Мой ненавистный взгляд был прикован к отцу... Точнее к человеку, которого я многие годы ошибочно считал своим отцом. Ведь он не считал меня своим сыном, для него во всем мире был только он и Теодора. Моя рука всерьез никогда прежде не поднималась на него потому, как перед глазами всегда вставал образ матери. А он поднимал, собственноручно измывался над нами с Винченцо на протяжении нескольких часов, и ни разу даже не задумался о том, с каким осуждением любимой жены он бы столкнулся. Мама должна была в гробу вздрагивать при каждом его ударе по сыновьям.
Но я больше не позволю ему иметь такую власть над нами. И, тем более, над Алессандрой, которая ради меня пала пред ним на колени, пытаясь спасти. Сняв глушитель с ее пистолета, оставленного у меня под боком, я крепко впился в рукоять огнестрельного оружия и, положив палец на курок, сдавленно прохрипел:
— Прощай.
И я выстрелил. В этот раз без промедления и сочувствия. Понимал - либо он, либо Алессандра. А ее я был готов защищать даже от самого дьявола. Безжалостный выстрел в голову, дабы не подарить ему лишней минуты жизни в этом мире, но теперь я был уверен, что и в том он уже стал гостем нежданным. Мама наверняка отвернется от него за все его деяния, сотворенные после ее гибели.
Взгляд отца стал пустым, а после его тело рухнуло на пол, с глухим ударом от падения. С ним было покончено навсегда. Дети Руссо, в эту самую секунду, стали сиротами. И сомневаюсь, что кто-нибудь из нас пустит даже самую скупую слезу по отцу. Он этого не заслужил.
Алессандра торопливо поднялась на ноги и вернулась ко мне. В ее глазах не было страха, будто всего секунду назад на нее не было направлено дуло пистолета ее врага. Моя бесстрашная русская...
— Ты не... испугалась, — просипел я, давясь собственной болью, оттого что совсем недавно из меня пытались сделать отбивную.
— Не зря же я оставила тебе пистолет.
Пролепетала она и взяла мое избитое лицо в свои руки. Ее слова сквозили доверием, заставляя едва бьющимся сердцем почувствовать тепло и даже жар. Она бросила пистолет намерено, оставляя дело за мной и одаривая меня возможностью самостоятельно разобраться с человеком, превратившимся из родного в кровного врага. Она знала, что я выстрелю. Она верила в меня, несмотря на мою прошлую ошибку. Но...
— Ты же... Ш-ш-ш, — прервался на шипение от боли в ребрах, когда постарался поудобнее сесть. — Ты же бросила меня.
— Я тебя не бросала, — прошептала она, врезаясь своими сочувствующими карими глазами прямо в самую душу и поцеловала внутреннюю сторону моей ладони, которой я коснулся ее прекрасного лица.
— Все было так и задумано?
— Почти. Все, кроме вот этого... — и ее нежные пальчики прошлись по моим свежим ссадинам на лице.
Я представлял, как ущербно сейчас выглядел, но русская смотрела на меня такими глазами, будто я был самым прекрасным на всем белом свете. Однако мое мнение однозначно расходилось с ее. И мне крайне не нравилось видеть сожаление в ее глазах, которые еще чуть-чуть и стали бы наполняться влагой.
— Я как только узнала, сразу...
Только я услышал начало ее оправданий, как все трезвые мысли ускользнули из разума. Я ладонями обхватил ее лицо, и грубо притянул к своему, заявляя права. И используя все силы, что у меня были, я набросился на ее губы в будоражащем, жадном, иступленном поцелуе. Мои движения губ были умелыми, жесткими. Пара секунд промедления со стороны Лисандры, и она ответила на поцелуй с тем же остервенелым напором, проталкивая язык и переплетая его с моим. Мы целовались как безумные, будто не виделись целую вечность и ужасно изголодались друг по другу. Поцелуй приобрел металлический привкус и я еще надолго запомню ласки со вкусом крови, разлившейся с моей разбитой губы.
Мы задыхались и надсадно дышали рот в рот, цепляясь за друг друга, как умалишенные, боясь снова расстаться. Не было боли, ничего не было, кроме моей Алессандры и ее подарившего чувства полета. Главное, аккуратно приземлиться и не разбиться к чертовой матери, потеряв разум от объятий русской. Но стоило ей гортанно, сдавленно простонать, как у меня внутри все перевернулось.
Я сильнее прижал ее к себе, но тут же все тело сковало острой болью. Русская обеспокоено оторвалась от моих губ, вглядываясь в мое забывшееся на мгновение лицо. Ее ладони начали нежно и аккуратно исследовать мой торс, пытаясь найти причину боли. Но я не позволил ей этого сделать, перехватив женские ладони и начав одаривать их множеством коротких, но чувственных поцелуев.
— Со мной все в порядке, — выдавил я из себя, сразу же сталкиваясь с презрительным прищуром карих глаз и недовольным наклоном головы Алессандры.
— А по тебе так и не скажешь.
— Да, больно, но не критично, — отмахнулся я.
Скорее это был удар по моему эго, то как я облажался и в таком виде предстал перед Алессандрой. Синяки пройдут, порезы затянутся, а чувство стыда останется со мной на более продолжительный срок...
