Рассказы, написанные на ветру

Происхождение мира. Naturalius dogmaticum (сокращённый вариант). 7 часть

Павел Шведский

Павел, друг и союзник шведского короля, с детства был знаком с правителем.

Они играли вместе, и верной дружбе их мог позавидовать практически каждый, тем более, при дворе. Естественно, когда царь вырос, Павел оказался в фаворе, всюду следуя за властителем и оберегая его от напастей.

Второго лунеля (пятого декабря), в возрасте двадцати семи лет, Павел героически пожертвовал самым дорогим на свете - собственной жизнью – ради короля. Он в последний момент успел встать пред монархом, заслонив его своим телом, пока заговорщики замахивались с мечами в руках.

Секст Перуанский

Секст родился вблизи Андских гор четырнадцатого пуасселя (двадцать седьмого августа) - во времена правления славного Льоке Юпанки, - и бытие его с самого зачатка было трудным и безрадостным.

Родители Секста придавались земным наслаждениям. (Так, собственно, и родился мальчик, вопреки уже ненавидевшим его «близким».) Для матери его это была работа, а для отца – способ расслабиться, тогда как в остальные моменты мужчина занимался сплошным рукоприкладством, жестоким и бессмысленным.

Оказавшись на белом свете, Секст тут же стал боксёрской «грушей» для своих отца и матери. На глазах мальчика, пребывавшего что во младенчестве, что уже подросшего, кружились различные ужасы: от ссор, драк и издевательств до развращения собственной матерью.

Когда мальчику исполнилось восемь лет вместо праздничного обеда и слов добра и поддержки, он получил только неожиданный подарок в виде странного пожилого господина, с виду приличного, который оказался самым мерзким и извращённым человеком, какого Секст когда-либо видел на тот момент.

Мальчик часто сбегал из дома. В четырнадцать лет он в очередной раз пропал, однако более не вернулся. Секст был вынужден выживать на диких улицах городка. Как бы он ненавидел свою жизнь и как бы ни бежал от ушедших в прошлое дней и ещё свежих воспоминаний, подростку пришлось пойти по кривой дороге матери, ублажая незнакомцев, у которых было то, что необходимо было каждому – деньги.

Во время рассказов одного из клиентов о том, скольких мальчиков этот тщедушный старичок в молодости и зрелости изнасиловал, повествуемых с вызывающей отвращение гордостью и себялюбием, Секст, не выдержав шквал злости и обиды, захлестнувший целиком сознание бедного парня, накинулся на ненавистного старичка, в глазах которого Секст увидел все совершённые мужчиной преступления, и задушил онемевшего от страха – впервые за всю жизнь – садиста.

Секст, осознав ужас содеянного. Попытался скрыться, но свидетелей того, как парень покидает домик старика, оказалось много. И позже все они указали на Секста, отпечатки пальцев и мелкие вещи которого остались на шее жертвы и месте преступления, соответственно.

В тот же день только начавший жить Секст был обезглавлен острым топором[1].

Октавий Эритрейский

Октавий принимал активное участие в войне, проходящей между арабами и местным населением. Именно здесь, в мужском коллективе, среди сотни бравых парней, Октавий почувствовал противоестественное влечение, захлестнувшее его с головой. Но судьба юноши была заранее известна: оскорбления и насмешки, бесконечные отказы и неожиданные согласия.

Не все, кто знал Октавия, мог в состоянии понять его, но каждый уважал мужчину за его смелость, упорство и готовность к самопожертвованию.

Десятого эйлерта (двадцать восьмого июня) Октавий практически в одиночку отбил атаку врага, лишившись своей жизни во благо многих другим мужам и их семьям. Армия беджа горько оплакивала «великолепного Октавия», не взирая на его «неправильность», помня в нём исключительно храброго война, желавшего добра своему народу.

