Аня назвала адрес. Мне пришлось проехать через весь город, в богом забытые чигири ради кота. Ради кота! И ещё… ради этих выразительных, невероятно красивых глаз, цвета бездонного океана.
Чего не сделаешь, чтобы избавиться от всепожирающего чувства вины?
Ненавижу животных. Особенно кошек. Потому что у меня с детства на них жуткая аллергия.
Аня жила в убогой комнатушке, в общежитии, которую ей завещала дальняя родственница. Это дерьмо, вообще, сложно было назвать домом. На вокзале и то условия были намного комфортнее, чем в этой помойке. Ежемесячный коммунальный налог тут был копеечный и приравнивался, например, именно для меня, к разовому посещению элитного ресторана на Тверской. Для меня это был полный шок (после начала работы в реабилитационном центре, естественно) узнать, что подобные трущобы, особенно в столице, вообще существуют.
И снова сердце в груди защемило. Мне стало стыдно. Стыдно осознавать то, что я, мудак бессердечный, далёк от реальной жизни. Не каждый может позволить себе хоромы в Барвихе. Каждый зарабатывает как может. Если бы все были люди на планете были бы миллионерами, кто бы тогда работал на заводах? Как же гадко! Я ведь таких людей вообще за людей не считал. Мне просто повезло. Повезло родиться в золотых пелёнках. А ей… ей нет.
Она жила рядом с цыганами. На этаже неприятно пахло и было очень шумно. Орда чумазых беспризорников щеголяла туда-сюда по этажу, расписывая стены углём, выклянчивая у соседей мелочь, а рядом алкаши-барыги выясняли отношения и бросались друг на друга с разбитыми «розочками» от пивных бутылок. Мат-перемат, застиранное до дыр бельё, развешанное прямо на грязных перилах общажки. Мусор под ногами. А там, в углу, пьяный алкаш прямо передо мной справляет нужду на облупленную стену, по которой ползёт глубокая трещина.
Меня затошнило. Пришлось перейти на бег, чтобы не отдать обратно свой ужин.
Под шумные песни и пляски цыган, я быстро ворвался в квартиру. Не успел включить свет, как на меня это чудовище рыжее прыгнуло.
Орущее чудовище!
Нагло вскарабкалось по штанам, забралось на руки, и, не стесняясь, холодным носом ткнулось в шею.
Голодный, бедняга.
Хорошо, что перед этой встречей я выпил две таблетки «супрастина». Но серии громких чихов избежать не удалось.
С котом мы, слава богу, поладили. Странно, что зверь вообще меня как за родного принял. «Люблю того, кто жрачкой балует!» — в этом и есть вся сволочная натура этих ходячих блошиных рассадников. Ещё безумней было бы осознать то, что мы с Антоном (это его полное имя, между прочим) подружились. И да, я вдруг открыл в себе очень интересную истину — оказывается, я заядлый кошатник.
Несколько визитов в этот облезлый клоповник, и мне захотелось увезти Тошу прочь. На подачку матери удалось арендовать задрипанную однушку у одной дотошно-сварливой бабки, которая сразу предупредила, что с девчонками и животными вход строго воспрещён. Но чёрт, возьми, я настолько сильно привязался к рыжему ушастику, что забил на упрёки динозаврихи.
С этого момента, я твёрдо решил, что Аня больше никогда не вернётся в общагу, а усатый — теперь моя головная боль. Как только заработаю денег на новое жильё, на лечение и на операцию — смогу хоть на миг выдохнуть полной грудью.
***
С каждым новым днём Аня делала невероятные успехи. Наверно, благодаря мне. Я ведь с ней занимался. Ежедневно. Морально и физически. Девушка настолько сильно ко мне привязалась, что вообще перестала грубить, только и ждала новой встречи. Она немного поправилась, её щёчки заметно округлились, а тело крепчало с каждым новым движением.
Мы пробовали всё. Точнее, все упражнения, которые помогли бы нам укреплять мышцы. Может она не верила, что мы добьёмся поставленных целей, но зато я верил. Моё желание было нерушимо. Я всегда добиваюсь того, чего хочу.
Однажды, я договорился с начальством вывести девчонку в город на прогулку, для смены обстановки, иначе бедняжка уже начала покрываться плесенью (в шутку заявил заведующей). Мымра согласилась.
Мы вызвали такси и, первым делом, я отвёз Аню в центр города, сводил в кино на премьеру комедии, а затем, после того как мы вдоволь нагулялись, решил устроить сюрприз.
— У меня для тебя есть ещё один сюрприз, — весело хохотнул, вручая девушке небольшого плюшевого медведя, которого выиграл в местном тире, умело стрельнув из пистолета.
Боже, это было настоящим подарком судьбы видеть то, как мило она улыбается.
Какая же она красивая… Чистая, светлая, добрая! Моя Аня…
***
Я привёз её к себе домой, на съемную квартиру. Надеюсь, бабка не узнает. Прежде всего, я хотел, чтобы Аня увидела котяру. Представляю выражение лица Нюты. Радости будет до самого потолка!
Что и следовало ожидать. Никогда не видел настолько красивой улыбки… У меня от этой улыбки все органы вверх тормашками перевернулись.
Подхватитв Аню на руки, я отнёс девушку в свою халупку. Думал, она испугается, что я буду её домогаться. А она… она вроде ничего не сказала. Ещё крепче к моей груди прижалась и ручками хрупкими шею обхватила, когда я её по ступенькам на третий этаж нёс. Наверно, малышка мне доверяет. А потом рыжий к нам навстречу выскочил. Девчонка радостно завизжала, по её щекам градом покатились слёзы. Слёзы бесконечной радости. Она меня поцеловала. В щёчку. А я… я блин, кажется, дышать разучился и впал в каменный ступор.
