Но с отдыхом ничего не получилось. Я в самом деле вдруг почувствовал усталость. Но едва я прилег, как в мою комнату буквально ворвался всех любящий Лукашевич. Разумеется, на его лице, как летнее солнце, сияло выражение полного и беспредельного восторга. Впрочем, после лекции Учителя ничего другого с ним и не могло случиться.
- Вы слушали, вы слушали его! - завопил он прямо с порога. - Я даже не могу выразить словами, как я счастлив, что мне выпала такая неслыханная удача, что я внимал его словам. Мне так стало сразу хорошо. А вам?
- Мне тоже стало лучше.
- И все? - В голосе Лукашевича послышалось беспредельное разочарование столь слабым эффектом.
Я едва заметно пожал плечами. Я обдумывал, как бы по тактичней выпроводить незваного гостя.
- Я понимаю, как я хорошо понимаю вас, - вдруг с сочувствием ко мне произнес Лукашевич. - Еще недавно и я был похож на вас, тоже относился ко всему, что тут происходило, с большим недоверием. Но теперь я
полностью верю тем, кто занимается с нами.
- Скажите, Антон Казимирович, - а что вы думаете о нашем кураторе Паке?
- О, это просто... - Лукашевич аж зажмурился, подбирая подходящее слово. - Это во всех отношениях замечательный человек: умница, чуткий, доброжелательный. Он мне очень сильно помогает. Без него я бы ничего не достиг. Поверьте мне, дорогой Илья Сергеевич, а я достиг очень многого. Я теперь совсем другой человек. Еще чуть-чуть и я с могу жить среди людей.
"Только в том случае, если они все такие же ненормальные", - подумал я.
- Я рад за вас. - Это я уже произнес вслух. - Кстати, а чем вы собираетесь заниматься, когда окажетесь среди этих страшных существ?
Неожиданно Лукашевич грустно посмотрел на меня.
- Вы правильно назвали этих людей страшными существами. Я всегда до ужаса их боялся. Мне казалось, что любой из них обидит меня или в лучшем случае посмеется. Но теперь я переменился, я надеюсь, что смогу выдержать испытания, которые пошлет мне Бог. - Внезапно он наклонился близко ко мне, а громкость голоса снизил почти до шепота. - Вот поэтому я к вам и пришел.
- Чем же я могу вам помочь?
- Я не прошу о помощи. Я уполномочен с вами поговорить.
- Кем же вы уполномочены? - спросил я от части удивленный, отчасти заинтригованный.
- Скоро вы все поймете. - Голос Лукашевича стал таким тихим, что мне приходилось напрягать слух. - Я рассказал о вас очень много лестного и мне поручили переговорить с вами.
- Кто поручил? - громко спросил я.
- Тише, прошу вас тише, - поспешно проговорил Лукашевич. - Об этом вы узнаете позже. Сейчас я не могу вам это сообщить. Это тайна
- Что же вы тогда можете сейчас сообщить?
Лицо моего гостя приняло заговорческое выражение.
- Здесь есть люди, которые хотят нести слово Учителя людям. Они намерены основать новую церковь, она будет совершенно непохожа на те, что уже существуют. В них давно нет никакой божьей правды, там царствует только один мертвый ритуал. А тем существам, что приходят туда, нравится его выполнять, так как это совсем легко. Они по наивности думают, что таким образом приближаются к Богу. А на самом деле... - Лукашевич многозначительно замолчал, словно готовился произнести некую великую истину.
- Что же там происходит на самом деле? - спросил я в тон ему.
- На самом деле они только отдаляются от него.
Я сделал вид, что его слова поразили меня в самое сердце.
- Это действительно важное открытие. Я всегда чувствовал нечто подобное.
Последнее мое замечание привело моего собеседника в восторг.
- Вот видите, вы тоже согласны! Я же сразу почувствовал, что мы с вами единомышленники.
Любопытно было бы узнать, что же это за таинственные люди, думал я, посматривая на Лукашевича.
- Мы собираемся и обсуждаем наши дела, - вновь снизил голос до шепота он. - Если вы согласны, то я имею поручение пригласить вас на ближайшее заседание.
- Конечно, я согласен.
- Только очень вас прошу, никому не говорите об этом. Мы собираемся под очень большим секретом.
- Могила, - заверил я.
Хотя мы обо всем вроде бы договорились, Лукашевич покинул меня только через полчаса, в течение всего этого времени не замолкая ни на минуту. Я так обрадовался его уходу, что готов был подпрыгнуть до потолка. Тем более это было совсем не сложно, так как потолки тут нависали совсем низко над головой.
После визита Лукашевича я чувствовал себя таким усталым, словно целый день грузил в машину ящики с водкой. Однажды в студенческие годы я попробовал это занятие и едва не отдал концы. Поэтому, не раздумывая, бросился на кровать. Но наслаждаться этим замечательным положением своего тела мне пришлось совсем недолго. Дверь в очередной раз отворилась, и в комнате появился Жорж.
