Утро настало как-то очень быстро. Валентина, только несколько часов назад пережившая длинные и тяжелые роды, никак не могла понять, кто это так надрывно кричит. Валя попыталась заткнуть уши, зарыться поглубже под одеяло, накрыться подушкой, но все было бесполезно. Тонкий, дребезжащий голосок, как бур вгрызался в самую глубь мозга. Валя попыталась приподняться и тут же рухнула на кровать. Нестерпимо болело тело и голова. Чтобы разобраться что к чему, Валентине понадобилось не меньше пяти минут. Она вспомнила, что находится в родильном доме, а в люльке, или как там они называют детскую кроватку, лежит ее новорожденная дочь. Ее дочь! Валентина все-таки собралась с силами и приподнялась на кровати, чтобы посмотреть на девочку.
Результат ее не обрадовал. Нет, она не прониклась к девочке ненавистью, но и особой любви у нее тоже не возникло. Валя посетила все курсы «Будущая мама» от начала до конца, и понимала, что если не дать ребенку грудь, то эти вопли никогда не прекратятся. Приложив малышку к груди, Валя затаив дыхание ждала, что вот сейчас, сию минуту, у нее вдруг появятся материнские чувства, и вспыхнет безграничная любовь к маленькой девочке. На глазах крохи все еще висели слезинки. Малышка чмокала и, в перерывах между жадными глотками, всхлипывала. Наконец маленькая наелась и заснула. Однако Валентина не торопилась положить ее обратно в кроватку.
Девочка спала, а в ушах у Валентины все еще звенели ее крики. Появилось чувство усталости и раздражения. Захотелось заснуть надолго-надолго и не думать о будущем. А еще ей захотелось плакать. И Валя завыла, оплакивая свою неудавшуюся семейную жизнь, неудавшееся материнство, и загубленную молодость. Валя плакала и не могла остановиться. Проснулась малышка и тоже заплакала. Валентина бросила кроху в кроватку и растянулась на кровати. Слезы текли рекой, тело сотрясали рыдания и очень хотелось, чтобы события последних девяти месяцев оказались сном, только сном. Крошка надрывалась в кроватке, но Валечке было не до нее. Наконец двойной ор достиг ушей врача, пост которой был недалеко от палаты, где лежала Валечка.
Девочку успокоили достаточно быстро, с мамой врачу пришлось повозиться. Наконец в палате повисла тишина, и мама с дочкой заснули. Шли дни, приближалось время выписки, а Валя по-прежнему не знала, что ей делать с маленькой девочкой, которую теперь все окружающие будут называть ее дочерью. Домой с ребенком ей возвращаться было нельзя. Мать с отцом предупредили, что с ребенком не пустят ее даже на порог. Сама Валентина может возвращаться и жить, как ни в чем не бывало, благо у нее была своя комната, а для ребенка места в квартире нет. Никита, ее парень, ушел за два дня до родов, хлопнув дверью и возвращать его назад у Валентины не было особого желания. Однако срок аренды квартиры, которую Никита и Валентина снимали вместе, заканчивался через пять дней, а денег, чтобы продлить аренду, у Валечки не было.
Оставался один день до выписки, и Валентина стала подумывать о том, чтобы написать заявление об отказе от ребенка, когда произошло неожиданное событие. По сотовому телефону ей позвонила двоюродная сестра Мария и предложила Валентине первое время пожить с малышкой у нее в квартире. Встречала Валентину с девочкой тоже Мария. Она же позаботилась о вещах для малышки и о подарках для медперсонала.
Первые две недели показались Валечке адом. Кроха орала днем и ночью не переставая, медсестра, которая приходила несколько раз, сказала, что это просто колики и это скоро пройдет. Нужно потерпеть каких- то три-шесть месяцев. Легко ей говорить, она пришла и ушла, а ей, Валечке, никуда ни деться от орущего, красного комочка. Валентина продержалась еще две недели. Однажды утром Маша обнаружила, что время кормления девочки давно прошло, а Валя все никак не хотела просыпаться. Маша была девушкой деликатной, но, однако, когда голосок крохи стал уже хрипеть, она не выдержала и ворвалась в комнату. Валентины в комнате не было. Кровать была аккуратно застелена, и на подушке лежала записка.
