Полет белой змеи

Часть 1. Глава 1.

За старым обшарпанным комодом, поджав худые коленки к подбородку, сидела грязная девчонка. Она беззвучно плакала, размазывая слезы по изгвазданной мордашке.  В углу было пыльно и темно, потому ребенок думал, что там никто его не найдет. Да она и не горела желанием, чтобы ее вообще находили, а больше всего хотела вовсе пропасть со всеми своими тощими потрохами. Нет, она даже в мыслях не жаловалась на судьбу, хоть эта барышня не особо ее жаловала, просто у девчонки было одно-единственное желание – быть нужной кому-то, но, вот уже несколько лет, оно так и оставалось несбыточным. Слезы все не останавливались, а ладошки стали мокрыми, тогда девчонка принялась вытирать их платьем, отчего личико не становилось чище.

       В комнату грузно вошла обрюзгшая тетка, без определенного возраста, в засаленном на выпуклом животе, халате, Нет, она не была в интересном положении, тетка просто-напросто была толстой и неопрятной, с непонятной фигой из темных жирных грязных волос на голове. Охватив одним взглядом темную комнату и не найдя девчонку, тихо позвала:

- Руа… дорогая… Ты где? – голос вроде бы и был проникновенный, нос ноткой угрозы.

Девочка молчала, не отзываясь. Тетка осторожно стала продвигаться к схрону малышки. Девчонка, казалось, перестала дышать от страха. Широко раскрытыми от ужаса глазами ждала, что вот-вот ее найдут и тогда трепка будет обеспечена. В беззвучной молитве она прикрыла веки, повторяя про себя:

«Не подходи ко мне… Не подходи…»

Никогда в своей короткой и никчемной, как ей казалось, жизни Руа никого так ненавидела, как младшую сестру отца. Эта ненависть была обоюдной. За что тетка Вера невзлюбила ее, девочка понятия не имела, но уж свое великое чувство, она в отместку лелеяла со всей мощью.

Тетка все еще стояла в трех шагах, не продвигаясь вперед. Знала ли она, что девчонка совсем рядом? Неизвестно, однако, проходить вперед не стала, плюнув на давно немытый пол, грузно повернулась, напоминая каравеллу в заливе, и вышла из комнаты. Девчонка уже сделала движение выйти, но вовремя услышала:

- Руа… - голос тетки растекался елеем, однако ребенок не обольщался, продолжая молчать. Поначалу Руа верила в ее доброту, но после пары раз, когда сладкий голос, прерывался отборной руганью, перестала надеяться на лучшее. – Руа, несносная девчонка! Сколько ты собираешься еще испытывать мое терпение и нервы? – тетка перешла на фальцет, она всегда так делала, когда не могла найти племянницу. Еще непонятно, зачем та ей понадобилась? – Я ведь все равно тебя найду! – злобно прошипела, еще  раз окинула темную безжизненную комнату, смачно хлопнув за собой дверь, отчего девчонка вздрогнула.

От резко закрывшейся двери взвились концы легких, но пыльных занавесок и эта самая пыль заиграла в единственном относительно чистом месте окна – открытой форточке.

Вот ведь змея! И шипит так же. Осталось только облизнуться раздвоенным языком и один в один. Останется только в серпентарий отправить. Не дай бог никому таких родственников.

Когда низ шторки опустился к плинтусам, в сумраке комнаты можно было разглядеть съежившуюся девочку семи-восьми лет в нестиранном платье непонятной расцветки, натянутое подолом на тощие коленки. Глаза ребенка полыхнули алым, и погасли.       

Девочка посидела в своем убежище еще некоторое время, прислушиваясь к звукам за дверью, поняла, что тетка все-таки ушла, на четвереньках доползла до входа в комнату, цепляясь за косяк, поднялась, и неслышно открыла дверь, не опасаясь неловкого скрипа – петли она давно смазала. Просунула в проем голову, оглядела пустой коридор, после чего неслышно прошмыгнула на улицу, но была схвачена в подъезде за шкирку сильной рукой.

- Руа!.. – дальше шла сплошная нецензурщина, рассказывающая о генеалогическом древе пойманной девчонки.

