Критерий Лейбница

Глава VI-1

Глава VI

Тот вечер, впрочем, как и все предыдущие, ректор МакКинток провел в Университете за работой. Это был, как обычно, трудный день. Управление такой гигантской структурой, какой являлся его Университет, было чрезвычайно сложной и в то же время неблагодарной задачей, поскольку принятые решения в пользу одних становились причиной неудовольствия других. При штате более десяти тысяч доцентов статистика четко и неумолимо говорила только одно: все, что он делал, приводило каждый день к появлению нового врага. Врага, которого он должен был в дальнейшем завоевать, приняв хотя бы несколько его предложений без особых придирок. А это приведет к появлению новых врагов с какой-нибудь другой стороны.

Итак, это было его работой и его судьбой. Его любили, уважали и в то же время ненавидели и осмеивали. И никогда одно и то же чувство не исходило со стороны одного и того же человека более чем, несколько недель подряд.

И ладно бы, он мог четко выявить врага, которому можно посмотреть в лицо. Но нет… Пока он гулял по переулкам, покрытым зеленью и соединяющим различные здания университетского комплекса, или пока он шел через офисы, полные подчиненных, или по коридорам между аудиториями, ему казалось, что он идет по тропинке, по бокам которой сидят снайперы, готовые выстрелить в него при первом же неверном движении. Профессор, который сегодня с улыбкой приветствовал его, мог быть тем, кто через месяц-два осквернит его и посмеется над ним вместе с коллегами.

Это была отвратительная жизнь, но он ее сам выбрал, и он был выбран для нее, восемь лет назад. Однако вознаграждение было высоким. Он управлял самым важным университетом страны, что было очень престижно, он пользовался огромным авторитетом, который имели лишь избранные и которому многие завидовали.

И поэтому он был один. Один, как бездомная собака. С высоты вершины его великой державы дистанция между ним и окружающими людьми была такой, что человеческие отношения были невозможны.

Жена бросила его много лет назад, сохранив о нем воспоминания, как о своего рода дефективном организме, который функционировал только в рабочей среде, подпитываясь высокомерием и самодовольством, в то время как дома, в качестве мужа, он во всем был бесполезным и ни на что неспособным. Он не мог понять ее, он не умел общаться с женщинами, полностью сконцентрировавшись на своей карьере, своих делах, все более важных и престижных, но в то же время неинтересных и далеких от чувств. У них не было детей, поэтому, как только ей надоело жить с ним, как с дальним знакомым, она просто сменила адрес и подала на развод через свою подругу-адвоката. С тех пор они больше не разговаривали.

Сначала МакКинток не был очень огорчен. Он не проводил много времени дома, а когда и был дома, то не был особо расположен к семейному общению. Рабочий стресс переполнял его в то время, и путающаяся под ногами жена его раздражала. Он предпочитал остаться наедине с собой, в саду или библиотеке.

Через неделю после отъезда жены МакКинток, вернувшись домой, обнаружил там домработницу, которая выставила у двери чемоданы. На его вопрос, она смутилась и сообщила, что жена распорядилась о том, чтобы отправить личные вещи на новый адрес. Будто очнувшись от сна, он огляделся вокруг себя, инстинктивно ища свою жену, и только в тот момент до конца осмыслил ситуацию.

Он закрылся в себе, переполненный чувством вины, но в то же время неспособный переступить через барьер, который он выстраивал в течение многих лет стерильной супружеской жизни.

Так он начал жить жизнью одинокого мужчины. Всего лишь немногим более одинокого, чем раньше. До тех пор, пока не встретил Синтию.

Примерно год назад он принял решение использовать неделю отпуска для участия в конференции в Бирмингеме. Он снял номер в отеле, поскольку длиться встреча должна была три дня.

Однажды вечером он расположился в баре после целого дня, проведенного за слушанием корифеев греческой мифологии, которые с душой разглагольствовали о различных возможных интерпретациях надписей, вырезанных на крышке урны, выкопанной недавно в Коринфе.

Это было его хлебом, материей, в которой она разбирался, и которая была его специализацией. Он годами преподавал этот предмет, курируя многие важные научно-исследовательские программы и предоставляя свои услуги основным мировым институтам, ответственным за сохранение классической культуры.

Всем этим он занимался до тех пор, пока должность ректора не перенесла его в новое измерение, очень управленческое, но малокультурное, хотя и с приятными полномочиями. С тех пор он довольствовался лишь тем, что наблюдал за исследованиями других, консультировал новые публикации по теме и, когда мог, принимал участие в семинарах.

В тот вечер ему не спалось, и он сидел за барной стойкой отеля и задумчиво потягивал виски с содовой. Он был последним оставшимся клиентом, хотя время было не таким уж и поздним. Бармен уже в третий раз вытирал хрустальные бокалы. Свет был мягким, а оттенки древесины ценных пород, из которых была сделана мебель, заставляли почувствовать себя как дома.