«Больше не могу. Возвращаюсь к родителям. Можешь сдать ее в детский дом или бери ее себе. Если решишь оставить ее себе, позвони, я оформлю все документы. Не вздумай меня уговаривать. Я приняла окончательное решение. Твоя сестра Валентина.»
Что почувствовала Машенька, прочитав записку Валентины, мы никогда не узнаем. Машенька была девушкой совестливой и сентиментальной, но то, как поступила сейчас Валентина, просто убило у Марии всякую веру в людей. Однако долго придаваться возмущению она не могла. Ребенок заходился в плаче все сильнее и сильнее. На счастье Маши, в доме еще оставалась банка прикорма, которую она купила по совету все той же медсестры. Медсестра была старой и опытной женщиной и заподозрила, что ребенок орет не только из-за колик, скорее всего, девочке просто не хватает питания. Молоко Валентины оставляло малышку голодной.
Успокоив девочку, Маша еще раз перечитала записку. Только теперь девушка стала понимать, что произошло. До этого дня Маша была у Вали на ролях «принеси, пожалуйста!», «подай, пожалуйста!». Маша стирала, гладила, покупала смеси и памперсы, но малышки как таковой еще и не видела. Теперь же у нее было море времени, чтобы налюбоваться крохой.
Однако в отношении времени Маша немного ошиблась. Времени у нее не оставалось совсем. Через полчаса ей надо было уже выходить из дома, чтобы не опоздать на работу. Сев на краешек кровати, на которой последние дни спала Валентина, Маша еще раз перечитала записку. Она пыталась понять, о чем же, на самом деле, думала Валентина, когда писала эту писульку. Но записка не собиралась открывать свои тайны. А может и тайн то в этой записке никаких не было, просто было бездушие, эгоизм и себялюбие, все те качества, которые вылезли на поверхность, как только избалованная девочка Валечка попала в трудную ситуацию. Нет, Маша не осуждала двоюродную сестру, ей просто сейчас было не до того. Растерянная девушка пыталась найти выход из того положения, в которое втравила ее сестра Валентина.
Допустим она, Маша, договорится с начальником, и он разрешит ей не приезжать сегодня, а сделать всю работу дома. Допустим. А как она объяснит друзьям и сослуживцам появление ребенка? Нет, это просто невозможно. Надо звонить Валентине, пускай она сама везет девочку в детский дом. Надо… Но это просто невозможно, кроха погибнет в детском доме! Вон сколько историй рассказывают! А если ее усыновят американцы? А если она там погибнет?
Кроха проснулась. Машенька только успела отпроситься у начальника, как день помчался с бешеной скоростью. Пришла в себя Мария только поздно ночью. Руки и ноги гудели, но Машенька неожиданно поймала себя на том, что улыбается! А еще Маша придумала крошке имя. Она назвала малышку Катенькой! Возясь с малюткой, Маша неожиданно заметила, что девочка похожа на ее покойную мать. Сначала Машенька подумала, что ей это только кажется, но достав вечером семейный альбом с фотографиями мамы, она убедилась в своем наблюдении. Вглядываясь в мамины детские фотографии, Машенька несколько раз всплакнула, потом отругала себя за неуместную сентиментальность, потом несколько раз бегала к кроватке, чтобы сравнить спящую малютку с фотографиями мамочки, пока не догадалась принести весь альбом в комнату, которой предстояло теперь стать детской. Маму Марии звали Катерина, она умерла несколько лет назад от сердечного приступа.
Через месяц Маша стала официальной матерью малютки. Однажды, когда Катеньке было уже полгода, к Маше в дом пришла неожиданная гостья. Валентина решила навестить Катеньку. Однако не прошло и часа, как гостья засобиралась домой. Дело было вот как: Маша, обрадованная неожиданной помощью, попросила поменять Катеньке памперс и помыть малышку, пока она, Мария, будет варить девочке кашу. Валентину как ветром сдуло.