Фотина Кейптаунская

Фотина была внебрачной дочерью шамана, и сама проявляла интерес к врачеванию и колдовству, ритуалам, переплетению доступной ей науки и религии. Так как вождём или шаманом она быть не могла, девушка скрывала свои увлечения, лишь изредка мастерив причудливые маски и украшения.

Вечером, первого ламарта (семнадцатого июля) отец Фотины скоропостижно скончался, несмотря на все усилия девушки реанимировать его и вернуть к жизни. Это явление пронеслось над юной, теперь оставшейся в одиночестве, девушкой, словно ливень и град в ясный и солнечный день.

Красочные, устрашающие маски и неумело вырезанные из сухостоев и деревянных обрубков тотемы раз и навсегда проникли в жизнь шаманки, которая тратила всё своё время на их создание. Фотина не теряла надежды воскресить любимого отца с помощью магии африканских богов. Она перетащила тело мужчины в яму вблизи широкой пёстрой палатки, в которой они с отцом жили и в которой Фотина впоследствии организовала обширный алтарь. Спустя время тело давно почившего отца превратилось в пугающую сухую мумию.

Поведение девушки даже жителям племени казалось диким. Воздух в её палатке всегда был проникнут различными благовониями, так что в ней невозможно было находиться. Хижина изнутри была полностью забита ритуальными предметами, образовывающими собой круг, в центре которого и сидела Фотина не выходила из дому, достигнув истощения и утратив навыки общения. Она выходила лишь ночью, чтобы вкусить пищу и поговорить с дорогой ей мумией, которая, казалось, лучше всех её понимала, готовая смиренно слушать Фотину хоть всю жизнь женщины.

Состояние шаманки с каждым годом всё сильнее и сильнее ухудшалось. Теперь она лежала в обнимку с мумией, шепча внимательному собеседнику заклинающие на вечную жизнь речи.

Население деревушки, в которой творилось нечто странное, было серьёзно озабоченно Фотиной. Застав сцену очередного её общения с разложившемся телом отца душевнобольной женщины, люди, некоторые из которых сами были на грани безумия, погребли Фотину, не сопротивлявшуюся собственной бессчастной участи.

Наталий Ямайский

В солнечной и вечноцветущей Ямайке не менее яркой и наполненной прекрасным жизнью вековал Наталий. У него была семья: жена, подарившая ему двух девочек и – не так давно – младенца-мальчика.

Двадцать восьмого кюривря (пятого ноября) тысяча двести девяносто девятого года Наталий прохаживался мимо широкой аллеи рыночных лавок. Подойдя к одному немногих продавцов, он стал невольным свидетелем громкого спора.

- Да она это, она! – кричал взбешённый продавец.

- Болван, с чего ты так решил? Её вина ещё не доказана, - отвечал покупатель.

- Я тебе говорю, это – она! Докажут ещё, вот увидишь!

- Что случилось? – вежливо спросил у конфликтующих Наталий.

- Да женщина одна…это… - заколебался продавец, - Убила какого-то мужика.

- Не она убила! – с новой силой запротестовал первый покупатель.

- Что ещё за женщина? – также невозмутимо продолжил Наталий.

Продавец назвал имя жены Наталия. Мужчина был шокирован и, ничего не купив, поспешил домой, в котором застал лишь громко плачущих маленьких детей.

***

На следующий день Наталий узнал всё у той же злосчастной лавки о том, что его пропавшую жену обезглавили. Сокрушённый горем Наталий впал в беспросветную – даже для Ямайского солнца – депрессию и, веря в загробный мир, совершил самоубийство, вонзив клинок в свою жёсткую загорелую грудь, надеясь воссоединиться с любимой хотя бы в аду – вернее, его подобии.

Миранда Канберрская

Миранда родилась на берегах Австралии двадцать пятого лавуазевря (пятого октября). Её жизнь с самого начала слаживалась обыкновенно и недурно, что было написано даже на лице девушки.