За стенами дома прогремели очередные выстрелы, которые за последние несколько часов стали настолько привычными слуху, что совершенно не причиняли дискомфорта. Но Лисандра обратила на них внимание, а еще больше ее насторожил звук подкрадывающихся шагов.
Схватив пистолет и поспешно надев глушитель, она подскочила на ноги, отходя к стене у входа и готовя пистолет для атаки. Я попытался подняться, дабы не быть овощем и оказать хоть какую-то помощь, но тут же чуть не взвыл от боли, еле сдержав крик в себе. В тир заглянул раскаченный мужик, в кожаной куртке, представитель "Ангелов ада". Грозный на вид, с любопытными глазами, сразу подметившими тело Габриэля, он сразу стушевался, завидев выскочившее на него дуло пистолета в женских руках.
— Свои, — лениво вымолвил он на английском, поднимая руки в мирном жесте.
Алессандра опустила оружие, но ее тело не утратило напряженности и опасения.
— Помощь нужна? — кивнул он на валяющиеся тела.
— От тебя нет, — вымолвила Алессандра и выстрелила на поражение в мужчину.
Он упал замертво, добавляя комнате еще один труп. А я лишь вопросительно посмотрел на русскую, ожидая от нее ответа на произошедшее.
— В дом никто не имел права входить. Свои были предупреждены и он был в их числе, но крысой оказался, — ненавистно выплюнула Алессандра, а после, выглянув в коридор, обратилась ко мне: — Нужно уходить. Я вас увезу отсюда.
Она сделала шаг ко мне, но я тут же ее остановил:
— Нет, сначала Вин. Выведи его.
Недовольно закатив глаза и набрав полную грудь воздуха, она согласилась. Первым делом русская подобрала оброненный пистолет моего покойного отца и кинула его мне, а после схватила с бара графин. Откупорив его крышку и вдохнув аромат алкогольного содержимого, она заметно скривилась и ее даже слегка передернуло. Она вылила пахучее содержимое себе на руку и присела около Винченцо, начиная водить своей ладонью под его носом и слегка хлестать по щекам. Мгновение спустя брат захрипел и начал подавать признаки жизни.
— Давай, давай, давай! — подстегивала его Алессандра. — Пора возвращаться к жизни.
— Алес-сандра? — с огромным трудом вымолвил он имя спасительницы, тяжело открывая глаза.
— Да-да, это я. Все объяснения потом, благодарности тоже. Я выведу вас отсюда, начнем с тебя, — тараторила русская.
Она начала поднимать его за плечо, но он умышленно одернул руку.
— Нет! Сна-чала Эн... Ри... Ка... — прохрипел членораздельно Вин.
— Она тоже здесь?! — воскликнула русская, сразу же обращая свой взгляд на меня, но я понятия не имел о невесте брата. Ее здесь не было, по крайней мере, насколько было мне известно.
— Под-вал...
— Черт возьми! — прорычала Лисандра, втискивая в руку Винченцо свой пистолет и подхватывая клинок, валяющийся подле убитого Алонзо, простившимся с жизнью еще в первую минуту нашего прибытия в этот дом за свою верность нам.
Алессандра торопливо скрылась из тира, оставляя нас с братом наедине с трупами в обессиленном состоянии.
— Она... Снова... Нас... Спасла... — с огромными паузами между словами проговаривал Вин, тяжело дыша. — Нам... С ней... Повезло.
— Мне, — довольно вымолвил я, растягивая губы в подобие победоносной улыбки.
— Тебе, — подтвердил брат, прикладывая все усилия, чтобы не отправиться вновь в темноту и небытие.
Через какое-то время Алессандра вернулась и, не вымолвив ни слова, подхватила Винченцо, перекинув его руку через плечо, и поволокла его к выходу, буквально потащив на себе тушу моего младшего брата. Еще через какое-то время она вернулась за мной, а я к тому времени смог самостоятельно подняться на ноги, взобравшись по стене, и доковылять до выхода из тира. Оказав мне такую же поддержку, как и Винченцо, она повела меня на улицу. Мы миновали поле сражение, залитое кровью, застланное трупами и бойцами, еще оставшимися в живых.
— Этот дом теперь принадлежит мне, как и сам клан «La Cosa Nostra», — сказал я, обращаясь тихим шепотом к Алессандре на русском.
— Знаю, но пока жив Николас все будет троекратно усложнено. Он не даст нам всем спокойной жизни, а вам сейчас нужно встать на ноги, прежде чем лезть в самое пекло.
И я был полностью согласен с моей рассудительной, мудрой русской, не имея необходимость возражать, ударяя кулаком себя в грудь. У меня была привычка рваться в атаку, ничего не обдумав, не проработав свои мысли, но теперь это были пройденные грабли. Нужно было меняться, а иначе этот мир очень быстро избавился бы от меня, а следом и от брата, верно ступающего за мной. А теперь на мои плечи возляжет весь сицилийский клан. Надо умнеть и взрослеть.
Стоило водительской двери захлопнуться, как Алессандра выжала педаль в пол, срываясь с места и за несколько секунд, развивая скорость до сотки. Я помнил ее водительские способности и полностью доверял Алессандре за рулем, но спустя десять минут нашего пути, проблема все же возникла.
— Лучше пристегнитесь, — посоветовала русская, завидев одновременно и хвост и перекрытие дороги.