В садик девочку оформили, когда ей исполнилось полтора года. Маша никогда бы не рассталась с дочкой, но у девушки просто не было выхода. Содержать Марию с ребенком было некому. До того, как Маша неожиданно стала мамой, у нее был молодой человек, который, впрочем, быстро скрылся в неизвестном направлении, когда узнал, что его девушка усыновила чужого ребенка.
Однако в садик девочка долго не проходила. Не прошло и недели, как крошка заболела. Вечером, забрав девочку после садика, Маша покормила ее ужином и села за срочную работу. Катенька возилась в углу с игрушками. Через час Маша почуяла неладное. Было слишком тихо. Катенька по натуре была ребенком жизнерадостным и непоседливым. Ее все удивляло и радовало в этом мире. Когда Катенька бралась рассматривать какую-то вещь, обыденный и привычный вид предмета вдруг приобретал для ее приемной мамы неожиданный смысл. Иногда Марии казалось, что все, до чего дотрагивается ее приемная дочь, начинает светиться. Конечно, бывало и так, что предмет, оказавшийся в руках у ребенка, превращался впоследствии в клочки или осколки. Впрочем, это бывало редко.
Однако сегодня вечером в комнате висела неестественная тишина. Отодвинув ноутбук, Мария повернулась туда, где обычно любила возиться с игрушками Катенька. Девочка заснула прямо на коврике для игрушек. Сначала девушка подумала, что дочь разомлела на солнышке, которое всегда щедро заливало комнату на закате, однако солнечный свет не доходил до того уголка, где любила играть Катенька. Кстати, это было именно то место, где играла когда-то в детстве сама Маша, наблюдая за мамой, которая целый день строчила на машинке.
У Маши не было опыта в воспитании детей, но она наблюдала за Катенькой с самого ее рождения. И не просто наблюдала, а принимала самое активное участие в жизни этого ребенка, и ее очень удивило, что девочка заснула так рано. Взяв маленькую на руки, она понесла ее в кроватку, и только тут до нее дошел весь ужас происходящего. У Катеньки температура! Ее девочка заболела!
Не зная, что делать, Маша разбудила Катеньку. Малышка была вялой и капризной. Непонятно зачем Мария попыталась накормить дочку. Девочку вырвало. Паника все больше и больше овладевала девушкой. Наконец, кое-как взяв себя в руки, Маша догадалась вызвать скорую помощь.
Скорая помощь приехала очень быстро, хотя для Маши минуты ожидания показались часами. Врач скорой помощи поднял Машу на смех, когда девушка испуганно спросила, есть ли спасение от той болезни, которой заболела Катенька. Выписав рецепт, врач посоветовал Марии успокоиться и вызвать завтра участкового врача. Для него, врача, много повидавшего больных детей на своем веку, болезнь Катерины именовалась коротко: ОРВИ. Для Маши это был конец света.
Утром пришла педиатр. Малышку надо было лечить, и Машеньке пришлось взять больничный лист. Начальство девушки не пришло в большой восторг, когда Мария позвонила и сообщила о болезни дочери, но Маша была ценным работником и на этот раз как-то все обошлось.
Следующий раз наступил ровно через неделю, после того как Маша отвела дочь в садик. Снова была температура, врач, и в результате гора пузырьков с лекарством на столе и больничный лист. И снова, и снова, и снова. Стоило только Машеньке подлечить дочь и отправить девочку в садик, как ребенок через неделю или две обязательно заболевал.
Начались различные осложнения. Ребенок переболел всем, чем можно заболеть. Болели уши, зубы, один раз еле успели предотвратить воспаление легких, другой раз кончился пиелонефритом. Видя недовольное лицо начальника, Маша начала подозревать, что очень скоро ее статус понизится, и она плавно перейдет из разряда очень ценных работников в разряд кандидатов на увольнение.
Но выхода не было. Ни бабушек, ни дедушек, готовых помочь Марии, в наличии не было. Единственными родственниками, которые остались у девушки, были родители Валентины и конечно, сама Валентина. Мама Валентины приходилась родной и единственной теткой Маши. Однако зная отношение дяди и тети к внучке, Маша даже не пыталась просить помощи, а Валентина к тому времени вообще уехала куда-то из города, и не подавала никаких сигналов.
