Кровь в уплату долга

Глеб, папенький сыночек человека, которому принадлежала моя жизнь, стоял рядом с металлической дверью моей темницы и сквозь маленькое окошечко проходил по моей изможденной фигурой похотливым взглядом, отвешивая сальные комплименты и не сдерживая себя в самоуверенных похотливых выражениях: — И все-таки ты красивая дрянь, — вымолвил он, руками хватаясь за прутья окошка. — Таких надо драть часто и долго. Хочешь я этим займусь? Я тебя так трахну, что забудешь собственное имя. Я посильнее зажмурила глаза и выдохнула, пытаясь пропустить мимо ушей его откровенное желание, с которым продолжала сталкиваться изо дня в день на протяжении трех месяцев моего заточения здесь. Изодранными в кровь губами от напряжения и волнения я тихонько прошептала себе под нос, пытаясь выпустить на волю вспыхнувшую волну отвращения, которую я никогда не держала в себе. "Бесстрашие - признак слабоумия", - так всегда говорил мой отец и пусть будет лучше так, чем я буду молчать и повиноваться этому уроду. — Иди к черту, исчадье ада... — вымолвила я, отчего Глеб тут же ударил по двери, что издала лязгнувший звук. Он услышал меня, а потому в мгновение ока превратился из похотливого животного в бешеного, начиная кричать: — Ах ты, сука! Как ты смеешь так меня называть, проклятая шлюха?! — вопил он, будучи охваченным яростью на меня. А следом он обратился к моему персональному охраннику, который день и ночь караулил мое нахождение в темнице: — Андрюха! Открой дверь, надо преподать ей урок за гнилой язык! Тот чуть прокашлялся, готовясь отказать и надеясь остаться целым после отказа. Кем он был по сравнению с Глебом? Правильно - никем и власти никакой у него не было. — Глеб, успокойся! Виктор Иваныч всем без исключения запретил обижать девчонку. — Ты слышишь что несешь?! — взревел Глеб. — Это приказ моего отца, я второй человек после него в этом доме! Я имею власть не меньшую от его! Если я говорю открыть - значит, открывай! — настойчиво продолжал он. — Глебыч, ну имей совесть, ее со всеми этими анализами и клиниками замучили так, что она едва на ногах стоит. Хоть немного прояви сострадания к ней, — умоляющим тоном просил Андрей. — Какое нахр*н сострадание?! — прошипел Глеб, подобно разгневанной змее. — Если бы ей было так плохо, то держала бы язык за зубами! — Вот пущу я тебя к ней и что ты сделаешь с девчонкой, которая едва ли не пластом лежит? — В рот ее трахну в качестве воспитания. Видать, ни отец, ни муж ее толком не обучили, как надо с мужиками разговаривать - так я это быстро исправлю. Шелковой станет после моих уроков, — ухмылялся Глеб, пытаясь добиться открытия моей камеры. Я закрыла глаза, что стали наливаться соленной влагой. Как бы я хотела оказаться вдали от этого ада с подвальной камерой, что стала моей персональной темнице, и монстрами, посягающими на мою честь. Хотя о какой чести я говорила? От нее давно ничего не осталось... Глеб не только ко мне относился подобным образом, такого было его отношения к любой девушке. Да и Андрей далеко не ушел от него. Это сейчас после всех моих обследований он смягчился и вроде отстал от меня, а до этого также позволял себе оскорбления и попытки насилия. Благо до этого так и не дошло, все-таки Виктору до поры до времени я нужна была целой и невредимой. Сейчас я была вынуждена лежать, выслушивать эту нецензурную брань и радоваться, что находилась от них по ту сторону двери, а иначе живой бы я долго не протянула в жестоких лапах Глеба. Хотя... Какая разница сколько я протяну - если исход у меня один - на тот свет. До сей поры я не оказалась под Глебом, только из-за решения Виктора, который пытался спасти свою тяжело больную дочь с моей помощью. Он сохранил мою жизнь и предоставил какую-никакую защиту, только из-за нее. Как только Диане станет лучше или хуже - я стану ненужной для него. Они отдадут меня Глебу или убьют, хотя разницы в этом выборе не было, ведь исход был один и тот же - смерть. Но на кону стояла не только моя жизнь, а еще и моего малыша... — Так и будешь свой красивый носик воротить от меня, да, сучка? — вновь обратился ко мне Глеб, начиная бить ладонью по двери, создавая громкий шум, вызывающий головную боль. — Да, буду! — процедила сквозь зубы, не выдерживая. — А я тебя все равно трахну, ты