Тетка не видела юную родственницу уже два дня. Чем та питалась, ее не интересовало совершенно, но воспитательный процесс нарушаться не должен! Потому Руа терпела не очень лечебное голодание, когда тетка попросту забывала ее накормить или позвать за стол. Тычки и откровенные побои, от которых малявку защищали сердобольные соседи, кто не побоялся вступить в противостояние со склочной соседкой, однако, на самом деле делали еще хуже, после выступлений подобных защитников, тетка, изрядно поколотив племянницу, под страхом новой экзекуции запрещала плакать.

Вскоре наказание стало нормой жизни. Если день прошел без затрещины, – пустой день. К шести годам Руа уже не плакала, а принимала наказание, закусив до крови губы, чем еще больше злила тетку, соответственно увеличивая дозу наказания.

Она плакала потом, когда оставалась одна в своей комнате, свернувшись на кровати под одеялом без пододеяльника.  Плакала беззвучно, как и принимала побои, каждый раз молясь, чтобы родители забрали ее к себе. Вопрошала у темного неба: за что ей уготована такая жизнь? Наплакавшись вволю, засыпала тяжелым сном, а во сне видеть странную огромную белую змею с такими же, как у нее самой белыми радужками в глазах, где яркой черной точкой виднелся зрачок. Но ведь это полный бред! Летучих змей не бывает. Приснится же такое! Скорее всего, это последствия общения с теткой, ведь ее-то девчонка представляла змеюкой.

Руа жила в этой комнате с родителями с рождения, потому дети во дворе сначала ее не принимали в игры из-за непонятных глаз. Ведь у людей есть серые, карие, зеленые, даже разных цветов у одного человека, но совершенно белые радужки маленькой девочки пугали. Постепенно к странной внешности привыкли. Перестали пугаться, тем более, что бедовая девчонка была настоящей заводилой. То она подговорит малышню найти самое сокровища и разроют гору ящиков и коробок близ мусорных баков, то уснут в импровизированных будках бродячих собак, после чего родители отмывают чадушек всем, чем могут, во избежание заразы. И только Руа никто не мыл. Однажды она взяла теткино мыло в ванне, помыть руки, за что получила по этим же самым рукам. Друзья приносили ей обмылки из своих домов, чтобы она смогла помыться вся.

И вот тетка снова ее поймала, хотя Руа точно знала, что не проказила сегодня, тогда, чем снова не угодила?

- Ай-ай! – взвизгнув, взвыла от неожиданности девчонка. - Тетя Вера, отпустите! – со слезами в голосе просила она тетку, вцепившуюся в ее ухо.

Ухо наливалось алым на глазах, но тетка не спешила отпускать добычу, а наоборот, старалась сделать больнее, дабы непослушное дитя прониклось своей ничтожностью, только ради этого выкручивала сей орган в разные стороны. Потому старая коммуналка, состоявшая из трех комнат с общими кухней и санузлом, ежедневно оглашалась криком маленькой соседки.

Когда-то, самая большая комната в квартире, ныне запущенная, была самой чистой и счастливой. В ней жили старший брат Веры Максим с женой Татьяной и маленькой дочкой. Когда Руа родилась, все, кто был на ее первых именинах, дружно дарили малышке приятые эпитеты, на самом же деле, брезговали даже притронуться к ней. Абсолютно белые глаза с черным зрачком пугали. Гости праздновали недолго, надарив кучу подарков, старались поскорее исчезнуть из странной квартиры.

Только родители не замечали аномалии своей дочки. Они обожали отпрыска, не желая замечать очевидного. Докторам так же была интересна особенность глаз девочки, однако, отец рьяно воспротивился и не позволил ставить опыты над ребенком.

Со временем все привыкли к внешности девочки, не обращая внимания на то, что когда-то было предметом неприязни. Дети с ней играли, но близко к себе она никого не подпускала. Не от недоверия, нет, просто ей нравилось быть одной. Тогда она могла мечтать, сидя в любимом месте – за старым комодом, над которым висело большое зеркало, а на крышке комода стояла мамина косметика и шкатулка с драгоценностями. Руа нравилось наблюдать за матерью, когда та выбирала что-то очень скромное на вид, но удивительно дополняющее ее образ.