«Няня, вот решение!» — с этой мыслью как-то проснулась Маша не спавшая накануне почти до трех часов утра. Как только решение созрело, от чувства недосыпа не осталось и следа. Однако подойдя к кроватке дочери, Маша почувствовала, что решимость отдать свою девочку в руки чужой женщины на глазах тает. Она получала достаточно для того, чтобы иметь возможность нанять няню, но… Прошерстив несколько сайтов в интернете, прочитав гору информации, девушка поняла, что никогда не пойдет этим путем. Чего только не делали няньки с маленькими подопечными оставленными на их попечение! И голодом морили и били, и заставляли детей попрошайничать! Когда же Маша прочитала о случае сексуального растления ребенка, эта идея, так и не воплотившись, растворилась в воздухе, не оставив Маше ничего, кроме разочарования.
Решение нашлось неожиданно. Дом, в котором жила Мария, был населен в основном пожилыми людьми. Место, где стоял ее дом, никогда не отличалась популярностью у горожан. Оно было далеко от центра и магазинов. До ближайшей школы нужно было ехать пять остановок, а до садика было еще дальше. В общем, дом стоял почти на окраине и не представлял интереса для коммерсантов, новых русских, и другого люда, имеющего бешеные деньги. Пожилые дамы, населяющие подъезд, помнили еще Машину бабушку, которая так же, как и мама Маши, умерла от сердечного приступа. Даже была жива до сих пор близкая бабушкина подруга.
Она то и забила тревогу, когда однажды Маша, возвращаясь из магазина, села на скамеечку передохнуть, и вдруг потеряла сознание. Зная проблемы, которые были у бабушки и матери Маши, бабуля забила тревогу. Машу привели в сознание и помогли дойти до квартиры. Вызвали врача. Врач успокоил собравшееся у подъезда пожилое общество и сообщил диагноз. Он звучал так: переутомление.
Маша никогда не скрывала от соседок, что Катенька не родная дочь, да это было бы и невозможно. Все детство и юность Марии прошло на глазах этих женщин, и скрыть от них было ничего не возможно. Да Маша и не пыталась. Ей было просто не до того.
Подруга ее покойной бабушки, назовем ее Анастасией Ильиничной, предложила оставлять Катеньку у нее, а так как у доброй соседки было еще три подруги, проживавшие в этом и соседних подъездах, то вскоре для Катеньки было составлено четкое расписание. Понедельник был днем Анастасии Ильиничны. Вторник — Раисы Андреевны. В среду Катеньку забирала бабушка Фаина. Четверг принадлежал артистке оригинального жанра Леопольдине Леопольдовне, а пятница…
На пятнице нужно остановиться отдельно. В пятницу с Катенькой нянчился Иван Петрович. Машенька впала в ступор, когда оказалось, что Иван Петрович не хочет отставать от своих престарелых подружек и тоже изъявил желание внести свою лепту в воспитание маленькой соседки. Подумав, Маша пришла к решению, что не имеет права обижать отказом Ивана Петровича, которого тоже, кстати, знала с детства, да и что лукавить, выхода у девушки по — прежнему не было. Пятница была таким же рабочим днем, как и другие.
Конечно, Маша понимала, что ничего не бывает просто так и пыталась отблагодарить сердобольных соседок как могла. Но дело в том, что могла она не очень много. Деньги все пятеро отказались принимать. Продуктами Маша и раньше делилась с Анастасией Ильиничной и Раисой Андреевной. Ей ничего не стоило покупать не две булки хлеба, как она делала раньше, а пять.
Но тут возникала другая проблема. Купив пять булок хлеба, пять пакетов молока, пять брусков с маслом, пять коробок с яйцами, в общем, всего того, что брала всегда, только в пять раз больше, Машенька не смогла сдвинуть сумку с места. Пришлось брать такси, хотя до дома было всего несколько шагов.
В конце концов, решили и эту проблему. На общем совете, куда из деликатности Машу не пригласили, было решено, что Маша может покупать продукты только той соседке, которая в этот день сидит с Катенькой. Маша приняла это предложение скрепя сердцем. Ей все же показалось, что такой помощи ничтожно мало. И чтобы успокоить свою совесть, она предложила, в свою очередь, по субботам делать генеральную уборку всем старичкам по очереди.