Долго Аня своего Тошу на руках тискала. Котяра узнал хозяйку. Урчал так громко, будто у нас тут в квартире расположилась стоянка грузовиков, когда девушка ему уши массировала. У меня же ревность какая-то адская в венах запульсировала.
Кто бы мне так за ушком почесал?
Безобразие!
Налюбовавшись этим ревностным зрелищем, я вдруг спросил:
— Почему ты ничего не скажешь?
Сам не знаю, чем думал в этот момент и какая муха меня укусила.
— А что я должна сказать?
— Ну, типа мол, зачем ты меня сюда притащил? А вдруг ты маньяк?
Про себя подумал, что не захочет она в гости. Ломаться начнёт. А мне так не терпелось поцеловать Аню. Но в душе я понимал, что не достоин ни её внимания, ни её ласковых прикосновений, ни, тем более, её сладких поцелуев.
Вот поэтому и разозлился. На себя, ублюдка, в первую очередь.
Любая тайна, рано или поздно, становиться явью.
Ана опустила голову в пол. С силой сжала руки в кулачки. Присмотрелся, а по щеке крупная слеза катится и на грудь девушки падает, оставляя влажный след на белой блузке.
И вот тут я понял свою ошибку.
Зря я вообще всю эту дурь затеял! Зря!
— Я бы так никогда не подумала. Зачем я тебе? Убогая калека. Ты ведь со мной из-за жалости возишься. На меня ведь без слёз невозможно смотреть. Я видела, как люди от меня на улице шарахаются! Как они взгляд в сторону отводят, делая вид, что просто не замечают. А ты… ты ради папочки со мной нянькаешься. Чтобы ему угодить. Чтобы рейтинг на выборах поднять!
Ударила.
По самому больному ударила!
— Ну ты и дура.
Чёрт.
Не хотел.
Само вырвалось.
Она ладошками лицо накрыла и заревела, настолько сильно, что кот испугался и с колен спрыгнул, умчавшись на кухню. Плечи ходуном ходят, Аню трясёт, будто в лихорадке.
— Обратно меня отвези! — задыхаясь от истерики, — И не приходи больше. Никогда.
Я тоже психанул. Долго сдерживался.
Я ведь тоже человек. И моё терпение не железное.
Не буду с ней возиться. Пошла к чёрту!
Денег заработаю, операцию оплачу и пусть валит на все четыре стороны! Я её случайно сбил. Она сама на дорогу выскочила, курица невнимательная!
Операцию сделаю, на ноги поставлю и всё! Вина прощена.
Быстро подхватываю девчонку на руки, молча несу в коридор. Аня к сердцу моему щекой прижимается, невольно ручками спину обхватывает и всё… Капец! Там, в груди, будто что-то переклинивает.
Нет.
Так нельзя.
Придурок я!
Урод конченный!
Не смогу без неё.
Не смогу!
Привязался очень. Капец как сильно привязался!
Меня за такие мысли у***ь мало.
Резко разворачиваюсь, возвращаюсь в комнату. Осторожно кладу Аню на кровать, а сам сверху наваливаюсь. И, прежде, чем она успевает опомниться, губы её своими накрываю, целуя жадно, дико, ненасытно.
— Прости девочка. Прости, — требовательный поцелуй, — Не могу без тебя. Ты нужна мне. Очень нужна. И ты… самая красивая, самая добрая, самая замечательная на свете! — отрываюсь от сочных губ, в глазища её огромные, широко распахнутые смотрю, теряя разум от невероятной красоты, — Поверь мне, пожалуйста. Поверь! Отец тут ни причём. И жалость тоже. Я просто… я просто люблю тебя, чёрт возьми! Клянусь! И мне вообще пофиг на твои шрамы и на всю остальную фигню. Потому что я верю, что ты сможешь ходить. Я деньги собираю. На твоё лечение. Вот! — Резко вскакиваю с кровати, к шкафу подбегаю и вытаскиваю оттуда коробку с заначкой.
Она не верит. Или просто в шоке? Потому что продолжает рыдать.
Теперь Аня рыдает не от боли, а от счастья. Теперь в её глазах во всю сверкает восхищение.
Снова к девчонке подбегаю и снова целую её сладкие губы. Аня вдруг перестаёт дрожать. Ручками шею мою обхватывает, пальцами в волосы на затылке зарывается, начинает отвечать на поцелуй. Сначала робко, застенчиво, а затем, более уверенно. Лаская и даже покусывая по очереди то верхнюю, то нижнюю губу.
— Ох… какая же ты сладкая! И красивая, — томно урчу в её рот и чувствую, как она изящно выгибается, полностью отдаваясь ласкам. А меня ведёт. Как наркомана проклятого ведёт от её запаха, от её нежной кожи и от того, насколько она хрупкая, ранимая, отзывчивая и в то же время горячая девочка.
Да чёрт возьми! У меня бошку мгновенно рвать начинает! Потому что никогда! Никогда я, блин, ещё ничего подобного не испытывал в жизни. Ни с одной шлюхой. Даже самой дорогой. Ни с одной настолько кайфово не было.
В штанах мгновенно потеснело. Аня это почувствовала. Её дыхание участилось, а щеки покрылись красными пятнами. Как же мне дико хотелось в неё ворваться… и любить, любить, любить! До самого утра, кайфуя от её страстных стонов, от её сладких поцелуев и от того, что она стала моей. Первой и единственной. Любимой… девушкой.
Той, ради которой я сделаю всё на свете.
Той, ради которой я даже пожертвую собственным сердцем.
Она моя.
Она теперь для меня дороже всего.
И даже… дороже жизни.