Твое имя.

Глава 4.

Хосок едва заканчивает утренний обход, который не обходится без происшествий. Таких, как, например, звонок заведующего отделением с гневным негодованием сообщившего лучшему кардиохирургу о дисциплинарном заседании в его честь завтра в двенадцать часов дня. До завтра ещё уйма времени свалить из страны, прикончить эту пиявку Кан Сыльги, сменить внешность самому себе же (не зря же он всё-таки хирург в первую очередь), но вместо этого у него назначена операция Ким Чонын, и её он пропустить не может, даже если начнётся апокалипсис или за ним уже выехали кто нужно. Он ко всем своим пациентам относится слишком внимательно, забивая на сон, еду, личную жизнь и своё же собственное здоровье. Несмотря на отпуск в прошлом году в разгар Нового года, у Хосока ничего особенно не поменялось, даже загореть толком не успел.

Он заходит в свой кабинет, садится и долго смотрит на шкаф, за дверцами которого притаилась целая полочка с подарками от пациентов. Там и пятизвёздочный коньяк, и виски, и чего только нет. Сейчас бы бухнуть в компании с друзьями на свежем воздухе, да шашлыки пожарить, да отоспаться как следует, игнорируя наступление пары суток. Но у него нет такой роскоши и не будет ещё месяцев семь-восемь по расчётам, если действительно не случится апокалипсис в лице юной мисс, возомнившей себя мерилом справедливости в этой больнице. Да кто она такая вообще и какое право имеет?

— Хорс, — перед его глазами щёлкают пальцами, и он приходит в себя, оторвавшись от созерцания недостижимого. В кресле напротив сидит Юнги, такой же потрёпанный, видать, с Намджуном всю ночь над аппаратурой и сочинением песен просидели. — Ты как? Выглядишь заёбанным.

— В душе так и есть, — но Чон натягивает дежурную улыбку и возвращается к журналу операционной, чтобы проверить, всё ли готово к операции, которая начнётся уже через несколько часов.

— Что-то произошло, пока меня не было? — Юнги достаёт из рюкзака энергетик и протягивает Чону, но тот отмахивается.

— Нельзя, я же на операцию через три часа.

— А, точно, извини. Кофе тоже нельзя?

— Суточную норму я уже выпил, — он протирает глаза. Не то, чтобы Хосок прям совсем не выспался, нет, у него был целый выходной два дня назад, а потом он ещё проспал полдежурства, потому что никаких экстренных пациентов не привозили и отдел скорой помощи справлялся прекрасно. — К Чонын заходил уже? — старается врач сменить тему. И это срабатывает, потому что Хосок знает, что по факту Мина сейчас может волновать только одно.

— Сидит и подумывает, как избежать охраны, чтобы незаметно улизнуть, — Юнги посмеивается, но Чон и без того видит, что тот нервничает не меньше. — Не сможет, там маман её и отец мой приехал.

— Что у них за напряжные отношения с родительницей? — хмурится Чон.

— Ну, — Юнги отпивает из банки газированную жидкость, — если вкратце, то мелкая очень часто лежала в больницах, а маман в это время устраивала свою личную жизнь. Так, наверное, с отцом сошлась.

— Ну пиздец, — доктор даже ругается, не ожидав такого рассказа, и делает ошибку в заполнении документа. — Не думал, что такая милая женщина внутри с такой сучностью.

— Точно подмечено.

— Ты бы, кстати, на эту дрянь не налегал, она на нервную систему очень действует.

— Да похер уже.

— Тебе, может, и да, а мне потом тебя ещё с того света вытаскивать с сердечным приступом.

Друзья улыбаются друг другу и Юнги обещает, что эта банка — последняя.

— Сколько длится операция? — немного поразмыслив и дав Хосоку закончить заполнение журнала в тишине, наблюдая, как тот вполне понятным почерком для врача заполняет страницы, спрашивает Мин.

— От двух до шести часов стандартно, — на автомате отвечает тот. — Сложные случаи до двенадцати, но это не про нас, к счастью. В целом, я думаю, всё будет хорошо, а тебе, если удастся, лучше в это время поспать. Нервяком никак не поможет, сам ведь знаешь.

— Да кто ж мне спать даст? — усмехается мужчина, выбрасывая пустую банку в урну, стоящую у выхода из кабинета. — Маман Чонын мне взбучку устроит. Вот бы сбагрить их куда-нибудь, чтобы не маячили мне перед глазами. Терпеть не могу всей этот ненужной суеты и нервотрёпки. Я сам прекрасно справляюсь довести себя до нервного срыва, если понадобится. И тогда, — Юнги очень громко вздохнул, что не укрылось от слуха сидящего напротив друга, — тогда меня прорвёт и я выскажу этой женщине всё, что о ней думаю. Не просто же так я свинтил десять лет назад, чтобы не видеть всего этого.