Однажды ночью Миранда почувствовала ужаснейшую боль в ноге: что-то вгрызалось молодой женщине в голень и с остервенением трепало кровоточащую часть. Миранда истошно кричала, зовя на подмогу, но никто не мог услыхать вопль обезумевшей от боли девушки посреди пустой и ровной, огромной по площади пустыни.

Миранда получила слишком жестокий, смертельный урок, гласивший: «Дикая собака динго и койоты могут быть опасны».

Матрёна Албанская

Матрёна была членом обедневшего старинного рода, старшей дочерью Арлинды и Далмата, рано вышедшей замуж за богатого наследника, сына слуги короля и полководца, Ринора.

С детства Матрёна чувствовала приятную и, одновременно, угнетающую тяжесть бремени собственной родовитости. Зная, что должна «соответствовать», она охотно училась наукам и искусствам, имея успех во всех задуманных ею делах.

Девятого гутенбевря (четырнадцатого ноября) Матрёна, будучи тридцатидвухлетней вдовой, организовала в своём доме пункт встречи писателей, философов, музыкантов и художников, ставший впоследствии эпицентром культурной жизни города и княжества. Матрёна была приветливой гостьей и увлекательной собеседницей, обладая живым умом и врождённой любопытностью. Она вступала в полемику с образованнейшими людьми страны, писала трактаты и памфлеты, являясь при этом соавтором нескольких музыкальных произведений Иоанна Кукузеля.

Через восемь счастливых лет Матрёна скончалась от проказы, перед тем попросив в письмах родственников и друзей не посещать её и похоронить в фамильной усыпальнице рядом с мужем, до конца дней горячо любимого ею.

Мартын Аргентинский

Седьмого лунеля (одиннадцатого декабря) Мартын, обычный житель земель, в современности называемых Аргентиной, загорелый и темноволосый мужчина, опасаясь кары божьей, принёс в жертву собственную дочь.

Всю жизнь он боялся Случая, Великого Рока, дико озираясь на людей и тихонько лепеча подобие молитвенных речей. Нередко фатализм Мартына заходил до абсурда, как и описанное выше деяние, лишь на короткий срок выживший из мужчины тревогу и страх смерти.

Когда отец, наконец, осознал свершённое им преступление, он не мог найти утешения, даже после переключения любви и ласки на трёх других родных ему детей. На второй день жена Мартына сбежала от мужа, забрав испуганных детей с собой. Мартын же был жестоко казнён: поджарен и съеден старейшинами племени.

Маркел Багамский

Маркел жил на просторах песчаных пляжей Багамских островов в племени лукаянов, коренных американцев. Ему нравилось мастерить корзины из половины кокосового плода и верёвочек-лиан. Никто не смел мешать Маркелу в его занятиях, но была и те, кто находил в этом страстном увлечении некую «странность».

Тринадцатого эйнштерта (восьмого апреля) мать Маркела поведала ему о своих опасениях по поводу сына.

- Тебе не кажется, что это – как бы – глупая, женская работа? Не понимаю, что интересного ты в этом находишь, - сказала она.

- Мне просто нравится это, мама, - отвечал тот, - Мне нравится, как из ничего рождается что-то нужное в быту. Как лиана переплетается и образует квадратики и другие узоры, а волосики пальмы выглядывают через них.

Женщина задумалась.

- Возможно, ты прав, - отрезала она, уходя.

Когда Маркел достиг двадцати трёх лет, корзиноплетение окончательно перестало его привлекать. Он женился на вечно улыбающейся островитянке, в браке с которой позже обзавёлся семью очаровательными детьми.

В окружении их он и скончался в возрасте всего тридцати четырёх лет.