О стоимости подобной красоты девочка не задумывалась, но частенько слышала, как тетя Вера хвалила ее вкус и расточительность брата, который вместо этих цацек, мог бы купить хорошую квартиру. Руа слыша, как между, приятных слов, на первый взгляд, сквозила откровенная зависть. Татьяна только отсмеивалась да отшучивалась, мол, им пока и здесь неплохо живется, дочка пока маленькая, успеют еще.

Сам глава молодой семьи вообще не вникал в подобные проблемы, он уверен, что когда придет время, жена даст отмашку на покупку квартиры, а в комнате уже куплено самое необходимое. Руа не помнила, чтобы они брат с сестрой рассказывали о своем детстве, словно его не было. Тетя Вера постоянно улыбалась при виде любого из их семья, глаза оставались злыми.

Вера жила в соседней комнате с мужем. Детей у них не было, но и к племяннице особой любви не наблюдалось. Руа помнила, как они собирались вместе на праздники, родители всегда что-нибудь дарили им, но ответных подарков не получали. Вера все время жаловалась Татьяне, как туго у них с деньгами, та входила в положение и не обижалась.

А потом чем-то заболел отец. Руа помнила, что он лежал дома на кровати, в бреду просил жену уехать в какой-то Ашаран, но та не пожелала его бросить. Через несколько дней отец умер. Татьяну, как подменили. Больше не было смешливой доброй женщины, про дочь она и вовсе забыла. Перестала ходить на работу, а только лежала на том месте на кровати, где скончался любимый супруг. Вера приходила, стыдила ее, все без толку, иногда кормила Руа, а трехлетний ребенок не мог понять, что происходит в семье. Часто плакала, тормошила мать, однако, через неделю тормошить оказалось уже некого.

Татьяну похоронили рядом с мужем. Вера злилась на почивших родственников, что на ее шею оставили малолетнюю уродку, на которую без слез не взглянешь. После ее слов Руа погляделась в мамино зеркало и уродку там не нашла, мимолетно заметив, что шкатулки с мамиными драгоценностями на комоде нет. Спрашивать о пропаже у злобной тетки она не пошла. Через четыре месяца она увидела, как та пошла в гости в маминых серьгах, а так как Руа девочка умная, сразу поняла, куда перекочевала шкатулка. В этот же самый вечер, она пробралась в комнату тетки, найдя в своем комоде запасной ключ, покопавшись  в шкатулке, забрала любимый мамин комплект из белого металла с зелеными камнями в виде веточек – серьги, кольцо и колье, быстро закрыла дверь, завернула драгоценности в грязную тряпку, закопав в вещах в комоде. Тетка то ли не заметила, то ли не стала поднимать вопрос о пропаже.

Несколько месяцев Вера раз в неделю убиралась в комнате племянницы… потом раз в месяц… А после и вовсе, когда там становилось не продохнуть. Постельное белье на кровати менялось, дай Бог, раз в месяц, не смотря на современную стиральную машину-автомат. Единственное, что тетка делала вовремя – это платила за скромное жилье старшего брата. В меркантильном мозгу  давно прокрутился план: сплавить племянницу в детский дом, а комнату захватить, пока та живет на казенных харчах, но по закону оказалось, что подобное не получится – комнату все равно придется отдать Руа. Тогда Вера просто перестала кормить ребенка. Чем та питалась, ей было не интересно. Платья у девочки, словно с помойки подобранные, да не постиранные, надеты на худое тело.

Иногда в темноте ночи Руа доставала из комода мамины драгоценности, честно отобранные у тетки, и перебирала, вспоминая, как они ей шли с изумрудным платьем. Платье, как, впрочем, и остальные дорогие вещи матери, Вера так же продала.

На побои реагировала старая соседка, пытаясь защитить девочку, но Вера так схватила ее за локоть, что тот чуть не остался у воительницы в руке. Больше старая женщина старалась покрепче закрыть дверь, когда Вера била Руа.

Вот и сейчас тетка изрыгала ругательства на повинную голову племянницы по поводу того, что юная беспризорница пропала на два дня, не поставив любимую тетушку в известность. Руа уже молча рыдала, не вопрошая тетку о милости. Бросив племянницу посреди коридора, отправилась в свою комнату, уселась за обеденный стол, заставленный открытыми консервными банками, половиной буханки подсохшего хлеба, тарелками с соленьями, закурила, о чем-то задумавшись.