— Постарайся никого не у***ь во время операции, — только и может добавить Хосок, поднимаясь и намекая Юнги, что пора выходить.

***

Юнги сидит напротив на кожаном диване, наблюдая, как сюсюкается со своей дочерью внезапно вспомнившая о своём материнском долге Тэён. Отец сидит рядом, выпивая уже, наверное, третью кружку кофе. Можно заметить, что он нервничает, только по тому, как изредка дёргается его нога. В остальном же никто здесь не показывает волнение, чтобы лишний раз не напрягать Чонын. Отец здесь что-то вроде моральной поддержки, как для Тэён, так и для собственного сына, пускай даже с первой он уже не в браке. Юнги не хочет лезть в чужую постель, и даже если отец с Тэён до сих пор встречаются, он лишь надеется, что это никак не коснётся их с Чонын, последнюю особенно.

Хосок заглядывает неожиданно только чтобы сказать, что всё готово, и забирает девушку, чтобы та подготовилась к операции. Юнги не знает всех тонкостей, но ей наверняка нужно принять душ, сменить одежду или, скорее, накидку, надеть шапочку. Ей введут наркоз и она уснёт, а проснётся уже почти здоровой — Юнги убеждает себя, что прождать четверть суток максимум не такое уж огромное испытание. Гораздо тяжелее тому, кто будет её делать, но Юнги в Хосоке уверен. Хосок ни за что не позволит себе ошибиться.

Запретив идти за ним отцу и бывшей мачехе, он единственный провожает Чонын, которую уже везут в операционную, говоря что-то ужасно тёплое и успокаивающее — сам он даже не помнит, что, потому что волнение перекрывает все оставшиеся чувства. Хосок уже ждёт в операционной, поэтому его Юнги не видит и, отпуская руку своей девушки как раз в тот момент, когда двери открываются и тут же закрываются перед его носом, увозя Чонын в неизвестность, садится на лавку рядом, но спустя пять минут уже идёт на улицу курить.

Возвращаться в палату, где сидят родители, совершенно не хочется, поэтому Юнги находит себе другое занятие. Он звонит Тэхёну, ещё одному лучшему другу, который, по идее, должен быть дома и уже наверняка проснулся.

— Привет, — слышится в трубке, и Юнги с облегчением выдыхает. Не спит. — Мы с Ухи как раз вас вспоминали. Сегодня же операция?

— Только что началась, — подтверждает мужчина, затягиваясь и разглядывая грязные носки своих ботинок.

Юнги слышит, как Тэхён шаркает ногами на кухню, судя по всему, выбираясь из тёплой, нагретой двумя влюблёнными голубками, постели и, садясь за кухонный столик, достаёт сигарету и зажигалку и закуривает.

— Успокойся, у нашего врачевателя руки золотые, — Ким затягивается, выпускает клубок дыма в унисон с подпирающим стенку Мином. Мин и сам это знает, но как не волноваться, когда на столе под лампами лежит девчонка, надолго укравшая его покой и десяток лет жизни? Он точно поседеет раньше времени. — Ну, хочешь, мы с Ухи приедем? Только не ща, позже, даже ближе к вечеру скорее.

— Приезжайте, Чонын будет рада вас видеть, — соглашается Юнги. — Позвоню Чимину и Джину, может, тоже найдут время. Было бы неплохо съездить куда-то, как тогда, в июне.

— Это да, это надо организовать. Да, красота? Да, сейчас, — Юнги не может не улыбнуться, слыша, как Тэхён ласково отвечает что-то Бэ, которая тоже появилась на кухне вслед за ним. — Короче, не хандри там сильно, мы будем. Чего привезти? Что ей можно?

— Да я даже не знаю, не спрашивал, — запинается Юнги.

— Ну, придумаем. До скорого!

Юнги докуривает и думает, что нужно всё-таки показаться своему отцу и маме Чонын, иначе они потеряют его и начнут волноваться за Чонын ещё больше. Приходится подняться наверх в палату. Тэён стоит у окна и смотрит на улицу, поэтому Мин понимает, что та видела, что он стоял и курил, а отца не видно. Он вопросительно изгибает бровь, когда она поворачивается, услышав, что он вошёл.