Марк Белорусский

Бледнокожий и могучий сероглазый блондин, Марк, сын Мститслава и Любови, сильный и смелый молодец, походящий на героев-богатырей из народных преданий – древних былин. По внешности и сути его можно было с уверенностью сказать: «Вот что значит - настоящий славянин!» Но, к сожалению, жизнь реальная не похожа на сказку, а потому с Марком, уже немолодым по меркам средневековья, восемнадцатого мендевря (шестнадцатого февраля), прямо на лавке в бане, посреди летящего и пытающегося улететь к небесам пара, произошёл сердечный приступ, скосивший бравого мужа славянской национальности.

Марина Болгарская

Марина родилась в Болгарии в крестьянской семье. Девочка была хороша собой и доброй, казалось, ко всему живому на Земле.

В пятнадцать лет Марина вышла замуж за сына кузнеца, бывшего немногим старше своей жены.

Долгое время, к большому огорчению родственников, девушка не могла забеременеть и родить мужу наследника, которому тот мог бы передать только что приобретённые умения и «врождённое» мастерство.

Спустя пять лет брака Марина почувствовала сильную тошноту: это был токсикоз. Счастливая беременная молодая женщина не могла нарадоваться состоянию, в котором она прибывала, и моментально сообщила об этом мужу. Парень не поверил, сославшись на болезнь, но Марина была уверена в собственной правоте. И не зря. Вскоре у крестьянки округлился живот, и вот уже вся семья с нетерпением ждала появления на свет потомства молодой пары.

Двадцать первого пуасселя (третьего сентября) Марина пошла на реку за водой, но намерения её были прерваны внезапно начавшимся схваткам. Женщина скрылась от глаз простого люда и в одиночестве родила здорового ребёнка. Но, вопреки ожиданиям молодой матери, это была девочка. Марина в мгновение возненавидела собственного ребёнка и сомкнула сухие когтистые пальцы на тонкой и нежной шее своей дочери. Это было легко. Женщина завернула новорождённую в грязную тряпку и положила на прибрежные скалы. Посмотрела с секунду на только что уничтоженную жизнь и направилась восвояси.

Город гремел от новости: на берегу реки нашли тело младенца! Жандармы опросили жителей деревни, которые, очевидно, догадывались и даже, можно сказать, знали о жестокой преступнице. Ею была Марина, и местные успели заранее вынести девушке смертный приговор. Пока дело безвременно рассматривалось в суде, люди совершили самосуд, избив и закинув детоубийцу тяжёлыми и острыми камнями.

Марианна Бразильская

Марианна с детства была одинока: она была сиротой. Внешность её не отличалась красотой, а сознание – умом. Девушка нуждалась в общении, внимании и, наконец, любви; в том, чего у неё никогда не было и чего она так жаждала всю свою жизнь.

Когда девочка выросла, у неё появился круг общения – игривость, лёгкость нрава и природное обаяние манили к Марианне людей, - и даже небольшие проявления внимания к её персоне стали проглядываться в реке отчаявшегося эгоиста.

Шестого лавреля (четвёртого марта) Марианну, лежащей лицом вниз с пучком какого-то некого тропического ядовитого растения в руке, обнаружил один из её друзей. Испуганный парень сразу же решил, что девушка мертва.

Множество людей, знавших Марианну, было обескуражено и опечалено смертью девушки. Женщины плакали, а мужчины стояли, опустив головы, - вероятно, они скрывали свои истинные эмоции, бившие в тот момент через край.

Когда краткая церемония была завершена все «гости» разошлись, опустошённые и тронутые до глубины души. Они не знали, что девушку хоронили живой.

Мариан Ватиканский

Мариан, будучи совсем юным, избрал для себя путь. Десятого гутенбевря (пятнадцатого ноября) прошёл тонзуру. Вскоре он стал кардиналом-мирянином. Вечно спокойный и эмоционально холодный господин, Мариан был добропорядочным, ответственно относившимся к своим обязанностям мужчиной. Он говорил вкрадчивым и низким голосом, хоть это и происходило крайне редко. В основном же Мариан вёл затворнический образ жизни, не разглагольствуя с большим количеством людей.

