Ярон Наблюдая, как два мои бугая и Андреич пытаются выломать дверь в подвале, я мысленно молюсь, чтобы увидеть ее живой. Психиатры, врачи, да кто угодно, но она и есть тот крохотный кусочек моего прошлого, с которым я не готов расстаться, единственное светлое пятно в то лето, когда в воздухе повисла тревога. Я не любил ее тогда, ведь ребенок же, будучи еще сам несмышленым парнишкой, но что-то или кто-то наверху распорядились так, чтобы я не выпустил ее хрупкое из рук, пока не миновала опасность. Перемычка косяка в стене поддается и обваливается с частью штукатурки под ноги ребятам, и я устремляюсь в темноту, как ужаленный. - Юна! Юнка… - нащупываю ее холодное тело и поднимаю на руки. – Андреич! Одеяло или что-то… - Тихо! – он дотрагивается до ее шеи, прощупывая пульс. – Жива. Поехали!