Почему-то этого гостя я совсем не ждал. После того, как нас развели по разным корпусам, мы практически не перекинулись ни словом.
Жорж по старой привычке, приобретенной в другой жизни, критическим взглядом окинул мои апартаменты.
- Да, не слишком шикарно, - хмыкая, заметил он.
- Двух мнений тут просто быть не может, - согласился я с вынесенным вердиктом.
- Впрочем, мы тут совсем не для того, чтобы наслаждаться роскошью, - вдруг философски заметил он.
Эти слова как-то не вязались со сложившимся моим представлением об этом человеке, поэтому я не сдержал удивленного взгляда.
- Как тебе тут? - спросил он меня.
- Еще не разобрал.
- А я, кажется, уже разобрался, мне тут нравится. Это самое лучшее место из всех, где я побывал. А побывал я в чертовски многих местах.
Теперь я вытаращил глаза. Честно говоря, я ничего не понимал. Я-то предполагал, что Жорж не выдержит здешней обстановки и трех дней, а вместо этого я вдруг слышу, как он нахваливает это место.
- Я вижу, ты удивлен, - промолвил Жорж.
- Пожалуй. Я думал, что тебе тут не понравится, и ты захочешь вернуться назад.
- Ни за что! - вдруг решительно произнес он. - Ты знаешь, я уже дважды встречался со своим куратором. Он мне открыл глаза на то, что со мной происходит. Просто поразительно, как я был слеп.
- И что с тобой происходит?
- Он сказал, что моя проблема в том, что я всю жизнь мельчил.
- Мельчил?!
- Вот именно. Видишь ли, я ставил перед собой множество целей и добивался их. Но все они были какие-ми мелкими, как речка, которую можно перейти в брод. Вот однажды мне и стало невмоготу от всего этого. Он сказал: чтобы я снова почувствовал бы себя счастливым, я должен ставить перед собой большие задачи.
- Завоевать мир, покорить Вселенную, открыть эликсир вечной жизни?
И вновь к моему удивлению Жорж, поглощенный собственными мыслями, не обратил внимания на мою откровенную насмешку.
- Это все ерунда, - без тени юмора заметил он.
- А что не ерунда, можно узнать?
- Все завоевания, все кучи заработанных денег абсолютно ничего не стоят, - убежденно произнес миллионер. - Это труха, гниль, от которой ничего не остается.
- Это понятно, кругооборот веществ в природе. Но что же тогда является нетленкой?
Жорж вдруг как-то непривычно посмотрел на меня.
- Дух, дух вечен. А все это, - он вдруг сильно ударил себя кулаком в грудь, - не более чем иллюзия. Удивительно то, как я раньше этого не понимал, ведь это все так очевидно.
- Давно известно, что очевидные вещи понять труднее всего.
В ответ я был вознагражден признательным взглядом Жоржа.
- Итак, есть дух, - сказал я, - а все остальное нам только снится. Но что же нам делать во время этого сна? Тем более что и длится он не один год.
Ответ Жоржа вызвал во мне самый настоящий шок.
- Уйти из этого мира, освободиться от удушающей власти плоти. Это самый легкий и самый эффективный способ.
Мне вдруг сделалось как-то не по себе, я живо, как на картинке, представил Жоржа с простреленной головой, с выплеснувшимися из черепа мозгами. Невольно я вздрогнул.
- Мне кажется, что раньше ты никогда не помышлял о самоубийстве.
- Раньше я был дурак, раньше я ничего не понимал. А теперь мне объяснили.
- Что тебе объяснили, ты можешь мне рассказать?
Жорж кивнул головой.
- Бессмысленно ждать, когда наступит естественный конец. Мы лишь продлеваем страдания, обрекаем себя на заключительные мучения. Следует уходить из жизни в полном расцвете сил, с радостью от встречи с высшим, от возможности стать тем, кем ты и есть на самом деле без всяких помех, которые обильно порождается нашей жизнью. А все то, что со мной случилось, это и есть одновременно наказание за прежнюю слепую жизнь и указание на то, что следует делать дальше.
Я мало что понимал. Я не мог поверить в столь скорую и резкую перемену. У Жоржа изменилась даже манера говорить, исчезли из его лексикона характерные для людей его культурного уровня обороты, взамен появилась степенность и рассудительность, а речь очистилась, словно вода после фильтрации, едва ли не ото всех оттенков жаргона. Как им удалось достичь таких поразительных результатов за столь рекордно короткий период? Это было не менее непонятно, чем незнакомая алгебраическая функция.
- Я тебе тоже желаю, как можно быстрей достигнуть понимания истинной сути вещей. Поверь, без этого ничего не получится.
- Я верю, Жорж.
- Я еще к тебе загляну. Мне хочется тебе помочь. И ты заглядывай, если появится желание чего-нибудь спросить или просто так поговорить. Я всегда рад.
- Спасибо, как-нибудь непременно воспользуюсь твоим щедрым предложением, когда буду лучше понимать, что тут происходит.
Жорж встал, пожал мне руку и, больше не сказав ни слова, зато с выражением на лице честно исполненного долга, вышел из моей каморки.
