Ангел - искуситель

Глава 2.4

В воскресенье утром выяснилось, однако, что у Татьяны даже на собственное «Да» «Нет» припасено. Хотя, впрочем, сначала это было не совсем «Нет»; это потом я ее пресловутое «Нет» в «Да» превратил…

Боясь спугнуть удачу, я провел все утро на кухне, занимаясь хозяйством. В целом, похоже, у нас уже сама собой начала устанавливаться традиция: завтрак – мое дело, ужин – ее. Меня это вполне устраивало – все равно я раньше встаю. Я даже ни разу, ни единым глазком в спальню не заглянул – чтобы не сбиться с бодрого настроения покончить сегодня со всеми разговорами (теперь-то можно и о работе поговорить!), причем исключительно на свежем воздухе.

А может, она сама раньше проснулась … хотел бы я сказать, с радостным ощущением … но нет, скорее, со смутным подозрением, что что-то изменилось.

Когда она забрела на кухню, сонно жмурясь и кутаясь в халат, я подошел к ней, взял ее лицо в руки и попросил: – Скажи это еще раз.

– Что сказать? – вскинула она на меня удивленные глаза.

– Что ты выйдешь за меня замуж.

– Чего? – Вот сейчас она окончательно проснулась. Глаза забегали из стороны в сторону – точно, ревизию воспоминаний проводит.

– Ты сказала, что выйдешь за меня замуж.

– Я ничего такого не помню, – быстро ответила она.

Вот в этом – вся Татьяна. За других сражаться, хоть с отцами-архангелами – это ей раз плюнуть; а свою собственную судьбу за гриву ухватить – Боже упаси. Придумывать истории неимоверные, выходы из ситуаций искать немыслимых, проблемы решать, даже для ангела непосильные – это она с дорогой душой; а вот если решение принимать нужно – голову в песок засунет и так и будет стоять, дожидаясь, пока толпа археологов набежит ее откапывать.

Но, с другой стороны, согласитесь, что «Я ничего такого не помню» – явно лучше, чем «Я ничего такого не говорила». Ну, что ж, не помнит – значит, не помнит. Мне нетрудно еще раз спросить. Но только так спросить, чтобы у нее больше никаких отговорок не осталось. Я даже рассмеялся, припомнив свои вчерашние наблюдения. Так, она у нас, как будто, на каждое мое слово неткает?

– Ты хочешь сказать, что я вру? – спросил я.

– Нет, – тут же отозвалась она (Отлично!), – но я думаю, что даже у ангелов в расчет берутся только те слова, которые сказаны в здравом уме и твердой памяти.

– Я абсолютно с тобой согласен, – постарался я усыпить ее бдительность. – А сейчас ты как себя чувствуешь? Никаких расстройств в здравости ума и памяти не ощущаешь?

– Нет. – Она уже почти шипела от возмущения (Просто прекрасно!). – Как ангел-хранитель, ты можешь быть совершенно за меня спокоен.

– Ты сняла тяжкий груз с моей души, – проникновенно заметил я, готовясь к решительному удару. – Значит, сейчас, отдавая себе полный отчет в своих действиях, ты хочешь отказаться от данного мне вчера обещания выйти за меня замуж?

Следующее «Нет» она уже просто рявкнула. И тут же замолчала, хлопая глазами. Я расхохотался. Вот будет знать, как с психологом бороться! Которого она своими же руками и сотворила. Да еще и назвала Анатолием – что значит: изощренно изобретательный в достижении своей цели!

Вдруг я заметил, что отчаянно хлопающие глаза ее наполняются слезами. Нет. Нет! Только не тяжелая артиллерия! Иначе, всего лишь добившись справедливости, я сам себя начну последним подлецом считать. А она тут же этим и воспользуется.

Я снова подошел к ней, снова взял ее лицо в руки (в случае чего, я сам ей эти слезы вытирать буду, чтобы они мне душу не травили!) и принялся припоминать все те случаи, когда она меня обвела вокруг пальца, заставив делать что-то против моей воли. Пусть лучше разозлится!

Она опять молча уставилась на меня. Слезы, слава Богу, куда-то делись, но вместо них в глазах ее появились некие раздумья. Лазейки ищет? Не выйдет! Или… А может… Никуда он, в конце концов, не денется, этот пляж…

– Ты еще помнишь, что у тебя появились новые обязанности, которые нам не мешало бы обсудить? – произнесла она, наконец, надменно вскинув бровь и даже отступив на шаг от меня.

Гм. Ладно, едем на пляж. Я ответил, что – в отличие от нее – помню все, и пригласил ее к столу. Если мы куда-то едем, то нечего время впустую терять.