Он собирался сделать еще один глоток виски, когда неожиданное и манящие благоухание очень женственного аромата застало его врасплох, побудив на мгновение повернуть голову в сторону. Он застыл, словно окаменев, и аромат накрыл его полностью. Слева появилась женщина, хорошо одетая, элегантная и уверенная в себе, которая, стоя немного в стороне от барной стойки, произнесла, обращаясь к бармену:

– Шерри, пожалуйста.

Голос контральто был приятным, отлично поставленным, как у человека, привыкшего выступать перед образованной и внимательной публикой.

МакКинток украдкой поглядывал на нее, стараясь остаться незамеченным. Женщина же его полностью игнорировала. Она была среднего роста, со светлой кожей, темно-рыжими волосами, собранными заколкой мраморного цвета, с очень женственными пропорциями тела.

На ней был надет изысканный шотландский костюм, облегающая юбка до колен, темно-коричневые лакированные туфли на тонком высоком каблуке и черные колготки. Поверх белой блузки с умеренно глубоким вырезом был наброшен жакет. На воротнике была приколота изящная золотая брошка в форме буквы «C». На шее она носила массивное золотое колье, а бриллиантовые серьги украшали мочки ушей ярким блеском.

Лицо было нежным, с тонкими, но хорошо очерченными линиями. Глаза были светло-зелеными, а нос имел правильные пропорции и легкую горбинку. Не слишком узкие губы гармонировали со слегка выступающим подбородком. Макияж был легким, в пастельных тонах. Всего несколько очень тонких морщинок на лбу и на щеках женщины говорили о том, что она приблизилась к пятидесятилетнему рубежу.

Бармен приготовил шерри и бесшумно поставил бокал на барную стойку, а потом исчез в подсобном помещении за витриной бара, чтобы завершить, очевидно, какие-то дела.

Женщина протянула правую руку с тонкими пальцами и аккуратно постриженными ногтями, покрытыми перламутровым лаком, и осторожно взяла фужер. Пока она его поднимала, МакКинток не смог сдержаться, околдованный этим ароматом и этим лицом, и тоже поднял свой бокал, произнеся ровным голосом:

– За здоровье!

Женщина слегка повернула голову в его сторону, немного наклонившись вперед. Кивнув с легкой улыбкой на губах, она произнесла равнодушно:

– За здоровье!

Потом она вновь устремила взгляд перед собой и сделала небольшой глоток своего ликера, в то время как МакКинток жадно проглотил все, что оставалось в его бокале.

Он сидел с пустым бокалом в руках, только сейчас осознав, что разом выпил три четвертых его содержимого. Виски наполнили его приятным теплом, а аромат женщины опьянил, пробудив ощущения, которые он не испытывал уже очень давно. В метре от него сидела представительница прекрасного пола, невероятно привлекательная, почти совершенная, которая могла бы стать его идеальной женщиной, хотя он никогда не имел никакого прототипа на этот счет.

Не отдавая себе отчет в том, что делает, он поставил стакан, слез с табурета и сделал шаг в сторону женщины, улыбаясь и дружелюбно протягивая ей руку.

– Позволите? – спокойно произнес он. – Лохлэн МакКинток.

Она поставила фужер, повернулась к нему и вежливо пожала руку.

– Синтия Фарнэм, приятно познакомиться.

– Синтия… – изумился МакКинток. Потом продолжил тихим и спокойным голосом: – Это одно из имен богини Артемиды, дочери Зевса и Леты, сестры-близнеца Аполлона. Она родилась на острове Дилус, на вершине горы Кинтос, от названия которой происходит имя Синтия. Богиня Луны, она была необычайно красива, одной из самых прекрасных богинь Древней Греции. И… – нерешительно замолчал он.

Пока он говорил, Синтия начала довольно улыбаться.

– И…? – переспросила она, слегка наклонив голову влево.

Теперь МакКинток больше не мог сдерживаться. Жребий был брошен.

– …и надеюсь, что меня не постигнет участь Актеона. Он был фиванским принцем, который, отправившись на охоту, увидел вдалеке Артемиду, пока она купалась обнаженной. Он спрятался и продолжил наблюдать за ней, и, будучи пленен ею, не заметил, как наступил на ветку. Хруст ветки позволил Артемиде обнаружить его. Она была очень разгневана пристальным взглядом Актеона и окатила его волшебной водой, превратив в оленя. Собаки кинулись на добычу и растерзали его, – он сделал печальную паузу, а потом повторил: – Надеюсь, что меня не постигнет участь Актеона…

Она весело рассмеялась:

– Я не вижу здесь собак.