Кто-то очень обрадовался такой помощи, кто-то категорически отказался, однако совесть у Маши была чиста. Она знала, что старички оценили ее предложение и если будет необходимость, обязательно обратятся к ней за помощью.
Пятерка старичков имела разное материальное положение. Конечно, в чем- то они были едины, все пятеро получали пенсию. Но все знают, что пенсия пенсии рознь.
Леопольдина Леопольдовна до сих пор работала, давала на дому частные уроки ученикам. Бабушка Фаина сидела дома с четырьмя внуками. Иван Петрович работал по ночам сторожем. Анастасия Ильинична и Раиса Андреевна были акушерками и проработали в роддоме до самой пенсии. Они до сих пор с удовольствием рассказывали Маше, с каким весом родилась ее мама, и на какой минуте закричала, она, Мария.
Маша не сразу отказалась от детского садика. Какое-то время она еще держала место за собой. Однако, когда прошел месяц, она все-таки решилась. Катенька была чудесным ребенком. Она могла, не привлекая ничьего внимания, целый день возиться с игрушками или рисовать. Конечно, вначале было не все гладко, то внуки бабушки Фаины сломают любимую куклу, то песик дедушки Ивана растреплет любимые тапочки, пока Катенька спит в обед, но в основном, все было хорошо.
Катеньку просто невозможно было не любить. Она была как отражение той соседки, у которой сегодня гостила. С бабушкой Фаиной она научилась вязать. Когда у внуков бабушки Фаины заканчивались каникулы, и дети разъезжались по домам, бабушка Фаина вместе с Катенькой вязала носки и пела старые русские народные песни. Конечно, вязала одна бабушка Фаина, а Катенька пока только путала нитки, но зато малышка очень быстро выучила песни северных каторжан и подпевала бабушке Фае тоненьким голоском: «…и осталась я одна с оравой деток…», «На кого меня любимый ты покинул?!».
А еще Катенька была очень домовитой, ее любимым занятием было расставлять по местам тарелки, подбирать к ним подходящие ложки и т. д. Бабушки уделяли много внимания обучению и воспитанию девочки. С одной из соседок Катюша выучила алфавит и быстро научилась читать. Другая соседка научила ее рисовать, с третьей, Катенька, стала специалистом по сериалам и мыльным операм.
Девочка могла с видом знатока рассказать вернувшейся с работы маме, как случилось, что Игнасио выгнал беременную Люсию из дома, а через двадцать лет, его сын Фернандо, которого родила Люсия, будучи в изгнании, женился на дочери Игнасио, которую тот взял из детского дома. Машенька готовила ужин и с серьезным видом кивала, когда дочь останавливалась на особенно драматических моментах.
Мы любим то, во что вкладываем душу.
У соседок Маши было много времени, и они не стеснялись вкладывать душу в воспитание малышки. С дедушкой Иваном девочка стала завзятым механиком. Когда в гараже, по воскресеньям, дедушка Иван начинал свой бесконечный ремонт давно уже не выезжавшей из гаража «Копейки», лучшего помощника, вернее помощницы, чем Катюша, у Ивана Петровича не было. Протянув руку дедушка Иван только собирался попросить какую-то деталь, а девочка уже подавала ему нужный ключ.
Но особенно Катюша любила приходить в гости к Леопольдине Леопольдовне. Как я уже говорила, Леопольдина Леопольдовна в прошлом была артисткой. Она выступала на сцене в довольной редком жанре, жанре чревовещания. У нее была кукла Аленушка, которая разговаривала сама по себе и очень радовала зрителей.
В древности чревовещание приравнивалось к магии.
Женщин и мужчин, владеющих приемами чревовещания, в эпоху инквизиции даже сжигали на кострах. Однако ничего загадочного в науке чревовещания нет, по-научному это искусство называется вентрологией. Со стороны всегда кажется, что звук у человека, который занимается чревовещанием, идет из живота. Отсюда, в общем, и пошло это название, потому что чрево — это живот, а вещать, это значит говорить. Говорить животом, вот что получится, если соединить эти слова.