Оказалось, что ехать нам нужно в сторону того района, в котором Татьяна придумала мне квартиру. И в котором я ее потом и получил. Ну-ну, посмотрим, в какой глуши она меня поселила.

Когда мы вышли из метро… Кстати, метро мне совершенно не понравилось. Неуютно там как-то. Вагоны длинные, сиденья вдоль них, как в коридоре – никакого чувства уединенности, хоть я и по привычке в самый конец направился. Как по мне, в маршрутке куда приятнее ехать. И не под землей. Станции, правда, довольно красивые и просторные, но даже на них я не мог избавиться от чувства клаустрофобии. А уж в туннелях… Очень неприятно. Слава Богу, спустя некоторое время поезд на открытый простор вырвался – как-то повеселее стало.

Так вот, когда мы выбрались, наконец, из метро, первыми бросились мне в глаза дорожки. У Татьяны возле дома крупные дороги асфальтированные, а маленькие – плитами выложены. Здесь же все дорожки – только шаг ступи в сторону от главной улицы – были усыпаны мелкими камешками. Они похрустывали под ногами, и поскольку ног этих вокруг было довольно много, звук этот, казалось, окружал тебя со всех сторон. А воздух… Было в нем что-то бодрящее, будоражащее – что-то живое. Так и хотелось отправиться на поиски источника этой свежести.

К нему-то Татьяна и привела меня. Когда мы обогнули, наконец, последний дом, глазам моим открылась полоса всевозможных зеленых насаждений, между которыми что-то поблескивало. Здесь даже деревья какие-то другие были: в парке они были все же кое-как упорядочены, а здесь – стояли, как хотели, в одиночку и в группках, и клонились во все возможные стороны… 

О! Ноги мои сами собой рванули вперед, через проезжую часть, отделявшую меня от этого буйства природы, но Татьяна свернула налево и направилась к пешеходному переходу. Все – последний барьер цивилизации!

Прямо за переходом среди деревьев виднелся небольшой просвет, к которому мы и направились. И оказались, пройдя сквозь несколько рядов деревьев и огибая кусты, которые нахально расположились между ними, то и дело перекрывая нам прямую дорогу, на небольшом открытом пространстве, покрытом … песком. Слово это всплыло в моей памяти из какой-то прежней жизни. Точно, это – песок, а там, на дорожках был гравий.

Слова эти, однако, пронеслись в моем сознании легким облачком, поскольку я замер на самом краю этого песчаного … пляжа (точно, должно быть, это и есть песчаный пляж), не в силах оторвать глаза от того, что находилось за ним. Там была … вода. Столько воды я еще не видел. И она … текла. Она определенно двигалась – по поверхности ее то и дело пробегала рябь, от которой солнечные лучи отражались сотнями бликов. Но текла она медленно, как-то лениво, и чувствовалось, что ей совершенно наплевать, что расположилось на ее берегах. Или кто. Мы с Татьяной так в маршрутке едем, не обращая никакого внимания на то, что там вдоль дороги происходит.

Река была, наверное, не очень широкой (направляясь в той же маршрутке на работу, мы каждый день несколько проспектов такой же ширины проезжаем), но меня так к ней и потянуло. И тут только я заметил, что на пляже, кроме нас, находилась компания молодых людей. Шумная такая компания. Мне не хотелось даже мимо них проходить – настолько не вписывались они в это царство природы со своими криками, хохотом и беготней.

– Ну, что – куда пойдем: направо или налево? – подала голос Татьяна.

Проблему выбора решила за нас галдящая толпа молодежи. Они устроились справа от нас, почти у самой воды – значит, мы налево пойдем. Пройдя с десяток шагов по песку (а почему он не скрипит – те же ведь камешки, только совсем мелкие?), мы скрылись среди деревьев.

Нет, Татьяна точно ничего в жизни не понимает! Как можно было за три года ни разу сюда не приехать? И меня заодно привезти? Если бы я только знал… Я бы ей сутками в уши жужжал о благотворном влиянии отдыха у воды на здоровье и психику. И не только человеческие. Мне кажется, что день, проведенный в этом месте с лихвой перекроет недельное катание в метро – никакая депрессия потом не страшна. И трава здесь какая-то дикая, вольная, и деревья на тебя снисходительно сверху вниз поглядывают – ну-ну, кого еще к нам ветром занесло? Что-то у меня не возникает пока желания ухватиться за одно из них, подтянуться, стойку на руках выжать… Такое дерево, того и гляди, встрепенется, отряхнется небрежно и пошлет невежу … дальше по ветру. Здесь даже птицы как-то иначе верещат! Уверенно – знают, что они у себя дома, и никакому пришельцу не позволят себя перекричать…

Мне очень хотелось подойти поближе к воде, но как-то неудобно было в очередной раз полным профаном в глазах Татьяны выглядеть. Ха-ха-ха, животики надорвешь – он впервые речку увидел! Ну, допустим. Ну, впервые. А кто в этом виноват? Могла бы и поделиться со мной этим чудом. Я-то ей все всегда рассказываю… А она только и умеет, что к еде меня пинками приобщать… Нет, не получается рассердиться.