никуда от меня не денешься. Это лишь вопрос времени, — прорычал он, ехидно ухмыляясь. А затем послышались приближающиеся шаги. Утром Андрей сболтнул мне, что сегодня должен заявиться отец моего ребенка, а потому я оживилась, пытаясь на ослабленных руках подняться со своей лежанки. У меня было так много вопросов. Неужели он и впрямь пришел? Кто он? Что думает насчет сложившейся ситуации? И как же сильно я надеялась на то, чтобы он не был копией моего мужа или этих уродов, кому принадлежала моя жизнь. Я поднялась на слабые ноги и по стенке стала приближаться к двери, ведомая любопытством и предвкушением встречи с отцом своего будущего ребенка. Из-за этой случайности моя жизнь тысячекратно ухудшилась, быть может, именно он и станет моим спасением. Мне было трудно приближаться к двери, тратя на это едва ли не все свои силы, но сидеть было бы еще тяжелее, сгорая от желания узнать, кем он был. — Еще хоть раз я замечу тебя рядом с ней, то вопросом времени станет, как скоро я тебя прикончу, — прорычал мужчина, возмущаясь. — Свалил отсюда, щенок. Щенок, и правда. Щенок своего отца, бегающий у него на побегушках и считающий себя здоровым псом. Глеб был моим ровесником, а мужчина был на несколько лет старше. И Глеб хотел бы возразить, но, столкнувшись с гневным взглядом огромного мужчины, побрел прочь из подвала. — Ты тоже свали, — вновь прорычал мужчина, но уже на Андрея. — Артур, я не имею права оставлять девчонку наедине. Мне потом Виктор Иваныч голову открутит и сделает из нее шар для боулинга. — Я только что был у него. Виктор позволил мне поговорить с ней. Андрей нервно сглотнул, размышляя над сложившейся ситуацией, которая обещала для него травму, как стороны пришедшего мужчины, так и со стороны его прямого начальника. — По-хорошему тебе говорю - свали! — рявкнул Артур. — Черт с тобой! — выругался Андрей и поспешил вслед за Глебом. Оставшись наедине с огромным мужчиной, я подошла вплотную к двери, хватаясь за нее, как за свою опору. Мужчина, с которым я виделась первый, тоже приблизился к двери. Мы стояли очень близко друг к другу, но между нами была металлическая преграда. Я выглядела отвратительно, будучи бледной и изможденной, но в его взгляде не читалось отвращение. А он был высоким, огромным, сильным, который восхищал одним только своим видом. Значит, таким был отец моего малыша. — Так вот, какая ты, Злата. Это имя очень подходит к твоим золотистым волосам, — с давно забытой теплотой, обратился он ко мне. А после он перешел к сути своего прихода, глядя на мой живот через потрепанную медицинскую сорочку: — Ты беременна от меня... — Да... — только и смогла вымолвить я. Артур принялся осматривать мое тело, но не привычным похотливым взглядом, а с некоторым сопереживанием. А следом он просунул свои длинные пальцы через решетку, дотрагиваясь до моих волос и принимаясь нежно оглаживать мою щеку. И эта незнакомая мне нежность что-то задела внутри меня, вызывая скорые слезы. Я настолько привыкла к грубости, что нежность стала приносить мне боль. — Как ты? — спросил он и отвернулся от вида моих невольно хлынувших слез. — Щенок достает тебя? — Только словесно, большего Виктор ему не позволяет, но Глеб все никак не унимается, — тихо прошептала я сквозь слезы и ком в горле. — Мне страшно за малыша... Его углы челюсти напряглись, а я, больно сглотнув, продолжила: — Мне начали ставить капельницы, а я не знаю для чего, ничего не говорят. Сказали только, что ребенку они никак не навредят, — Артур вернул свой взгляд на меня и стал оглядывать мою грязную темницу, с матрасом брошенным на пол и стойкой для капельницы. — Мне страшно и за себя, и за него... — я снова жалобно всхлипнула, боясь, что эти капельницы давно могли у***ь моего ребенка, а я даже и не знала этого. Он ведь стал тем, ради кого я продолжала жить. — Что мне сделать для тебя? — спросил мужчина, приподнимая мое лицо за подбородок. — Я хочу убедиться, что с малышом все в порядке, — прошептала я надломленным голосом, хватаясь за его ладонь, как за спасательный круг. — Я понимаю, что я вам никто, ровно, как и этот ребенок. Что вам нет дела до меня и этой врачебной ошибки, случайно связавшей нас с вами. Но, прошу вас, помогите мне... Взор стал расплываться от слез, подбородок затрясся и я