Руа все это видела в приоткрытую дверь. Она знала, что тетка не прочь выпить или даже напиться в компании мужа и его собутыльников, а то и устроить скандал. Это при еще живых родителях Руа она как-то держала себя, вроде как неудобно ей было, а сейчас разнузданная бабенция показала себя во всей красе. Потом тетка налила себе половину граненого стакана водки из бутылки стоящей на столе, выпила, гулко глотнув. На звук проснулся муж Веры, принялся ворчать, что, дескать, эта зараза пьет без него, неуверенно поднялся с кровати, отпихнул жену от стола, налил в ее стакан такую же порцию спиртного и выпил, снова завалившись на кровать.

Руа от увиденного передернуло, стало мерзостно. Тетка же налила себе еще, выпила, закусила соленым огурцом, причмокивая полными губами, воззрилась в потолок пустым взглядом.

- Противная девчонка, - плаксиво жаловалась она кому-то. – Свалилась на мою голову.

Вера вспомнила, что к ней приходили из органов и предупредили, что девочка должна пойти в школу, иначе ее заберут в детский дом, это значит, пенсии по потери кормильцев у Веры не будет. Она принялась что-то прикидывать в затуманенном мозгу – оказалось, что уже середина августа, а к школе так ничего не куплено, чтобы отправить племянницу в первый класс.

- Где Танька нашла это дурацкое имя – Руа? – бормотала себе под нос Вера, пересчитывая деньги, хранящиеся на верхней полке шкафа.

Руа и сама иногда размышляла над своим именем, но ничего не могла придумать, а мамы уже нет и никто не сможет ей теперь рассказать. Еще девочка желала поскорее вырасти и поменять имя на какое-нибудь простое, типа Саши–Маши, а заодно купить цветные линзы, чтобы никто не видел ее белых глаз. К своим семи годам Руа умела кое-как читать вместо того, чтобы уснуть, завернувшись с головой, читала книгу сказок, освещая страницы маленьким фонариком, представляя себя в любом другом месте, только не у себя дома , а не рядом с ненавистной теткой

Читая сказки, девочка заснула…

Получилось, как во многих сказках, которые читала постоянно девочка, едва собравшаяся в школу. Засыпая в маленькой грязной кроватке, что давно переросла, проснулась в незнакомой комнате. Обстановка была довольно странной: небольшая, беленая, чистенькая, с белыми шторками на крошечных окошках.

Руа лежала на узкой скамье под лоскутным одеялом, и это не ее одеяло. В их доме вообще таких не водилось. Низкий потолок без проводов и лампочек, справа печка без лежанки, над печкой растянуты веревки, с развешанными на них пучками какой-то травы. Руа вытаращила глаза от удивления – пусть она еще совсем маленькая, но ведь не полная дура!  Куда это ее занесло? Только бы тетка тут не появилась. Откинула одеяло, надо сказать, тонкое, но теплое, опустила босые ноги на некрашеный пол, застеленный цветными дорожками.

Комната сама небольшая и все одна. За печкой стояла заправленная таким же лоскутным одеялом кровать с одной подушкой, перед печкой сколоченный стол с двумя табуретками. От печки веяло теплом и уютом. Открылась дверь и с клубами морозного воздуха вошла женщина, держа в руках вязанку колотых дров. Бросила дрова у печки, отряхнулась от щепок, сняла полушубок, повесив его не гвоздь на стене у двери, переобулась в теплые тапки и только тогда заметила, с каким любопытством и недоумением уставились на нее огромные белые глаза с вертикальным зрачком.

После обучения в «Школе травниц и знахарок» Сайма уехала подальше от столицы. Нашлась небольшая деревня, где она уже почти двадцать лет помогала  всем болезным и не только людям, но и животным. Жила одиноко. Изредка к ней приезжали гости, в основном подруги по учебе, поделиться опытом. Родственников она лишилась давно, до учебы, а когда поняла, что талант к знахарству все-таки есть, обрадовалась, что может зарабатывать на хлеб.

Зима выдалась морозная, а ведь еще до Перелома пару седьмиц. В темноте залаял пес, давно прибившийся к ней, да так и оставшийся, хоть Сайма и не хотела его оставлять, но тварь живая не захотела от нее уходить. Он-то и разлаялся ночью.  Пару раз знахарка выходила шикнуть на несносную псину, но собака не унималась – пришлось одеваться и выходить, попутно ворча на пса.