Татьяна спустилась к воде сама. Усмотрела в трех шагах от берега пару камней, греющихся на солнышке, и предложила посидеть на них. Устала, наверное. Вот – вот оно, отсутствие физической подготовки. А вот не надо целыми днями в помещении сидеть, а выходя на улицу, сразу в транспорт прыгать! Что она там про спортзал говорила? Нужно будет подумать, как и ее туда заманить. Там наверняка найдется где-нибудь в уголке место для самых простеньких упражнений – вот пусть зарядку там и делает. У меня на глазах. А то ведь утром ее никак не заставишь…

– Ну, так что это за новые обязанности? – вернул меня к реальности Татьянин голос.

Господи, как же мне не хочется о работе говорить! Ну, в самом же деле, считанные часы передышки остались – завтра трудиться начнем! Да и потом – что ей говорить? В общем я уже рассказал ей о своем дополнительном задании, а в подробностях… Вот поговорю завтра с Галиным растяпой, послушаю его трактовку событий, к ней также присмотрюсь…

Татьяна же из моего нежелания лишать себя последних свободных часов сделала вывод, что мне запрещено об этом разговаривать. Это еще с какой стати? После всего, что я ей уже рассказал? Отцы-архангелы, в отличие от нее, доверяют моей способности оценить обстановку и действовать соответственно… А, ну теперь понятно – если Анабель о своей работе с Франсуа не говорит, значит, и мне нельзя! Она нам, конечно, очень помогла – я никогда этого не отрицал! – но нечего из нее идеального ангела делать! Мы вообще понятия не имеем, на каких условиях она право на видимость на земле получила! А то, что она Франсуа ничего не рассказывает… Так она, может, для того и держит его в полном неведении, чтобы гонять в хвост и в гриву! Вот и за нас он почему-то взялся, а не она… Кстати…

О том, что Анабель могли поручить присмотреться к моим отношениям с Татьяной, я просто так сказал. Такой вариант был вполне возможен – меня же обязали Галиного двоечника на путь истинный направить. Но главное – мне хотелось показать Татьяне, что Анабель совсем не обязательно переполняет любовь и сострадание к собратьям-ангелам, равно как и к людям. Татьяна же усмотрела в этом величие ангельского единения и взаимовыручки. Кто бы сомневался? Как же могла бы великая Анабель не дать мне доброго совета? Как же могла бы она не научить меня, непутевого, уму-разуму? Хотел бы я посмотреть на того, кто бы ко мне с советами сунулся! Может, и хорошо, что она своего Франсуа на передний план вытолкнула…

Стоп. Мне же самому придется этого Галиного балбеса вразумлять. И расспрашивать. И наставлять. А если он меня пошлет, как я бы на его месте сделал…? Я ему пошлю! И уж, по крайней мере, я не буду Татьяну на разведку посылать!

Татьяна тоже об этом подумала – вот она, обратная сторона способности ангела-хранителя внушать мысли своему человеку. Довнушался. Нет, чтобы выборочно – о спортзале, например… Пришлось о нестандартных ситуациях ей рассказывать.

Прежде я с ней только об обычной работе ангела-хранителя говорил. Естественно – нашу-то ситуацию никоим образом нельзя было к необычным случаям отнести; мы сами между собой разобрались и Анабель – скорее всего – никто не посылал меня инспектировать. Собственно говоря, я и сам тогда мало что о них знал – если быть совсем честным, то почти ничего, кроме того, что не справившегося со своим делом ангела выдворяют с земли. Именно этим, в частности, отдел по внештатным ситуациям и занимается. 

Татьяна вдруг спросила, смог бы я … выдворить кого-то. Как будто это самое страшное! Мне придется доклад писать по своим наблюдениям, характеристику ему предоставлять, рекомендации высказывать – выдворять его или нет! Что хуже – подписывать приговор или приводить его в исполнение? Я поежился. Что-то мне там, наверху, это дополнительное задание совсем иначе представлялось…

А на счет того, что бы я смог… Если бы у меня не осталось другой возможности хоть изредка на землю попадать, кроме как в составе отряда быстрого реагирования, пошел бы я в него и выдворял бы правонарушителей – быстро и безболезненно – чтобы ее скорее увидеть. Так что – прости, Татьяна, не идеальный ангел тебе в хранители достался!