках какой-нибудь опоры, чего-нибудь, за что можно ухватиться...

Из ниоткуда что-то вылетело из его руки, и прежде чем он успел понять, что происходит, он резко остановился, и Питер внезапно обнаружил, что летит по воздуху.

Когда он начал качаться вперед, инстинкт взял верх – тот, с которым Питер был ужасно знаком, но который он не ожидал почувствовать снова. Прежде чем он успел подумать дважды, он протянул другую руку, отчаянно надеясь, что то, что случилось раньше, произойдет снова, что струна – паутина – выстрелит и схватится за другое здание. Он потянулся, когда по инерции начал замедляться, протягивая руку все дальше и дальше, надеясь... надеясь...

Из запястья вылетела еще одна паутина. Она вцепилась в соседнее здание, и Питер едва успел отпустить предыдущую паутину, как уже спускался вниз, проносясь мимо окон и балконов. Он снова потянулся в третий раз, и снова, следующая паутина выстрелила и поймала соседнее здание, и он вновь летел.

Все было так же, как и раньше. Он чувствовал себя точно так же, как тогда, когда у него были свои веб-шутеры, когда он качался мимо зданий верх и вниз и парил за углом, как лучшие американские горки, на которых он когда-то был...

Питер протянул руку в четвертый раз, но ничего не произошло. Когда он потерял инерцию, непонятный ком начал подниматься к горлу, и он начал падать назад вниз.

Нет. Нет, нет, нет, он не мог... Если он врежется в какое-нибудь здание на такой скорости, то он бы наверняка...

Он выбросил руку и прицелился запястьем всеми возможными способами, отчаянно надеясь, что один из них сработает, что паутина внезапно выстрелит, и...

Питер с громко ударился о стену здания, кусок кирпича отломился и с грохотом упал на землю. Его тело полетело в другом направлении, кружась и кружась, пока, наконец, не остановилось. Тяжело дыша, Питер повис на паутине, медленно раскачиваясь взад-вперед. Он уставился на паутину, которую держал в руках, где серебряная нить соединялась с его запястьем, его глаза расширились, когда он попытался восстановить дыхание.

Почему-то никто его не услышал. Привыкли ли они к разным городским шумам или им просто было наплевать, Питер не знал, но это означало, что у него есть еще один шанс. Наклонившись, Питер провел руками по кирпичной стене дома. Его пальцы на мгновение застыли, потом снова разжались. Он посмотрел вниз. Он мог бы попытаться спуститься вниз по стене, но было более чем вероятно, что он снова поскользнется, и сможет ли он вовремя поймать себя, или...

Питер потянул за паутину.

Она была сильной. Из чего бы она ни был сделана, она был так же прочна, как и раствор, который он использовал, чтобы сделать паутину. Он задавался вопросом, стала бы она еще сильнее, если бы он мог...

Нет, не сейчас. Он мог бы поэкспериментировать с тем, что бы это ни было, позже, но сейчас... сейчас он должен выбраться отсюда, особенно прежде, чем кто-нибудь увидит его. Он не думал, что сможет объяснить то, как он висит на стене здания, удерживаемый только тонкой серебряной веревкой.