поняла, как глупо звучали мои слова. — Злата, — виновато отозвался Артур и осторожно забрал свою руку из моего захвата, а я закрыла глаза и отступила назад, теряя последнюю надежду, — я попробую поговорить об этом с Виктором, но нет гарантий, что он согласится. И я заплакала еще сильнее то ли от его неравнодушия, то ли от осознания бессмысленности разговора с Виктором. — Злата, перестань, — недовольно рыкнул Артур. — Ложись и отдыхай. Я обещаю тебе поговорить на этот счет с Виктором. А затем он развернулся и решительным шагом направился прочь к лестнице, ведущей в основную часть дома. А я добралась до своей лежанки и рухнула на нее, надеясь лишь на одно - удачный исход разговора Артура с обладателем моей жизни. Хотя Артур и не обязан был это делать - мы оба это понимали. Он не имел никакого отношения ни ко мне, ни к нашему ребенку. Он никогда не знал меня, как и я его. Но именно он стал моей надеждой, лучиком света в непроглядной тьме, которой не было конца уже долгие четыре года. Борис, мой муж по принуждению воли, всегда относился ко мне с холодом и безразличием, будь то наши первые встречи или конец наших отношений. В действительности, отец использовал меня в качестве платы за свой долг, продав меня по совершеннолетию Борису, еще до того, как я успела даже стать студенткой. Выплата долга была замаскирована пышной свадьбой на триста человек и дорогими подарками. Борис одарил меня золотыми украшениями, горстью бриллиантов, роскошным платьем, чтобы я стала соответствовать его статусу. Но это не меняло факта того, что мою жизнь и невинность продали ради уплаты долга. Оттого Борис и относился ко мне так, словно я была приобретенным предметом и только... В брачную ночь он насильно взял меня. Не было ни каких-либо романтических приготовлений, ни ласковых слов, ни подготовки для безболезненного проникновения. Был лишь холодный и жестокий акт безо всяких оговорок. Он сорвал с меня дорогое свадебное платье и насильно проник в меня. К счастью, мой первый опыт был коротким. Быть может, тогда дело было в его жажде женского тела, или его возрасте, но брачная ночь выдалась весьма короткой, но от того не менее разрушительной. Сразу после того как Борис воспользовался мной и покинул спальню с белоснежными простынями, испачканными моей девственной кровью, я беззвучно заплакала, задыхаясь от слез. Он просто вышел, не сказав ни слова. Он не посчитал нужным общаться со мной, считая меня лишь куском купленного мяса, без души и чувств. Муж вернулся с рассветом. Я тогда только уснула после слезливой ночи, но его это не волновало. Он поудобнее устроился на мне и снова жестко, без каких-либо прелюдий, проник в меня. Пара толчков и он кончил, дольше это никогда не длилось. Хоть в чем-то мне повезло... В тот момент я молилась лишь об одном - не забеременеть от этого монстра. А спустя три с половиной года этого ада всплыли его проблемы с мужским здоровьем. Он хотел ребенка, но когда устал из раза в раз видеть одну полоску на тесте, отправился вместе со мной в клинику. Узнав о моем прекрасном здоровье, он отправился проверяться сам и там то всплыла проблема с качеством его спермы. Из-за чего меня и погнали на искусственное оплодотворение... На время нашего брака я оказалась запертой в стенах его дома. Ни о какой учебе и работе речи и не шло. Я не могла даже поддерживать общения со школьными подругами посредством связи, потому как он сжег мой телефон, а до кучи еще и все мои документы, в камине. Он одарил меня одеждой, роскошной спальней, дорогими деликатесами, но я хотела лишь одного - свободы от него. А свобода в его понимании выглядела весьма специфически - это прогулки по парку, торговому центру даже саду его дома в строгом сопровождении охраны. Борис выдал мне карточку с неограниченными финансами, но попользовалась я ею всего неделю, на большее меня не хватило. За каждую копейку, потраченную на чашку самого дешевого кофе или, что еще хуже, дорогого платья, я получала увечья, а потом сталкивалась с насильственным супружеским долгом. После этого я забросила его карточку как можно дальше и стала довольствовать тем, что мне давали. Тогда я решила, что примерным поведением смогу разрушить бдительность Бориса и найти способ сбежать. Как же я была глупа и наивна...