Уже два дня шел снег, завалив дворы, приходилось чистить, нагребая сугробы во дворе.  Вот к одному из таких сугробов пес и привел хозяйку, показывая свою находку. Увидев, Сайма охнула, прикрыв рот ладонью, – на сугробе лежала спящая девочка в короткой ночной рубашке, отчаянно трясясь  от холода. Быстро схватив ребенка в охапку, побежала домой. Сначала положила на свою кровать, принялась растирать пахучими снадобьями, укутывать в одеяла, сделала найденышу мягкую лежанку на скамье, напоив с ложечки отварами, оставила спать. Странно, ни от холода, ни от действий лекарки, девочка не проснулась.

И вот к середине дня малышка проснулась, удивленно рассматривая молодую женщину, что вошла в дом. Растерянность ребенка Сайма понимала, не каждый день оказываешься в незнакомом месте с незнакомыми людьми. Н самое главное, что удивило знахарку, откуда в людском государстве  могла взяться юная аашара?

- Ты кто? – удивленный вопрос казался вполне логичен.

- Сайма, местная знахарка, - женщина с интересом рассматривала свою находку. – А ты?

- Я – Руа, - без ложного страха ответила девочка. -  А что такое «знахарка»?

Непонятное слово какое-то. Что оно может значить? Родители никогда не употребляли подобный лексикон, потому Руа сосредоточенно смотрела на Сайму, ожидая ответа, и так же разглядывала ее: волосы темные, чуть темнее, чем у нее самой. Глаза карие, большие. Ростом… вот тут она не поняла, ведь сама-то росточка пока небольшого, потому сравнивать могла только по себе – она неведомой знахарке по грудь.

Сайма же понять не могла, где росла Руа, если не знает такого распространенного названия деревенской лекарки?

- Лекарка, - пояснила она.

- Доктор? – с уважением подняла темные бровки. – Это я удачно к вам попала, - а после тише добавила: - Еще бы знать куда?

- Деревня Орни, в нескольких днях пути пешком от столицы на север.

Для Руа эти сведения ничего не объясняли.  И совершенно непонятно, зачем идти до Москвы пешком? Они в отпуск на самолете-то летели до стольного града несколько часов, а уж пешком… точно не несколько недель, а не дней. Чего-то доктор путает.

- Доктор? – переспросила Сайма. – это кто?

- Ну… такие лекари, как ты… или знахарки? – Руа свела брови, чего тут непонятного?

Сайма уж и вовсе не знала, что и думать. Девочка явно из благородных, судя по правильному и умному разговору. Да и поведение выдает кровь – не кричит, не лезет везде, как деревенские детишки, сидит, старается спокойно разобраться в ситуации.

- Сколько тебе лет?

Это на вид все дети одинаковы, а на самом деле у каждой расы они растут по-разному. Аашары считаются совершеннолетними в пятьдесят лет, хотя, чего тут удивительного, если они живут по несколько тысяч лет.

- Неделю назад исполнилось семь.

Грубить доброй тетеньке не хотелось, она же ей ничего плохого не сделала. И не казалась она злюкой. Вон какой взгляд теплый… Как у мамы. Руа еще помнила родителей. Их образы запечатлились в ее детском мозгу на всю оставшуюся жизнь.

- Как же ты оказалась так далеко от своих? – уже совсем ничего не понимая, вскричала знахарка.

Как? Она точно знала, что аашары своих детей холят и лелеют до совершеннолетия, требовательно обучают необходимому, а знать так вообще не жалеет никаких средств на образование. А тут практически младенец, на снегу…

- А моих и нет никого, - еле слышно и горько упали слова. – Они умерли… Давно…

Что значит – давно?! Насколько может быть давно, если Руа и сама мелочь! В голове лекарки впервые после учебы вскипал мозг. Ей казалось, что они говорят на разных языках. Может семья аашаров ехала, и на них напали? Да только полоумному в голову взбредет с ними связываться. Решив повременить с выяснением событийного ряда в следствии которого к ней попала малышка, Сайма тряхнула головой, приводя мысли в порядок.

- Умывайся и будем обедать.

Руа обвела ищущим взглядом домик, не находя простейшей раковины с кранами.

Глава 2.