Маленькие зрители в зале всегда были свято уверены, что с ними говорит именно кукла Аленушка, потому что рот стоящей рядом с Аленушкой Леопольдины Леопольдовны всегда был закрыт.
Леопольдина Леопольдовна происходила из знаменитой семьи. Ее бабушка еще до революции выступала на сцене с той же знаменитой куклой Аленушкой. Традицию продолжила мама Леопольдины. К сожалению, у самой Леопольдины Леопольдовны детей не было, и традиции славного рода должны были скоро угаснуть.
В свое время Леопольдина Леопольдовна окончила театральное училище, чтобы иметь право выступать на сцене со своим номером. Она даже недолгое время проработала в драматическом театре и один раз снималась в кино. Но основным местом работы Леопольдины Леопольдовны была филармония. Женщина проработала там почти сорок лет. Оттуда и проводили ее на пенсию.
За годы работы Леопольдины Леопольдовны сотни ребятишек и взрослых просмотрели ее веселые представления. От прошлой жизни пожилой женщине остались лишь фотографии ее выступлений, которые она развесила по стенам. Особенно много фотографий было в гостиной, где Леопольдина Леопольдовна принимала учеников. Она готовила учеников для поступления в театральные ВУЗы.
В программе обучения было несколько предметов, таких как: актерское мастерство, сценическое движение, сценическая речь. Одним из подразделов сценической речи и была как раз вентрология. Тем ученикам, которые возмущались и не хотели разбираться в сложной профессии чревовещателя, Л.Л. (так я буду теперь называть Леопольдину Леопольдовну), давала лишь общее представление о предмете. Тем же, кто не имел ничего против того, чтобы получать знания в полном объеме, Л.Л. рассказывала все подробно. В эти минуты старая актриса расцветала, и становилось понятно, почему ее так любили зрители. Рассказывала Л. Л. все в красках, и подтверждением ее славного актерского прошлого были фотографии. Л.Л, часто ссылалась на фото. На них она была сфотографирована как одна, так и в окружении знаменитых артистов.
Кого только не было на этих фото! И Юрий Никулин, и Андрей Миронов и еще много-много-много артистов! В молодости у Л.Л. была сольная программа, где она, то есть Л.Л., говорила голосом не только куклы Аленушки, но и голосами разных животных, которые приходили к Аленушке в гости. А также она участвовала в сборных концертах, где и познакомилась со многими знаменитыми артистами. Пока Л. Л. была молода, и позволяли силы, у нее было много гастрольных поездок по стране.
Когда же дело подошло к пенсии, то спектакли, на которые валом валила ребятня, стали исполняться лишь в стенах филармонии. Л. Л. Катеньку ничему не учила. Когда шли уроки, девочка тихонько сидела на маленьком расписном стульчике, который когда-то принадлежал еще бабушке Л. Л. На этом стульчике Катя смирно сидела по несколько часов и занималась своими делами. Здесь у нее был свой альбом, своя коробка с карандашами.
Книжки Л. Л. велела не приносить. Еще бы, ведь у Л.Л. сохранились книжки позапрошлого века. Эти книжки принадлежали еще бабушке ее бабушки. Они были напечатаны на странной бумаге, и буквы на них были почти не видны. Однако картинки в книжках сохранили свою яркость и завораживали странными, но притягательными рисунками, но не настолько, чтобы девочка отрешилась от всего и пропустила хотя бы одно слово из того, что объясняла Л.Л.
Конечно, из всего, что объясняла старая артистка, Катюша понимала процентов пять. Учениками Л. Л. были почти взрослые люди, выпускники старших классов разных школ города, и объясняла Л.Л. свои лекции взрослым языком, но когда дело касалось венерологии или искусства чревовещания, девочка внутренне собиралась и распахивала глаза и уши, боясь пропустить хоть чуточку информации. Куклу Алену, стоявшую на почетном месте в серванте и других кукол-животных в руки Катеньке никогда не давали. Она любовалась на эти старые проверенные временем игрушки издалека.
