Беглецы. Навстречу закату...

Глава 5

Дорон

Интересы криминальной семьи всегда были выше человеческих чувств. Йорам Брамс не проявлял чувств к своему сыну, он лишь воспитывал его нужным образом и направлял на нужную дорогу. В интересах бизнеса и распределения недвижимости я носил фамилию матери и юридически не имел родного отца. Возможно, этот факт сохранил мне жизнь в детстве и юности. Я не представлял интереса для теневого мира северного много миллионного города. Факт нашего с Брамсом родства открылся спустя несколько часов после моего первого боксерского поединка на русской земле.

Против опытного боксера владелец «Золотой Жилы» выставил меня, Дорона Кройца, недавно вернувшегося из Бельгии, где я оставил свои детство, воспоминания и могилу матери. Бой не был выдающимся для меня, поскольку я не умел развлекать толпу и вырубил американца в первом же раунде. В тот же вечер ко мне подошел человек и пригласил за вип-столик своего хозяина. Полагая, что меня приглашают для заключения боксерского контракта, я поспешил и встретил своего отца…Мать показывала мне пару фотографий своей молодости, поэтому я узнал человека сразу. Он был иным нежели на фото. Его глаза не излучали ни света, ни тепла. Для меня он навсегда так и остался чужим человеком, которого стоит всерьез опасаться. Короткие разговоры, примитивное одобрение, никаких чувств, эмоций, ни слова о матери.

Впрягшись в некоторые дела с ювелирными салонами, я сам не заметил, как влез по уши в его вовсе не белый бизнес. В ринг я вышел всего пару раз после этого, зато начал контролировать законный и не совсем оборот драгоценных камней. Брамс поручал мне мелочи и крупные сделки, встречи, разборки. Не проявляя особого рвения, но с должной исполнительностью я занимался всем этим.

Прошло несколько лет прежде, чем я понял, что живу не своей жизнью. Возможность иметь семью отметалась сразу, дабы близкие тут же становились разменной монетой в мире криминала. Парней прижимали к ногтю бабами и детьми, их убивали, насиловали, вымогая деньги за тех, кто еще не свихнулся от издевательств. Мужской мир полностью обесценил саму женскую сущность. Глядя на просторы добровольной клубной и уличной проституции было сложно сохранить человеческое отношение к женщине в принципе. Я все более задумывался о небольшом легальном бизнесе вдалеке от столичной суеты. И тут под колесами моего авто оказалась Кайла…

Мы провели вместе недолгий месяц. А потом я вычеркнул ее из своего грязного мира… Ради нее самой, ее, возможно, нормальной будущей жизни, и ради себя, не сумевшего сделать выбор и продолжающего плыть по течению вперемежку с грязью, человеческим мусором, кровью, злостью…

* * *

После очередной словесной перепалки с Брамсом я понял, что он преисполнен надежд в отношении меня. Тщеславный и властный человек, не гнушающийся ни выстрелом в спину, ни откровенными подставами конкурентам даже в свои шестьдесят представлял явную угрозу всем, кто имел с ним дело.

Всерьез намекая, что мне пора обзавестись наследником или приемником (раз уж я не могу обрюхатить обычную девку), Брамс предложил подмять под себя весь северный поток камней, плотно завязавшись на недвижимости, как обязательном банковском гаранте для получения лицензий на добычу как официально, так и не совсем. Понимая, что данный факт сделает из меня одну из самых желанных мишеней по всему Северно-Западному региону, я принял решение разорвать с Кайлой, пока мне не принесли ее по частям…

Пара дней ушла на подготовку «концерта» на камеру. И вот я еду домой с мерзким чувством живодера, жертва которого слаба и беззащитна, и он (живодер) это знает. Не представлял, как начинать, но и переигрывать было нельзя. Вхожу в квартиру под руку с размалеванной шалавой, которой строго велено молчать, но периодически совать свои руки в нужные места. Встречаю удивленную Каю своим «раздраженным» взглядом.

- Ты сейчас же соберешь свои вещи и покинешь этот дом… - я старался не смотреть на нее, чтобы не выдать себя. Внутри же все переворачивалось.

- Но… Дор, как же… мы? Я хотела тебе сказать… – она хлопала испуганными глазами, как щенок, оказавшийся впервые на улице. – Ты меня выгоняешь? За что? – она надрывно вдыхала и выдыхала, словно в груди было препятствие, то прищуриваясь, то распахивая глаза в испуге. Она помнила, как это бывает…

- Просто уходи. Я не могу связать свою жизнь с тобой! Мне просто все надоело! – кричу ей уже из коридора.

Кайла быстро бросала в сумку свои немногочисленные вещи, под подкладкой которой лежали карты и немного налички на первое время. Я знал, что камера в гостиной пишет происходящее в квартире автономно. С некоторых пор... Брамс должен был точно увидеть, что я выгнал девушку сам и больше не дорожу ей.

- Тебя отвезет мой водитель, - бросаю на нее последний взгляд. Ее стройное тело было вытянуто струной, но стояла она не прямо и далеко не гордо, уходя. Почти ссутулившись, ни капли не играя, а сгибаясь от моих гадких слов по-настоящему, по живому. Наверное, тогда во мне самом что-то сломалось.

Кая остановилась, тяжело дыша и держа в руках сумку. Она хотела что-то сказать, но отвернулась и вышла из квартиры. Досчитав до десяти, я разбил в этой квартире все, что только мог. Шалава с визгом выпрыгнула в дверь, когда увидела происходящее. Еще сутки сидел на полу с бутылкой виски и окровавленными костяшками.

Мой водитель должен был отвезти ее на вокзал и вручить билет на поезд, а проводник в вагоне должна была передать ей мое письмо. Мои последние слова.

«Никогда не возвращайся».

Я упорно стирал ее из памяти, из своей жизни. С какой целью? А чтобы не было этих розовых соплей и привязанностей, чтобы никто не смог меня ею шантажировать, чтобы она сама не могла меня привязать. И чтобы мой личный недруг Брамс не мог меня приложить моей же слабостью. Боец оттачивает мастерство в постоянных тренировках, вновь и вновь превозмогая себя, усталость, боль, натягивая жилы до предела и взрывая вены убойными дозами кислорода. С этими же ощущениями разрывающего одиночества и боли я учился жить без нее.

Ни в одной девушке, женщине не встретились мне ее черты, даже отдаленный и неумелый плагиат проскальзывал урывками. Ушли краски, ароматы и рефлексия, остались еда, вода и бизнес, иногда перемежающийся с эмоционально глухим трахом, привычными разборками с мордобоем и перестрелками. Полтора года. Казалось, что вчера я проводил ее взглядом, отпуская с ней свою душу, оставляя себе лишь мерзлое сердце в груди…