Тропа кровавых цветов

Эпизод четырнадцатый

...Он поднял глаза. К столику подошёл, склонившись в поклоне, какой-то горожанин. Смуглый, худощавый, с вытянутым лицом и небольшой бородкой; в ухе болтается серьга, тёмные глаза хитро поблёскивают из-под капюшона. Торговец?..

– Честно говоря, действительно отвлекаете. У нас тут дружеские посиделки, – сухо сказал он – и на всякий случай нащупал рукоятку ножа на поясе. – Что-то хотели?

– Ничего страшного, мы рады поболтать, – проигнорировав его реплику, с любезной улыбкой возразил Адриан. Подвинулся, чуть освободив место на скамье – рядом с собой и своим потрясающим плащом.

– Меня зовут Тамаш Тарку, уважаемые господа, – сняв капюшон, представился незнакомец. Приятный голос – довольно высокий, вкрадчивый, лукаво вихляющий. Чуть картавит. Тревор покосился на Сейфу; та хмурилась – видимо, Тамаш и у неё вызвал смутное недоверие. – Я держу большую лавку в Тырговиште – торгую мебелью, тканями, косметикой, всякой всячиной. Сегодня услышал, что Вы появились в городе, милорд Цепеш. И, конечно, ваши достопочтенные друзья, милорд и миледи Бельмонт. – (Улыбаясь, он поклонился Тревору и особенно низко – Сейфе). – Огромная честь увидеть здесь наших героев!..

– У Вас есть какая-нибудь просьба к нам, господин Тамаш? – вежливо поторопил Адриан. Попереминавшись с ноги на ногу, Тамаш нервно облизал пухлые губы – и всё-таки уселся на скамью, рядом с ним.

Тамаш. «Двойник». Ну и имя. Чёртовы близнецы.

– На самом деле, да, или скорее даже... История. Дело в том, что мне не к кому обратиться – в Тырговиште, сами знаете, мало квалифицированных магов. А поскольку миледи Бельмонт великая волшебница, да и вам обоим не чужда магия, я взял на себя смелость подойти.

– Ближе к делу, пожалуйста, – стараясь не злиться ещё сильнее, потребовал Тревор – и залпом допил бокал.

«От этого Тамаша разит неприятностями, – говорил обречённый взгляд Сейфы. – Почему всякий раз, когда мы решаем отдохнуть, обязательно должно что-то произойти?»

– Вина? – предложил Адриан. Тамаш помотал головой, усмехнулся, потирая бородку. Его пальцы были унизаны перстнями.

– О нет, благодарю. Итак, если позволите... У моего дома разбит сад – весьма просторный, с фонтанами и другими приятными местами. В дневное время я открываю его, и горожане частенько пользуются им как парком – для прогулок. В любое время года, кроме зимы. Денег я за это не беру – просто, скажем так, общественно полезное начинание.

– Благородное дело, – заметила Сейфа – впрочем, настороженность никуда не делась из её глаз.

– Спасибо, миледи. Это была не моя идея – жены, царствие ей небесное. – (Тамаш сложил руки в молитвенном жесте, возведя взгляд в потолок). – Она в основном этим и занималась. Теперь я со спокойной совестью передал сад слугам и садовнику – хватает других забот. Но... Начало происходить что-то странное. Люди стали сообщать мне, что после заката – а я порой не закрываю сад до полуночи, особенно если стоит хорошая погода, – в темноте, они видят в глубине сада некое белое свечение. «Жемчужное», как поэтично выразился один мой приятель – тоже купец.

– Просто свечение, ничего больше? – озабоченно перебила Сейфа.

– Да, именно. Но не похожее на свет луны, факела, свечи или фонаря. Белый свет, дрожащий где-то вдалеке. И... – на секунду Тамаш будто бы запнулся, боязливо взглянув на её платок. – Красные цветы. Алые, как кровь. Но не те, что растут в моём саду на самом деле – а новые. Маки, розы, пионы, даже, говорят, красные нарциссы – я таких ни разу не видел... Они растут на дорожке, образованной этим светом – на белой тропе, – а утром исчезают. Кто-то рассказывал, что с лепестков капала кровь – но это, возможно, уже порождённые страхом домыслы, господа, я не знаю. И... И всё. С рассветом ничего не остаётся.

