вЖвЖ или жизнь сознания хомяка

Глава четырнадцатая

Тело Ираиды Исхаковны заселенное осознанием хомяка после того, как заснуло, в тишине психиатрической палаты, подверглось принудительному пробуждению и досмотру. В осмотре тела принимали участия две санитарки, которые нежно раздели тело Ираиды Исхаковны, ласково повторяя, что ничего плохого в её появлении здесь нет, что все люди грешные и всем здесь место. Хомяк ничего из сказанного не понял, зато ощутил приятное прикосновение рук санитарок к телу Ираиды Исхаковны, что ему понравилось, пока он не стал ощущать голым телом холод.

- Что милая, замерзла? – спросила Вера Игоревна у Ираиды Исхаковны, не подозревая, что та понятия не имеет, о чем её спрашивают.

- Смотри как съежилась. Давай её в халат одевай, видишь, синяков нет, руки ноги целые, а то что у неё в голове твориться, так это дело профессоров - пускай они там проверяют, – указала Оля - молодая, очень проворная санитарка.

Вместе с Верой Игоревной, Ольга быстро одела тело Ираиды Исхаковны в старый замусоленный халат, в котором заштопанные дырки конкурировали с карманами по своим размерам, и повели её в душевую, дабы подвергнуть тело гигиенической обработке. Если бы хомяк знал, каким необходимым действиям подвергается тело женщины, чтобы сохранить его привлекательность, он бы выкрутился из кармана Алексея Олеговича ещё до того момента, как очутиться в его лаборатории, но интуиция хомяка подвела в тот раз, равно как она же предала своего владельца и в этот раз, подвергнув унизительной процедуре душевого омовения. Хомяк сидевший в теле Ираиды Исхаковны в момент подмыва испытывал страх, смешанный с ужасом. Он решительно ничего не понимал, боясь пошевелиться, и Ольге пришлось несколько раз поворачивать тело Ираиды Исхаковны, чтобы добиться равномерного обмыва.

Тело вытерли, оставив на пару минут без одежды, чем быстро воспользовался хомяк, занявшись изучением тела Ираиды Исхаковны. Он высунул язык и стал облизывать себя, пытаясь понять, куда именно делась его шкурка. Он крутился вокруг своей оси, высматривая хотя бы клочок волос, но все напрасно. Вдобавок ко всему вернулась Вера Игоревна, которая мгновенно одела тело Ираиды Исхаковны, и повела его за собой.

Куда Вера Игоревна, санитарка со стажем, вела тело Ираиды Исхаковны?

Она вела его на осмотр у маститого психиатра со стажем приближающемуся к пенсионному пределу - профессору Хомячкину.  Влиятельному господину, способному с одного взгляда определить степень симуляции больного. Сам Хомячкин был убежден, что в принципе нет больных людей - есть обстоятельства, заставляющие людей болеть той или иной болезнью. Сам Хомячкин любил свою работу, равно как любил своих выздоравливающих пациентов, что неоднократно описывал в научных статьях публикующихся в научной прессе. То, что всех больных если и нельзя вылечить, то можно поставить на ноги, Хомячкин знал наверняка, что он и делал, прописывая больным йоготерапию, которая должна была им помочь, если и не сразу, то постепенно, и в основном не в стенах клиники, что повышало его репутацию человека сведущего и опытного. Так Хомячкин излечил одного шизофреника, прописав ему ежедневное трехчасовое занятие йогой, с обязательным стоянием на голове. Разумеется, несчастный больной понял все по-своему. Вместо того чтобы просто включить стояние на голове в череду других лечебных поз, он стоял на голове все три часа подряд, что отразилось на его и так искривленный взгляд на реальность, а особенно на слух. Если раньше он слышал голоса трех пулеметчиц из батальона разведчиц ОМОНовок, то теперь он услышал глас их командира, приказывающий им оставить в покое несчастного больного, что те с радостью и сделали, покинув голову своего владельца.