Давший обет безбрачия Мариан был рукоположен в епископы, контролируя отныне все монастыри, находящиеся в пределах его епархии.

Позже он был избран папой, и весь город с почитанием относился к нему.

Мариан прожил долгую и однообразную жизнь, соблюдая обеты и не совершив ни единого греха, - это был путь, выбранный не им, а его родителями, отдавшими незаконнорождённого сына в монастырь и знавшими настоящую причину столь смиренного нрава мальчика, а вернее, факт его душевной болезни.

Маний Гвинейский

Двенадцатого декартевря (второго июня) Маний перевозил грузы, сидя на горбах сливающегося с общим умиротворяющим пейзажем Африканских пустынь верблюда, быв винтиком в тянущемся на вдаль караване.

По пути к месту назначения, спустя месяцы, когда лето логично переменилось осенью, верблюд нежданно напал на собственного хозяина. Маний оказался тут как тут, подбежав, защищая собственным телом перепуганного мужчину. Маний спас жизнь караванного вожака, и был с почестями похоронен посреди гуляющих барханов персико-бежевой пустыни.

Тихон Гренландский

Тихон на протяжении всего пребывания на этом свете ужасно голодал. Обмороженный до мозга костей, он вынужден был выживать, как только это возможно. Помимо него, на самом большом в мире острове было не так много людей, а после появления здесь Тихона, их стало ещё меньше.

Третьего кеплеря (двадцать шестого апреля) на Гренландии, в пределах досягаемости Тихона, более не осталось живых людей. Все они замёрзли и были съедены окоченевшим и истощённым мужчиной. Вскоре скончался и он.

Максим Датский

Максима с раннего детства привлекала живопись. Он был страстно увлечён теми полотнами, что очаровывают глаза зрителей.

Восьмого ламарта (двадцать четвёртого июля) Максим познакомился с молодым подмастерьем великого Северного художника, пишущего, как водится, религиозные сцены и – изредка – портреты знати. Максим сразу же полюбился юному художнику, и чувства эти были взаимны. Живописец предложил мужчине-ценителю искусства позировать ему с целью познания начинающим художником человеческого тела. Максим охотно принял сию инициативу и стал натурщиком ювенального мастера.

Сотрудничество это продлилось всю жизнь Максима, пока тяжёлая болезнь – лепра – не сразила его прекрасное тело, сильный разум и утончённый вкус.

Люцифер Израильский

Мужчина с именем падшего ангела девятнадцатого лунеля (двадцать второго декабря) был осуждён за кражу фруктов и тканей, которые были ему нагло подброшены, с базара, после чего Люциферу отрубили руки, и он, истекая кровью, безутешный, просил пощады.

Не вынеся истеричных воплей и слёз, свидетель казни – каких было множество – со злостью и ненавистью к «преступнику» кинулся на бедного Люцифера, перерубив ему самое ценное – голову.

Луций Иорданский

Луций с подросткового возраста славился своей любовью к прекрасному и – особенно – к женщинам. Это был настоящий ловелас и хитроумный соблазнитель. Очень быстро он начал использовать свой природный и – лишь отчасти – приобретённый дар, живя за счёт других, в основном, женщин, составляющих абсолютное большинство его друзей.

Луция вполне устраивало его паразитическое существование, и, что самое главное, оно не смущало и других. Женщины были вполне довольны местным Казановой, хоть и до того момента, пока не случался ожидаемый разрыв. Всю боль расставания они держали в себе. Лишь изредка бывшие любовницы Луция решались отомстить ненавистному теперь мужчине, относившегося к ним некогда так заботливо и с такими неимоверными лаской и пониманием.

Шестнадцатого декартевря (шестого июня) Луций на склоне лет, в порыве страсти и неистовства, достигнув вершины экстаза, скончался на изящном и нежном теле очередной любовницы.

[1] Топор (кечуа: Cunca chucuna или «то, что ломает шеи»).