Ясмина
- Тебе лучше бежать отсюда, Яська. Бежать без оглядки, потому что… - Эрика осеклась, потирая ладонью лицо. – Ничего хорошего с тобой не будет, пока рядом отец.
Мы сидим в моей комнате. Сестра приехала «навестить маму», что делает все реже. Она изменилась. От былого блеска в глазах не осталось и следа, а кричащие блузочки с юбочками сменил спортивный костюм oversize пудрового, ненавистного когда-то Эрике, цвета.
Вид Эрики, подавленной, с синими кругами под глазами и синяками на запястьях, ужасает. Мы не были особо близки, но замуж она выходила воодушевленно. Помню, как радовалась, розы домой приносила дорогие. Платье выбрала дизайнерское, и отец ей не отказал. Но сейчас, спустя всего год, она превратилась из яркой и жизнерадостной девушки в женщину, на которую было больно смотреть.
- А мама? – удивляюсь, мелко дрожа всем телом. - Почему ты маме не скажешь? Он бьет тебя?
- Думаешь, она не знает? Или не видит? – она горько усмехается. – Мое существование с садистом пророчит папочке депутатское кресло. – неприязненно кривит губы.
- Эри, давай убежим вместе! Я знаю, где лежат деньги дома! Код знаю, давай… - взмолившись, я смотрю на нее с надеждой, что хоть чем-то смогу помочь.
Спустя несколько дней мне восемнадцать. Отец устраивает благотворительный ужин по этому поводу, но видя сейчас свою сестру, мне вдруг резко становится многое понятным. Эри тоже хвалили за нежную кожу, умение красиво вальсировать и играть на фортепиано. Что же сейчас? Я уже не ребенок, чтобы понимать, что именно с ней делает ее фешенебельный муж… Она сидит на мягком диване на боку, стараясь не переносить вес на обе ягодицы…
- Поболтали, девчонки? - с напускной улыбкой обращается мама, резко распахнувшая дверь в мою комнату. – Тебя ждет водитель, - обращается она к Эрике, но та внезапно меняется в лице.
- Я лишь хотела увидеться с сестрой. Спасибо, ма-ма! – Эрика манерно разводит руками, кривляясь маме.
За ней никогда такого не водилось. Чувствуется напряжение между ними. Мамина меланхолия редко граничит с психозом, но иногда прорывается… Жутко чешутся руки, чтобы выхватить Эрику и проорать все свои вопросы, но это ни к чему не приведет. Замужество сестры отец практически не обсуждал с мамой, а вот Эрика легко согласилась. Их разговоры на эту тему не вызывали опасений, сколько бы я ни пыталась найти тревожные нотки в голосах. Тогда, год назад…
- Не переигрывай. Сумасшедшая! – злобно шипит мама, хватая Эри за локоть, чтобы увести из комнаты.
Господи… чем же ей помочь? Мысли мечутся из одного угла в другой, и я обнимаю Эри, прижимая к себе. Досадливо сжимаю кулаки в бессилии.
- Помогу. – шепчу ей в распущенные волосы, закрывающие синяки на шее.
Эрика сама отстраняется, начиная двигаться с замершим взглядом. Мама молча выходит за ней следом, опровергая все мои надежды. Не видя особого тепла с ее стороны, я все же уверенно считаю, что мама – это главный человек в жизни. Вылетев в кухню, я провожаю взглядом Эрику, скрывающуюся за черными окнами авто.
- Галина, скажи, меня ждет то же самое? – резво разворачиваюсь к ней, вглядываясь в лицо.
Она работает в нашем доме столько, сколько себя помню. Садовник, горничная во втором доме – меняются примерно раз в год, а вот Галина здесь с моего детства. Мои детские дни рождения, торты и пирожки, сырники и оладушки – все это она, словно вросшая в нашу дорогую кухню.
Ей почти шестьдесят, но она проворная, услужливая и молчаливая – все, как любят мои родители. Подозреваю, что она единственная, кто знает о том, что ныряя с последних ступеней прямо за поворот лестницы и скрываясь за рослой пальмой, я знаю многие секреты в нашем доме. Именно она не загромождает кухонной утварью один из вертикальных напольных шкафчиков, зная и это мое «логово».
- Почему? – пытаю ее болезненной догадкой, приближаясь.
- Так решил твой отец. – она не поднимает своих добрый медовых глаз, чтобы не врать.
- Он отдал Эри в р*****о! Это же очевидно! Ее избивает этот Буторин!
- Тише! Тебя могут услышать. Сядь, - Галина указывает мне на стол, прикладывая палец к губам. – Чайку сделаю с лимоном? Очень успокаивает… - разворачивается к столешнице, давая понять, что в этот момент нас могут слышать.
Ожидание тикает в висках, а вид кровоподтеков сестры так и маячит перед глазами. Наконец, Галина усаживается рядом со мной.
- За свое положение твой отец платит огромную цену. То, что ты видела, лишь часть, - шепчет она, едва шевеля губами.