С этого успеха психиатр Хомячкин поверил в силу своего метода, и стал прописывать больным занятия йогой. Вера в целительность древнеиндийской гимнастики так укоренилась в сознании профессора, что на все остальные методы он постепенно наложил вето, отказавшись от привычного психиатрического лечения химией.

Введенную Ираиду Исхаковну профессор оценил, как особу симулирующую на семейной теме. В голове его блеснула мысль о позе лотоса, совмещенной с позой цапли, а поскольку профессор был стар, в своей области, то и цапля получилась у него одноногая, даже хроменькая.

Ухмыльнувшись, профессор отпустил санитарку, оставшись один на один с телом Ираиды Исхаковны населенным осознанием хомяка. Профессор недолго порассматривал стоящую женщину, и углубился в чтение короткой истории болезни, втиснутой в узкие циркулярные рамки, из которой следовало: Ираида Исхаковна приобрела деменцию прекокс, вследствие незаурядного и регулярного злоупотребления алкоголем. Эта регулярность прервалась в момент пребывания Ираиды Исхаковны в мусульманском мире, где как известно алкогольные напитки не купишь, а следовательно - не злоупотребишь, вот и разыгралась у болезной белочка или белая горячка.

Профессор покачал головой, обдумывая состояние больной, её агрессивность и вероятность повторного приступа.

-  Итак, дорогуша, пить вам нельзя, а на ноги мы вас поставим. Вы женщина так сказать молодая, пожалуй что и зрелая, вам, пожалуй, алкоголь ни к чему.  Вам, дорогуша, детей нарожать…, - профессор задумался, - да из возраста вышли. Ну да ладно, посмотрим.

Профессор говорил степенно, медленно, понимая - после шуба, или иначе приступа, больная не всё понимает. Хомяк прельстившись мягкостью поставленного голоса, по-своему оценил происходящие, и как обычно, в хомячьем прошлом, решил - ничего плохого не будет, если он ляжет на пол, да  попробует почистить шерстку или что там у него сейчас на поверхности. Это решение хомяк привел в исполнение, заставив тело Ираиды Исхаковны опуститься на пол и скорчиться, пытаясь достать ртом большой палец на левой ноге. Тело хрустнуло, но поддалось. Хомяк почувствовал боль, профессор удивление, а тело Ираиды Исхаковны решило, - начались пытки адские, муки небесные, и сопротивляться бесполезно в виду небезопасности. Хомяк радостно грыз палец, профессор удивленно смотрел на женщину, и все были довольны, так как профессор обдумывал очередную статью о самостоятельной тяге болезной к выздоровлению, путем применения непрофессиональных знаний о йоге.

Вылизав левую ступню, хомяк поменял ноги, взявшись за очистку пятки правой ноги.

-  Хорошо дорогуша, даже очень хорошо, – профессор встал. – А теперь попробуйте скрестить ноги одновременно. – Хомячкин подошел к телу Ираиды Исхаковны и помог хомяку совместить ноги, в результате чего оголились все достопримечательности тела Ираиды Исхаковны.

Но Хомячкин был стар, а это значит никаких слабостей по отношению к женскому полу у него не было. Так что он проигнорировал безалаберность тела, предоставив ему возможность самостоятельно разобраться в новой позе, после чего опять сел на место, отметив в бумагах Ираиды Исхаковны, что случай поддается лечению, и, решив не терять драгоценный экземпляр, сделал прогноз лечения благоприятным, но под наблюдением.

-  Вы дорогуша определенно стремитесь к излечению и надо отметить, что вы имеете все шансы восстановить душевное равновесие, но для этого вам надо совершенствовать навыки йоготерапии, стремясь к познанию новых поз. Но что позы? Позы ничто, вам надо совершенствовать свои мысли, свой, так сказать, духовный потенциал. Вам надо открыть в себе резервы, позволяющие душе найти гармонию с телом и как следствие найти гармонию с внешним миром.

Пока профессор говорил, хомяк смотрел в его сторону. Смотрел с уважением, и как будто что-то понимая. Взгляд хомяка придавал уверенности профессору, который распалялся всё сильнее и сильнее.

-  Так вот, найдя опору в своем внутреннем мире, вы голубушка прекратите алкогольные запои, что позволит вам заняться общественно полезным трудом. Но это после, после. Да, а сейчас я вам покажу первые позы, которые вам необходимо освоить, и научу вас мыслить позитивно, что позволит вам вскрыть скрытые ресурсы вашего организма.

Профессор встал со стула, и подойдя к телу Ираиды Исхаковны произнес.

-  Так! Вот вы лежите, но это не то лежание, которое позволит восстановить душевный баланс, смотрите на меня.

Хомячкин лег рядом с телом Ираиды Исхаковны повернувшись на живот, затем поднял голову и стал вытягивать её вперед, изображая тягу ко всему хорошему. Эта поза не удивила осознание хомяка, но, тем не менее, он смотрел на профессора с большим уважением, понимая, что тот что-то делает.

-  Дыхание медленное, расслабленное. Вдох грудью, выдох животом, раз, два.

Профессор перевернулся на спину.

-  Затем, вы ложитесь на спину, руки вдоль тела, и расслабляетесь. Потом можно все повторить, и сесть в позу лотоса. Запомнила? – Хомячкин посмотрел на лицо Ираиды Исхаковны, в котором, как ему показалось, было понимание всех его действий. – Ну, для первого раза вполне удовлетворительно, – заключил профессор, вставая на ноги.

Впрочем, о каком понимании говорил любезный профессор, если хомяк ничего из проделанного и сказанного не понял. Он, правда, попытался задействовать какие-то ресурсы мозга Ираиды Исхаковны, пытаясь определить, приятно пахнет профессор или нет, что у него получилось, и хомяк удовлетворенно хлюпнул носом Ираиды Исхаковны. Профессор о чем-то рассуждал, показывая на свои длинные руки. Он сгибался пополам, доказывая, что и в его возрасте можно не терять растяжку и выправку, за что хомяк был благодарен, но всё равно ничего не понял.

Наконец Хомячкин подошел к столу и позвонил в звонок, чем вызвал санитарку, которая отвела тело Ираиды Исхаковны в палату, где ничего не поменялось с того момента, как тело Ираиды Исхаковны её покинула. И снова хомяк оказался наедине с собой, в пространстве которое позволяло делать все что захочешь, но которое не содержало в себе ни грамма съестных припасов, что не могло не насторожить хомяка, который привык к изобилию пищи, преподносимой ему в это время суток девочкой Светой. Хомяк в теле Ираиды Исхаковны засуетился, ощущая чувство голода. Нет не реального голода сейчас, а того голода который возникнет потом, что ещё страшнее, так как неизвестно когда он придет. Хомяк стал обнюхивать пол, в надежде выискать хоть какую-нибудь крошку, но все напрасно. Хлорированная поверхность пола палаты не содержала в себе даже намека на пищу. Хомяк обнюхивал сантиметр за сантиметром поверхности пола, приближаясь к двери палаты. В какой-то момент нос Ираиды Исхаковны уперся в дверь, и та раскрылась, выпуская хомяка в пространство больницы.

Стоит задаться вопросом, куда направился человек, если бы он находился в психиатрической больнице? Стоит на него ответить. Если бы человек испытывал нужду, то он направился в нужник, если бы человек испытывал голод, то он бы направился в столовую, как это делают даже душевнобольные люди, конечно если они принудительно не прикованы к постели, а вот хомяк направился к помойке. Дело в том, что на каждом этаже клиники  находился небольшой мусорасборный контейнер. Обычно его ставили рядом с торцевым окном, так как оттуда его было удобнее выносить на улицу, что облегчало труд санитаров. Да и больные попадались такие, что мусор выбрасывали, брезгуя в нем ковыряться. Так что когда хомяк оказался рядом с помойкой, его никто не побеспокоил, да и время было для отдыха, как персонала, так и для пациентов. Кто же мог предполагать, что в это время хомяк станет испытывать желудочную нужду? А, как известно, когда хомяк не жрет - он ищет, где найти еду.

В контейнере, распотрошенном телом Ираиды Исхаковны, содержалось три черствые булочки, вполне пригодные для нормальной пищи, но выброшенные, так как, кто их будет есть, если принесли новые? Кроме этого: два недоеденных яйца, выброшенных старушкой, не вкушавшей по идейным соображением. Пачка промоченного чаем печенья и пакет с толчеными помидорами, смешанными с котлетами, принесенными одному парнишке, косившему от армии, который в это время вышел из общей мужской палаты и с удовольствием стал наблюдать за действиями Ираиды Исхаковны. Этот юный шарлатан, не хотевший служить в доблестных радах вооруженных лопатами и кирками войсках, вот уже три месяца удерживался на принудительном лечении в клинике, с каким-то странным диагнозом пограничного состояния психики, не позволявшего психиатрам определиться, что же за болезнь у юного олуха. При этом надо отметить, что сын психиатрической больницы вёл себя абсолютно правильно, в психиатрических конечно понятиях, и за всё время ни разу не повторился, но вот додуматься до копания в мусорном контейнере он не смог. Зато регулярно выкручивал себе разные конечности, удивленно смотря за результатом собственного мазохизма, после чего блаженно орал, требуя вправить поврежденный палец. Ещё Игнат любил наблюдать за поведением других больных, хватая в свой поведенческий набор различные поведенческие отклонения. Разумеется, подобный организм не мог не заинтересовать Игната, поскольку Ираида Исхаковна не являлась перспективным бесплатным копателем в униформе, то за её движениями стоило понаблюдать, и симулянт Игнат пристроился сзади тела Ираиды Исхаковны, запоминая каждое её действие. Неожиданно для себя Игнат не в силах удержаться рассмеялся. Дело в том, что хомяк инстинктивно почувствовал, как за ним наблюдают, и повернулся к Игнату лицом Ираиды Исхаковны, во рту которого была зажата банановая кожура.

Вид Ираиды Исхаковны, изо рта которой торчала банановая шкурка, съеденная наполовину вывела Игната из состояния постоянного сосредоточения, в результате чего он рассмеялся так громко, что вынудил санитара появиться в коридоре клиники. Увидав как Ираида Исхаковна чавкает банановым счастьем, санитар бросился к ней, чтобы оттащить её от помойки, в которую тело Ираиды Исхаковны влезло головой.

- Убирайся отсюда, - рявкнул санитар на Игната, и тот вынужденно подчинился, - И ты вылазь, – приказал санитар телу Ираиды Исхаковны, так как не знал, что хомяк ничего не понимает из слов людей.

- Кому говорю, вылазь оттуда, – ещё раз приказал санитар, думая, что в Ираиде Исхаковне сохранилась искорка разума.

На этот окрик хомяк отреагировал учащенным хрустом, пытаясь разжевать выброшенную ножку курицы. Хруст был омерзительный, так что санитар не выдержал и дернув за халат вытащил хомяка из помоешного ведра.

Тем не менее, тело Ираиды Исхаковны жевать не перестало, так как в её щеках сохранялся запас продовольствия, которого было бы достаточно, чтобы накормить двух разумных Ираид Исхаковн, сидящих на диете, которые так сильно любила сама владетельница тела, с которым так бездарно обращался хомяк.

- Выплюнь, – потребовал санитар у Ираиды Исхаковны.

- Вж, вж, – злобно завжикал хомяк, понимая, что его хотят лишить самого святого в жизни хомяка - пищи.

- Ты меня на вж не бери. Ишь ты, вжикать она будет. Сказано выплюнь, так и выплевывай и нечего на меня смотреть, как будто я тебя породил и воспитываю.

Санитар нажал на щеки Ираиды Исхаковны и из них посыпались наполовину пережеванные вкусняшки.

- Вж, – протяжно завыла Ираида Исхаковна, сообщая, таким образом, санитару, что большего злодеяния, чем сейчас она не встречала с момента начала своей жизни.

- Да брось, да ерунда, да я тебя сщас электрошоком, а потом аминазином. Вжикать она тут будет, – санитар взял Ираиду Исхаковну под руку, и повел в палату.

Стерпеть подобное хомяк не мог, поэтому он рванул изо всех сил тело Ираиды Исхаковны. Оно плюхнулось на пол, и стало подбирать выпавшие пищевые драгоценности. Санитар не смог удержать падающее тело Ираиды Исхаковны и когда он опомнился, щеки были плотно набиты едой.

Ираида Исхаковна смотрела на санитара исподлобья, стремясь взглядом доказать санитару, что она ни за что не расстанется с добычей. От этого решительного взгляда Ираиды Исхаковны, санитар растерялся, забыв про то, что он снабжен кучей приспособлений для подавления воли любого из местных нахожденцев. Естественно через пару секунд он опомнился, но было уже поздно - Ираида Исхаковна проглотила всю свою добычу, и теперь блаженно улыбалась санитару, показывая опустошенные щеки.

- Ну это черт знает что такое. Ну это просто свинство какое-то, – выговорил санитар, на чьем рабочем веке было все: но вот чтобы так, запросто, поглотить пищевые ошметки, да ещё сопротивляясь при этом…. Такого у него не было. – Что, нажралась? Теперь довольна? Ну пойдем в твой люкс. – Попытался лаской сразить санитар пациентку.

Тело Ираиды Исхаковны поддалось на ласковые уговоры, послушно направившись на четвереньках за санитаром, который довел её до её палаты.

Удовлетворенный хомяк распластался на полу рядом с кроватью, испустив из себя громкий выхлоп, очень неприятный для обоняния, и обнюхав выданное творение, блаженно закрыл глаза. - Чем ни жизнь, - подумал хомяк, довольно распластывая руки Ираиды Исхаковны по полу, прижимаясь к нему животом. Он удовлетворенно срыгнул и заснул крепким хомячьим сном, который знает, что в его вольере нет опасностей, тем более нет рук Светочки, которая доставала спящего хомяка, пытаясь пальцами открыть его глаза, и такого обращения с хомяком не было уже почти сутки.

Закрыв дверь палаты Ираиды Исхаковны, санитар пошел в кабинет к профессору Хомячкину, чтобы рассказать тому обо всем произошедшем, особенно о смехе Игната, который всегда сдерживался, и за все три месяца ни разу не рассмеялся.

Постучавшись в дверь, санитар не дожидаясь разрешения зашел внутрь помещения, где профессор практиковал позу черепахи, растянувшись на полу, точно также как и тело Ираиды Исхаковны в палате.

- Профессор, тут такое дело, – смущаясь начал рассказ санитар, и если бы у него был картуз, то он непременно стал бы его мять в руках.

- Да Ваня, что произошло? – не меняя позы, спросил профессор.

- Тут происшествие.

- Какое? – спокойно спросил профессор, так как находился в состоянии черепашьего спокойствия.

- Тут новенькая учудила ковыряние в помойке.

- Ну и что? – шипяще выдал профессор, который четко представил зад Ираиды Исхаковны крутящийся вокруг мусорного ведра.

- А Игнат, ну тот парнишка, которого к нам из военкомата прислали, рассмеялся. – Санитар волновался, так как уличить симулянта считал своим долгом перед родиной и армией, в которой отслужил срочную и сверхсрочную службы.

- Да, я понишмаю, – шипел профессор, чем выводил из состояния равновесия санитара.

-  Мне кажется, что он симулирует.

- Все они симулируют, – просвистел профессор, ощущая прилив крови к рукам, отчего по его старому телу прокатились мурашки.

- Может аминазина в дамочку вкатим? – наивно предложил санитар. – Так она по крайней мере из палаты не будет выходить.

- Нет Ваня, не надо, за ней ещё понаблюдать надо. Ты вот чего, ты иди к себе, и слушай, слушай, слушшшай, – шипел профессор, чьё блаженство достигло наивысшей отметки.

Санитар махнул рукой, и ушел из кабинета, решив, что палату Ираиды Исхаковны он специально проигнорирует при вечернем разносе пищи - пускай насыщается съеденным. Затем санитар вспомнил о разбросанном вокруг окна мусоре, решив - пора его прибрать, что он и сделал, сокрушаясь о безалаберности профессора.