— Он вышел в туалет, — коротко и ясно. — Ох, Юнги, я так волнуюсь, с ней же всё будет хорошо? Как-то тот доктор выглядит очень молодо…

— Да ну, — он садится на кровать, потому что не хочет близко контактировать ни с ней, ни с отцом, — не понимаю, почему только сейчас. Раньше, когда вы искали, как бы устроиться получше да выйти замуж за кого побогаче, вы не сильно много думали о том, каково ей в больнице одной.

Тэён застывает с занесённой к губам ладони и неверяще смотрит на Юнги.

— Юнги, это не так. Я хотела, чтобы мы обе достигли лучшей жизни.

— А пока вы хотели и достигали, она лежала в палате, причём не такой хорошей, как здесь, а наверняка в большой, где ещё несколько детей, недоедала и скучала по дому. Ей было страшно и она хотела, чтобы её мама была рядом. Очень трудно завести в подобном месте друзей, особенно если они не хотят с тобой общаться.

— Что ты можешь знать? Ты вырос в семье с достатком.

— Напоминаю, что я, когда десять лет назад отец женился на вас, свалил из дома. На дом, машину и содержание себя и теперь Чонын я заработал и зарабатываю сам. Может быть, стоило пойти и поискать работу, чтобы иметь возможность не купаться в долгах? — он усмехается, сам не заметив того, как разгорячился. — Вы предпочли более лёгкий путь. В этом мире теперь гораздо проще получить всё за красоту. А отец всегда был так падок на красивых женщин…

— Прекрати, — женщина поджимает губы. — Хватит. Не будем сейчас об этом.

— Проблема в том, — Юнги наслаждается тем, как у Тэён, его бывшей мачехи, перекосило лицо от гнева и она сразу перестала казаться такой уж миловидной, — что такие мужчины, как мой отец, всегда найдут девушку моложе и милее. Но вам-то бояться нечего, верно? И вы всегда найдёте дурачка богаче, чем он, чтобы никогда в жизни не заниматься грязной работой.

— Мин Юнги! — в проёме палаты появляется отец и прикрикивает на сына, завидев нелицеприятную картину. Женщина ещё не рыдает, как того бы мог ожидать Юнги, чтобы вызвать жалость у Мина старшего, но уже почти на грани и прикладывает ладонь ко рту, округлив глаза. Эта комедия Юнги порядком надоедает, особенно, когда отец встаёт на сторону бывшей жены, а не собственного сына. Хотя когда они разводились с мамой, отец настоял оставить его с ним. Теперь Юнги даже не помнит лица матери. Она не сильно-то горела желанием забрать его с собой. — Извинись немедленно.

— Нет, — отрезает он, собираясь выйти из палаты, потому что нахождение с ними для него ничем хорошим не закончится, да и Чонын, когда придёт в себя, семейной ссоре обрадуется вряд ли, — но знаете что? Когда Чонын выпишут, я забираю её к себе. И это не вопрос, это утверждение.

***

Хосок выходит первым с играющей улыбкой на глазах.

— Я только что видел грудь твоей спящей девушки, а ты всё равно скажешь мне сейчас спасибо, — начинает Хосок, и Юнги не может злиться.

— Ну, ты же доктор, тебе можно, так и быть, — Юнги по глазам друга видит, что всё прошло нормально и даже лучше, и улыбаться получается само собой, благодаря не всевышнего, а именно его, Хосока. Именно он своими золотыми руками в который раз спас ещё одну жизнь, и эта жизнь для Юнги слишком дорога, чтобы говорить о цене.

— Блин, ну вот, когда ты доктор, на тебя даже не подумают про сексуальные домогательства, — сникает врач, чем веселит Юнги ещё больше. От Мина прилетает по шее, и тогда Хосок вновь являет свою улыбку. — Вот! Вот так правильно! Ревность — потрясающее чувство!

— Я тебе что говорил давным-давно? Даже не смотреть в её сторону, а?

— Так если бы я не смотрел, я бы мог криво зашить!

— Ах ты криворучка…

Юнги шутя прыгает Чону на спину, но так же быстро спрыгивает, пожимая протянутую руку молча, хотя хочется сказать много. Но они дружат достаточно долго, чтобы Хосок понял всё и без слов и других сантиментов. Они в их дружбе лишние.

Хватает и того, что когда Чонын, ещё в реанимации, медленно открывает глаза, постепенно отходя от наркоза, а приборы рядом с кушеткой показывают нормальную работу прооперированного сердца, которое теперь, благодаря протезу на неисправном клапане, работает без перебоев, у Юнги скапливается в глазах влага. Эта стойкая девчонка находит в себе силы улыбаться и сжимать пальцами его большую крепкую ладонь.

— Мин Юнги, — она говорит тихо, но уверенно, — я свою часть уговора выполнила. Теперь ты возьмёшь меня замуж?