Да они ей, в общем-то, были и не нужны, ведь дело было не в куклах, а в мастерстве самой исполнительницы. Недостаточно быть только чревовещателем, чтобы заставить детей и взрослых целых полтора часа сидеть на спектакле не шелохнувшись. Недели шли за неделями, а Катенька потихоньку училась вместе с взрослыми учениками. Все те упражнения, которые Л.Л. задавала своим ученикам, как домашнее задание, Катюша выполняла играючи дома.
Куклы, зайцы, собаки и кошки — все они постепенно обретали свои голоса. Через полгода девочка разыгрывала настоящие спектакли перед куклами, которые соглашались быть ее зрителями. Как я уже говорила, Л. Л. Катеньку ничему не учила. Задача женщины была в том, чтобы ребенок был сыт, чтобы у ребенка был хороший обеденный сон, а гулять Катюша и Л.Л. шли, когда заканчивалось занятие и Л.Л. шла провожать учеников до выхода со двора. Иногда ученикам и учителю не хватало отведенного на урок времени, и Л.Л. продолжала что- то рассказывать даже уже выйдя на улицу.
Дни шли за днями, и вот настал новый год. Катеньке к этому моменту исполнилось почти три года. Марию, как лучшего работника, наградили билетом на новогоднюю елку, которую устраивала администрация края. Вход был по предъявлению паспорта и пригласительного билета. Сначала был спектакль. Катенька, сидя на руках у мамы, вся трепетала, когда на сцену выскакивала баба-яга и делала всякие гадости положительным героям. Потом был утренник вокруг елки. После этого детям раздали подарки, и можно было ехать домой. Однако в этот момент в зал вбежала группа телевизионщиков. Ждали губернатора, под чьим патронажем и проводилась эта елка. Артистов вернули, родителей попросили не переодевать детей.
Губернатор опаздывал. Чтобы как-то скоротать время и замаскировать паузу, у детей и родителей стали брать интервью. Катенька оказалась самой плодовитой. Она прочитала стишок, как учила ее бабушка Настя. Потом спела песню, как учила ее бабушка Фаина. Потом загадала несколько загадок телевизионщикам, на которые сама и дала отгадки. Все старички отнеслись к первому утреннику малышки очень серьезно. Прошлогодний утренник Катенька пропустила, потому что болела.
Над нарядом для любимой воспитанницы бились, начиная с середины ноября, все вместе. Бабушка Настя и бабушка Рая даже поссорились. Бабушка Раиса хотела купить карнавальный костюм в магазине, а бабушка Настя настаивала на том, что костюм надо сшить. К середине декабря пришли к общему решению, и на новогодний утренник малышка пошла в костюме снежной королевы. Костюм был чудесный, а девочка еще краше.
Время шло, губернатор должен был вот-вот появиться, а настырная девочка все продолжала изводить телевизионщиков своим творчеством. Дело в том, что собирая коллективную внучку на елку, бабушки надавали Кате много наказов. Катя была девочкой послушной, и изо всех сил пыталась сейчас выполнить все задания, которые дали ей бабушки и дедушка. Как только телевизионщик дослушал стишок про «…мишка рассердился и ногою топ!» и попытался выключить камеру, в зале, где проходил новогодний утренник, раздался заливистый лай.
Началась суматоха, администрация бросилась искать собаку, однако лай тут же сменился громким «Кукареку!». Взрослые оторопели. А вакханалия звуков продолжалась. В звуковой партитуре было ржание лошади, курлыканье голубей, визг поросенка. А закончилось все мяуканьем котенка. На счастье, администрации, губернатора все не было. Включили музыку. Маша повернулась к Катеньке и услышала:
— Мама, тебе понравилось? Это я за всех животных говорила!
К ужасу Маши музыка в этот момент смолкла и признание девочки услышали все находящиеся в зале. Это был скандал! Чтобы замять конфуз, Мария схватила в гардеробе одежду, и не переодевая девочку, накинула на нее шубку. Благо на улице было не по-новогоднему тепло. К несчастью для Маши, один из отцов, приведших свое чадо на новогодний утренник, снимал на сотовый все происходящее на елке.