- Я должна спасти сестру, она же не виновата…
- Перестань, ты попадешься и будет только хуже. Пока тебя считают глупым ребенком, ты в безопасности. Как только покажешь ум, понимание, что знаешь, наступит конец. Твой день рождения… Будь осторожна. – глухо заканчивает Галина. – И все может быть вовсе не так.
Оставляю чашку, давясь страхом, и выхожу на крыльцо. Свежо, обнимаю себя за плечи. Мороз бодрит, но в душе настоящий пожар. Как мне спасти ее и себя? Щеки беспощадно кусает холод, но слезы уверенно пытаются их согреть. Получается еще хуже, но держать в себе ярость становится все сложнее. На отца и его гребанный мир, на бесстрастную мину матери, будто мы с Эрикой всего лишь две собачонки, на проклятый возраст! Будь я старше, наверное, смогла бы…
Я давно пыталась рассуждать на эту тему. Что я смогла бы сама? Вот вышла из вагона поезда в незнакомом городишке и что дальше? Официантка или посудомойка?
- Что-то случилось? – мой любимый голос сбоку.
Стальной взгляд и каменное лицо. Даже таким, всегда чужим и опасным, обожаю этого великана своей детской любовью. Он не будет мне помогать, но чувствую потребность рассказать хоть кому-то…
- Эри не выдали замуж за обеспеченного Буторина. Ее отдали настоящему садисту в оплату дел отца. На ней места живого нет. Ты и такие как ты покрывают его, помогают делать людей несчастными, убивать! – горячо говорю, глядя в пронзительные яростные льдины.
- Через полчаса во втором доме. – бросает мне неожиданно и резко шагает в сторону, огибая меня и крыльцо, скрывается за поворотом дома.
Он готов меня выслушать? На мою просьбу на вечеринке чуть не загоготал в голос, а тут сжалился? Давид…
* * *
Черт знает, как я прожила эти полчаса в ожидании, пока, наконец, не прибежала на цыпочках в дом, где обычно располагались охранники. Мне никто не встретился по пути, я пробралась от крыльца через ряд высаженных весной невысоких кустов. В полутемном коридоре слышу звуки, и ныряю в кухню. Тесно. Сначала здесь строили баню, но потом, видимо, отец передумал. Вжимаюсь в стену за большим холодильником, слушая оглушительные удары сердца.
- Почистил камеры, но на всякий случай… даже не знаю, что на всякий случай. – трагично выдает Давид, опершись на стену плечом. – Как тебе удается там шмыгать и не попадаться? - иронично подевает меня.
Его огромные, забитые татуировками руки в карманах. Черная футболка подчеркивает рельефное тело и контрастирует с серыми ясными глазами. Ремни кобуры идеально лежат на бугрящихся мышцах.
- Послушай, Давид. Ты мне не особо веришь, но над Эри издеваются. Я видела сегодня… все тело в синяках. Она даже не пытается бежать, настолько все плохо. Боится, запугали, я не узнала сестру. – стараюсь говорить членораздельно. – Сказала, что меня ждет то же самое. Отец расплачивается нами за свое положение и власть. Помоги! – слезы сами катятся из глаз, но я упорно сканирую каменистый взгляд на себе.
- Как ты себе это представляешь? Подгоню машину, положу всю охрану, усажу тебя, сгоняем за твоей Эри и смоемся на побережье? – его бровь издевательски приподнимается грубой полоской.
- Ты можешь, я знаю, Давид, - глотаю слезы, продолжая смотреть на него в упор. – Я не знаю до конца, чем занимается отец, но понимаю, ни одного законного бизнеса у него нет. А вы все видите это и молчите!
Ладони ходят ходуном, но я упорно стираю слезы, как доказательство моей слабости.
- Даже если ты права… Вам не дадут и билеты в кассе купить. Ты, кажется, часто напрягаешь ушки? В чей дом вас с ней отвезет группа захвата? – без сарказма, но с глухой обреченностью говорит.
- Тогда я сама! Чтоб ты подавился деньгами, которые он тебе платит! – выныриваю из своего уголка, но Давид закрывает собой проход в коридор. – Пропусти меня! – колочу его стальной торс ладонями от бессилия и гнева.
Отодвигается лениво. Спасибо, что еще не смеется в лицо!
Добравшись до своей комнаты в особняке, я обреченно валюсь на постель, мысленно проклиная себя и весь этот долбанный уют. Мысли путаются, но шанс ведь есть всегда? На мой день рождения явится несколько десятков человек, неужели все откажутся помочь? Так не бывает! Я найду выход, Эри! - шепчу, сжимая подушку.
Пролежав до ночи наедине со своими мыслями, я все же поднимаюсь и плетусь в кухню. Крамольная мысль не дает покоя. Что, если просто рассказать обо всем кому-нибудь? Если сделать это сейчас, пока синяки на Эрике свежие, кто-то же вмешается?