МакКинток облегченно вздохнул и в свою очередь тоже улыбнулся, а потом добавил доверительным тоном:

– На этот раз я спасен. Извините, что надоедаю Вам, – и вернулся на свой табурет.

– Вам не за что извиняться. Мне тоже нравится поболтать после тяжелого дня, чтобы немного отдохнуть. Лохлэн, Вы сказали? Какие корни имеет Ваше имя?

МакКинток расслабился.

– Оно имеет гэльские корни и обозначает «пришедший с озера», а также «воинственный».

– Предпочитаю первое определение. Что скажете?

– Конечно, согласен. – МакКинток окончательно почувствовал себя в своей тарелке, разговаривая с Синтией. Было приятно беседовать с ней и моментально находить точки соприкосновения. Как давно его взаимоотношения с другими заключались лишь в стрессовых спорах, горьких решениях и торжественных публичных речах.

– Как Вы отнеслись бы к тому, чтобы расположиться поудобнее? – внес предложение МакКинток, указывая на комфортный уголок, прилегающий к бару, с низкими столиками и мягкими креслами.

Женщина взглянула на часы и мгновение обдумывала вопрос, что заставило МакКинтока замереть. Но потом она ответила:

– Конечно, тем более сейчас не так уж и поздно.

Она взяла свой фужер и направилась вслед за ним в сторону уютного уголка. Они сели друг против друга, между ними стоял столик.

Она сделала еще глоток шерри, а МакКинток, которому больше нечего было пить, повернулся в сторону барной стойки и подал знак бармену, только что вернувшемуся на свое место. Официант подошел к ним, готовый принять заказ, и МакКинток посмотрел на Синтию:

– Могу я предложить Вам еще что-нибудь? Не хотите какую-нибудь выпечку или, может быть, что-то сладкое? Мороженое?

– Почему бы и нет? – ответила она, немного подумав. – Крендели, пожалуй.

Для себя МакКинток заказал тоник, и официант отправился выполнять заказ.

Синтия положила ногу на ногу, приняв очень изящную позу.

– Как Вы оказались в Бирмингеме? – спросила она.

– Я приехал на конференцию по греческой мифологии. Я профессор античной письменности и хочу быть в курсе развития науки.

– Понимаю. Вот почему Вы знаете все об Артемиде. Но… – добавила она с некоторой долей злорадства, – что если бы я натравила на Вас дикого кабана?

МакКинток был поражен. Он покраснел до самых кончиков волос, чувствуя себя полным болваном. Синтия знала все об Артемиде, все! В тот момент она приняла эту игру, и он был побежден.

– Меня бы постигла участь Адониса, и я бы погиб от клыка дикого вепря, посланного Артемидой, – удрученно констатировал он. Но потом он воскликнул вдохновленно: – Как это логично: кто лучше самой богини может знать легенды о себе?

Синтия обольстительно улыбнулась.

– Это означает, что в этот раз я буду великодушной. В том числе и потому, что богиня занята инвестициями, а не мыльными операми Олимпа.

МакКинток улыбнулся, почувствовав себя счастливым от встречи с ней. Она была образованной, умной женщиной. И невероятно притягательной.

Бармен принес заказанные блюда. Поскольку Синтия допила шерри, МакКинток посмотрел на нее вопросительно.

– Тоник, пожалуйста, – попросила она.

Они принялись за принесенную выпечку, весьма разнообразную и вкусную. Некоторое время они сидели молча, но потом МакКинток спросил:

– Инвестиции, значит? Интересно. Должно быть, это очень ответственная работа.

– Конечно, – подтвердила она. – Необходимо учитывать, что тот, кто осуществляет денежные вложения, желает получить прибыль или в худшем случае сохранить инвестируемый капитал. Это главным образом зависит от характера риска, который принимает инвестор. Чем выше риск, то есть чем выше стоимость акций в этой операции, тем выше может быть прибыль при условии, что временные параметры инвестирования составляют примерно пять лет. Это достаточно длительный период, чтобы позволить акциям вырасти в стоимости с течением времени, несмотря на то, что этот параметр подлежит значительным изменениям в короткий период, что связано с тенденциями рынка. Эти тенденции в данном случае имеют важное значение, потому что если акции, так называемые, здоровые, то их стоимость неизбежно возрастет, за исключением, если вдруг начнутся войны, революции или другие потрясения на национальном или мировом уровне. Если инвестор уверен, что у него не возникнет необходимости в деньгах, инвестируемых в акции, в течение периода, минимально необходимого для этого вида операций, тогда очень вероятно, что после этого периода он получит значительную прибыль. Конечно, будущее никто предсказать не может, стало быть, существует риск потерять имеющиеся деньги, но экономика развивается по определенным циклическим тенденциям, которые позволяют сделать разумные прогнозы и инвестировать.

Между тем бармен принес тоник для Синтии, которая, отпив глоток, возобновила свои рассуждения: