Да, крадется. Внутри меня живет эта смерть. Ничего живого не осталось.
Маагар прогарцевал мимо на своем коне. Далекий, чужой в железном шлеме и
развевающемся плаще. Не взглянул даже. И к саанану его, предателя проклятого.
Это он меня Данату отдал. Скорее, продал… только что тот взамен пообещал?
Чего захотел старший Вийяр? Единственный, оставшийся в живых сын Ода
Первого?
Я не хотела верить… гнала от себя мысли. Те самые, после которых вера в
людей, в любовь, в Иллина должна была навсегда сгореть внутри в пепел. Так не
могло быть. Это жутко, неправильно, не по-людски. Я ведь ошибаюсь, да? О,
Иллин, если ты есть, помоги вернуть веру, помоги выдержать испытания. Пусть я
ошибаюсь, пусть страшные мысли в моей голове окажутся просто страхом.
Меня не ввезли в замок, отряд с клеткой направился в сторону монастыря.
Клетку накрыли покрывалом и окольными путями последовали в обитель Скорби.
Сюда приходили молиться о душах усопших, здесь проводились поминальные
вечера и здесь отпевали покойников. Когда мне помогли выйти из клетки, и я
ступила босой ногой в снег, все тело пронизало холодом… Вокруг могильные
плиты и памятники, а впереди купол с колоколами, и пятиконечная звезда
подпирает темное и страшное небо.
После смерти моего мальчика меня уже было трудно напугать. Да и что можно
отнять у несчастной матери, у изгнанной дочери, преданной сестры и
отверженной любовницы? Жизнь? Я ею больше не дорожила… а душа? У меня ее
больше нет. Она похоронена под обломками вместе с останками моего мальчика.
Его отец разрушил это место памяти до основания.
***
Колокол зазвенел так, что я из рук железку выронила, палец порезала. А
потом к решетке лицом прижалась, всматриваясь в полумрак, который начали
рассеивать многочисленные факелы. Кто-то въезжал в Тиан. С грохотом
опустился мост, копейщики высыпались, как белый горох, из казарм и заполонили
двор.
– Велиар приехал!
– Великому Велиару Лассара дорогу!
– Открыть ворота!
Я сжала окровавленными пальцами железку и со стоном посмотрела на почти
перепиленный прут на окне.
Во двор Тианского замка въехал отряд со знаменами дома Вийяров, но теперь
на полотне красовалась змея с высунутым жалом.
А у меня перед глазами цветущий Тиан, праздничные флажки, музыканты на
улицах, и в эти самые ворота въезжает отец и мои трое братьев. Анис впереди
всех, несется, что есть мочи, подгоняет коня. Ко мне спешит…
– Да здравствует Велиар!
Правитель восседал на белоснежном коне, белый плащ развевался на ветру.
Он все еще был в шлеме, и мягкие перья, украшавшие верх железного убора,
трепетали от резких порывов.
Велиар снял шлем правой рукой, и золотистые волосы рассыпались у него по
плечам. Он сжимал в кулаке несколько веревок, на концах которых телепались
человеческие головы. Как ужасающий букет.
– Стадо баордов повержено! – крикнул он и швырнул головы в визжащую от
восторга толпу. – Мост разрушен. Ни один голодный вонючий валласар не
проберется к нам.
– Маагар дас Вийяр! Наш правитель и избавитель!
– Людоед… проклятый, – прошептала и быстро спрятала железку под ножку
кровати, задернула штору и села на стул, натянув капюшон накидки на лицо и
сложим руки так, чтоб порезанный палец было не видно. Какого саанана приехал?
Когда я была так близка к заветной цели. Пусть убирается, тварь.
Дверь моей кельи загромыхала, и я увидела своих надзирателей и
управляющую Тианом – Белинду десу Антрес. Очередную любовницу Маагара.
– Велиар желает видеть вас, моя деса.
Я на нее е смотрела и не произнесла ни слова. Как и в предыдущие пять лет
заточения.
– Переоденьте десу и приготовьте к аудиенции с велиаром.
Скомандовала она служанкам и вышла, оставив приторный шлейф парфюма в
воздухе.
***
Короны творят странные вещи с головами, на которые надеты.
(с) Джордж Мартин «Пир стервятников»
Он изменился за эти годы. Проклятый отцеубийца, душегуб, подлая тварь,
которая притворялась тихоней, а на самом деле оказалась чудовищем.
Трусливым чудовищем… мерзким, отвратительным подонком. Даже если бы он
был последним человеком на земле, я бы не заговорила с ним. Мой голос
принадлежит моему любимому и моему сыну, а если их нет, то и голоса больше
нет. Могла бы – отрезала бы и волосы, чтобы развеять по всей земле, чтобы
застилали ее ковром кровавым, чтоб каждый сантиметр напоминал о моей потере.
Как и мне… моя лысая голова без волос. Но не дали. Ни ножниц, ни ножа, ни
стекла. Каждый день расчесывали, плели в косы и укладывали на голове в виде
ручек амфоры, покрывали голову тонким покрывалом.
Проклятый Маагар. Как не сдох в дороге, как снега не схоронили тебя, как не
сожрали тебя дикие звери. Какое зло бережёт твою душу, проданную Саанану за
полмонеты золотых. Его волосы посветлели из-за седины, которая пробивалась
сквозь золото кудрей, кожа задубела, и красивое лицо, доставшееся от нашего
отца, теперь скорее отвращало, чем притягивало. Напоминало о том, что он убил
того, кто называл его «сыном», неизвестно только откуда у этого трусливого
ублюдка взялись яйца это совершить… Но подлость не блещет храбростью.
Подлость зла, труслива и убога. Подлость – младшая сестра смерти. Ее верная
лизоблюдка. Ползет на четвереньках следом и лижет следы от костлявых
ступней, трется о рваные черные лохмотья савана, готовая в любой момент
вцепиться гнилыми клыками кому-то в спину.
– Поклонись своему велиару, сестра!
Скомандовал уверенным, зычным голосом, полным пафоса и самолюбования.
Научился за эти годы. Возомнил себя правителем. Люди сочиняют о нем оды,
поют ему песни, потому что не знают то, что знаю и видела я. Не знают о том, что
он убил…убил Ода Первого. Подло, низко, вонзил ему нож в спину у меня на
глазах. Как бы я не ненавидела своего отца… но он был нашим отцом.
Гордо вздернула подбородок и плюнула ему под ноги. Тяжелая рука в
железной перчатке ударила меня по лицу с такой силой, что я отлетела к окну,
прижимая ладонь к кровоточащей губе и с ненавистью глядя на своего врага.
– Вот так лучше. Твое место на коленях. На полу. У моих ног. Ты должна
молиться мне и благодарить за то, что я подарил тебе жизнь, помиловал тебя!
Прошелся по моей келье, распахнул настежь окно, раздвинул шторы. Можно
подумать, от этого станет светлее. Солнце больше не светит. Мы в вечной тьме и
днем, и ночью. Все давно забыли, что такое дневной свет.
– Сегодня твое заточение будет окончено. Отправишься на юг. К своему
жениху. Кхуд Триркрах станет твоим мужем через одну луну.
Медленно поднялась с колен и отрицательно качнула головой.
– Плевать. Станешь женой и раздвинешь свои ноги, чтобы в твоем брюхе
появился сын от него. Родишь наследника и можешь возвращаться в Тиан.
Скулить дальше о своем сдохшем псе! Никто не помешает и не тронет тебя. Но
вначале сделаешь то, что я говорю. Я обещал. Взамен пять островов с шахтами
красного золота будут принадлежать Лассару. Я найду путь к Паучьей горе. И ни
одной нечисти в округе не останется. Я свергну даже Кхуда… Помоги мне, сестра,
и вместе мы будем править этим миром!
Потому что самая страшная нечисть – это ты сам. Никогда нам не править
вместе. Как только я смогу – я лично перегрызу тебе глотку зубами.
– А будешь мне перечить…
Порылся в кармане и достал черную прядь волос, швырнул мне.
– Узнаешь? Это патлы твоей шеаны-подружки. Моран, кажется. Ты знаешь,
что я с ней сделаю? Ее будут трахать во все дырки. В уши, в нос, в маленький зад,
в глотку.