– И всё? Вы пришли рассказать нам, что в Вашем саду кому-то по пьяни привиделся белый свет и цветы? – едко уточнил Тревор. Ему не нравилось, с каким серьёзным вниманием Адриан слушает этого похожего на цыгана хлыща. Его он так редко слушал. – Звучит опасно, ничего не скажешь!

– Как бы там ни было, звучит похоже на чары, – возразила Сейфа.

– Это ещё не всё, господа! – подавленно добавил Тамаш. – Поверьте, я не склонен к суевериям – но каждый раз, когда кто-нибудь видел этот свет и белую тропу с цветами, на следующий день случалось что-то плохое. У женщины, которая первой рассказала мне это, заболел и вскоре умер ребёнок – необъяснимая лихорадка, которую ни один лекарь не смог вылечить. У того моего приятеля разбойники ограбили лавку – вынесли всё подчистую, а продавца убили. У кого-то из приезжих крестьян околел весь скот, у моей... Эм, хорошей знакомой началась женская болезнь – простите за подробности, – а ещё в тот же вечер сбежала любимая собака – так, что её так и не смогли найти. А она всю жизнь от неё не отходила!

– Да уж, звучит очень пугающе, – давясь смехом, признал Тревор. Поднял руки над головой и согнул пальцы, изображая когти чудовища. – У-у-у!.. Обычная череда совпадений и больное суеверное воображение. Сделайте милость, дайте нам поужинать втроём. Дар рассказчика у Вас несомненный, но...

– Я не думаю, что всё это совпадения, Бельмонт, – вдруг возразил Адриан, всматриваясь в хитрое – но сейчас, кажется, искренне встревоженное – лицо Тамаша. – Магия работает именно так – чтобы не быть заметной поверхностному взгляду... Вы сами видели эту тропу с цветами?

– Д-да. Один раз.

– И что произошло после?

Тамаш замялся – потёр затылок, отвёл глаза, лоб прочертили морщинки.

– Ну... Скажем так, одна моя хорошая подруга покинула меня, напоследок наговорив ужасных вещей. Ужасных и несправедливых. Хотя ничего не предвещало такого поступка.

– Думаю, предвещало – раз уж у Вас так много «хороших подруг», – хмыкнул Тревор. Тамаш не изменился в лице – явно опытный лгун, – но его смуглые щёки залились румянцем.

– Есть ли в Тырговиште кто-то, кто может желать Вам зла? – задумчиво спросил Адриан. Тамаш растерянно дёрнул плечом.

– Вряд ли, милорд. Я со всеми в хороших отношениях. Просто, если на моём саду лежит какое-то проклятье или нечто подобное, я... Могу ли я осмелиться попросить вас о помощи? Кого-то из вас. Хотя бы взглянуть на это место.

– Почему бы нет? – в один голос проговорили Адриан и Сейфа – и умилённо засмеялись, глядя друг на друга. Тревор скрипнул зубами от раздражения.

– Ну, допустим... Праздничный ужин так праздничный ужин, ничего не скажешь. Только тебя, дорогая, я попросил бы вернуться в гостиницу. Мало ли... В общем, сама знаешь.

Сейфа одарила его взглядом «я-надеюсь-ты-понимаешь-какую-чушь-сморозил» – и поглубже запахнула платок.

...Сад Тамаша действительно оказался, мягко говоря, просторным – Тревор скорее назвал бы это виллой в черте города. За кованой оградой с позолоченными зубцами росли молодые дубки, вязы и тисы, ели, низкорослые пушистые пихты; в ночном воздухе витал аромат роз – среди цветов их было больше всего; впрочем, в темноте все они казались мертвенно-серыми, – ядовито-розового шиповника, полосатых тигровых лилий с агрессивно манящими выгнутыми лепестками, в облачках пыльцы. Вдоль дорожек, аккуратно вымощенных белой плиткой, то и дело попадались скамейки и статуи – мраморные нимфы стыдливо прикрывали наготу, задумчивый Дионис держал обвитый виноградной лозой кубок (при виде Диониса что-то в Треворе неприятно ёкнуло). И где-то в тёмной глубине всего этого неприличного великолепия, за лабиринтом дорожек, таился хозяйский дом – отсюда его даже не было видно.

– Впечатляет, – присвистнув, оценил Тревор. Тамаш кивнул; в свете масляного фонаря, который он нёс, было видно, как его смуглые щёки залились польщённым румянцем. – Всё это выглядит не хуже садов аристократов при лучших замках. У меня один вопрос – как Вы, чёрт возьми, на такое заработали?!

– Трев! – сердито прошипела Сейфа. – Веди себя нормально.

– Что вы, всё хорошо, – с тихим смешком сказал Тамаш. – Деловой человек всегда сумеет заработать. Хочешь жить – умей вертеться!

– Похвальный принцип, – отметил Адриан, глядя на очаровательный фонтанчик – вода, журча, стекала в чашу по телу пухлощёкого дельфина. Тамаш снова зарделся – не заметил его иронии. Адриан, как ценитель прекрасного, рассматривал всё внимательно, но Тревор чувствовал, что он тоже настороже – тоже выискивает подвох в этой красивой картинке. Его рука тускло белела из-под плаща – он не снимал её с рукояти рапиры. – Скажите, а как давно умерла Ваша жена? Вы говорили, что в основном она занималась садом.

– Около полугода назад, ещё в разгаре войны, милорд, – с благочестивой печалью (не очень-то искренней) ответил Тамаш. – А что?

– Просто...

– Ай!

Услышав слабый вскрик боли, Тревор метнулся к Сейфе. Морщась, она присела на корточки и отмахнулась – мол, всё в порядке. Тревор присел рядом, приподнял подол её платья; по чулку над голенищем ботинка расплывалось пятнышко крови.

– Колючка, – удивлённо пробормотал он – и дёрнул за чёрное нечто, торчащее из ранки; Сейфа снова зашипела. Он помог ей подняться, придержав за плечи. – Вот и всё, всё хорошо... Тамаш, будет чем перевязать?

– Да, разумеется, – встревоженно закивал Тамаш. – Пойдёмте в дом. Многие кусты колючие, извините, ради бога, я забыл вас предупредить...

– Но здесь нет колючих кустов, – напряжённо сказал Адриан, обведя рукой пространство вокруг – скамейку в тени раскидистого дубка, статую весёлого фавна с кривыми рожками, газон с кустиками мелких цветов вроде фиалок. – Ничего похожего. И место ранки странное – не стопа, а лодыжка.

– Я не поняла, что это было, – прихрамывая, призналась Сейфа. – Просто шагнула и... Но неважно, это ерунда. Лучше покажите нам место, где обычно видят то свечение.

Тревор посмотрел вниз. На земле – там, куда попала кровь Сейфы, – лежал густо-бордовый бутон.

...Ночью, в гостиничной комнате, он проснулся резко, как от удара; подскочил на постели, услышав тот же придушенный вскрик или стон – из ванной. Почему-то заранее холодея от ужаса, схватил свечу, рывком открыл дверь – и чуть не поскользнулся в крови.

Кровь была повсюду – тёмная, как бордовый бутон. Сейфа сидела на полу, привалившись затылком к чугунному боку ванны, и тихо стонала, обхватив колени; её ноги и ночная сорочка насквозь пропитались кровью. Поодаль, в паре шагов от неё, в крови виднелось что-то плотное, оформленное; Тревор старался не смотреть туда.

Нет. Нет, нет, нет, нет, нет.

– Идём, идём скорее в постель, – выдавил он, обхватив ладонями её бледное лицо; подхватил её – невесомо-лёгкую – на руки. – Я сейчас сбегаю за лекарем.

– Не надо, – прошептала она, обессиленно уткнувшись лицом ему в грудь. Тревор замер; его трясло.

– Что?

– Не надо, – (ещё тише – еле слышным выдохом). – Я знаю, что случилось.