Почему-то после визита Жоржа мне стало неспокойно. Я сам не понимал, чем вызвано это ощущение. Причем, оно оказалось весьма стойким, как запах плохого одеколона; уже наступил вечер, а чувство тревоги было столь же острым.
Я лежал на кровати, смотрел в потолок. Дабы успокоиться, мне хотелось поскорей заснуть. Но сон, как это нередко бывает в таких случаях, все не заглядывал в мою комнату. Между тем на улице уже совсем стемнело, и я не знал, куда себя деть. Дома, если меня донимала бессонница, я обычно либо звонил одной из своих подружек, либо шел в недалеко расположенный бар и пил пиво. Но здесь, разумеется, о таких средствах борьбы с ней говорить не приходилось.
Внезапно в мою голову пришла одна мысль. От возбуждения я даже вскочил с кровати. А ведь вчерашняя ночная встреча с той женщиной была скорей всего не случайной, совсем не исключено, что у нее тот же недуг, с которым она борется, совершая ночные прогулки. И если я выйду сейчас на улицу, то вполне возможно, что снова с ней встречусь.
Уже через минуту я шел по ночному лагерю. Как и вчера тут царили тишина и покой. Я уже несколько раз обогнул свой барак, но никого так и не увидел.
Мною овладело разочарование, так как мое воображение, которое всегда отличалась большой живостью, уже прокрутило мне заманчивые кадры нашего свидания.
Я направился вперед, дошел до площади, где утром выступал здешний бог, постоял несколько минут у пустого помоста. Больше идти было некуда, следовательно, ничего не остается, кроме как возвращаться домой. И в этот миг я услышал за своей спиной чьи-то шаги.
Я резко обернулся и увидел ее. Она тоже заметила меня и остановилась в метрах двадцати. Я решил не терять время и стал быстро сокращать разделяющее нас расстояние.
Я боялся, что увидев мои маневры, она убежит. Но она спокойно ждала моего приближения.
Теперь нас разделяло пространство шириной в чуть больше ладони. Я даже ощущал ее дыхание на своей щеке. Но мы молчали, хотя по ее лицу я не видел, чтобы она испытывала бы смущение. Я же вдруг почувствовал растерянность, так как не представлял, о чем говорить и что делать в этот неурочный час.
Молчание явно затягивалось, обещая перейти в бесконечность. Минуло уже минут пять, но разговор так и не завязался. Обнадеживало лишь то, что она не делала попыток уйти.
- Зачем вы сюда пришли? - Голос Дины прозвучал столь неожиданно, что я даже вздрогнул.
- Я надеялся встретить вас, - честно признался я. - Я никак не мог уснуть. И ко мне пришла мысль, что вас тоже мучит бессонница, и поэтому вы гуляете по ночам.
- Вы угадали, я действительно тут плохо сплю. Хотя раньше спала, как убитая. Но это не важно.
- Что же важно?
Она посмотрела на меня. Даже в темноте я заметил, как блестят ее глаза.
- Зачем вы тут?
- Вы имеете в виду конкретно это место или вообще этот лагерь?
- И то и другое.
- Если говорить об этом месте, я здесь, потому что вы здесь. Что касается лагеря, то я тут по той же причине, что и все. Однажды утром или вечером, а может быть, даже и днем - точно не помню - я вдруг обнаружил, что потерял смысл своего существования. Эта потеря оказалась такой тяжелой, что пришлось отправляться за тридевять земель, дабы попытаться его найти.
- А почему вы хотели увидеть меня?
- Красивая женщина, а у меня на них импульс. Как только увижу, сразу возникает желание познакомиться поближе.
- Даже здесь?
- А что здесь люди перестают быть мужчинами и женщинами. По-моему законы природы действуют повсюду, даже в таком необычном месте.
- Не уверена. Боюсь вас разочаровать, но здесь мужчины в качестве мужчин, меня не интересуют.
- А в каком качестве они вас интересуют?
Вместо ответа Дина вдруг направилась к трибуне. Я зашагал вслед за ней.
- Вы слушали сегодня его? - спросила она, останавливаясь рядом с помостом.
- Слушал.
- И что вы думаете?
- Я восхищен. Нет, - поправил я себя, - это не то слово, я словно окунулся во что-то неведомое, в какой-то океан любви и тепла, в мощный поток необычных ощущений.
- Вы хорошо сказали. Не всегда удается найти точные слова.
- В каком-то смысле это моя профессия.
Я ждал, что Дина спросит: а какая у меня профессия, но она молчала.
- Скажите, - произнес я, - а сколько времени вы уже тут находитесь?
Она подняла голову и взглянула на меня.
- Почти полгода.
- Полгода? - удивился я. - И за это время вы не обрели нового смысла жизни?
- Я здесь из-за него.
- Из-за Учителя?
- Он и есть мой смысл жизни.
- Вы хотите сказать... - нерешительно начал я.
- Послушайте, - вдруг довольно резко прервала она меня, - вы можете думать еще о чем-нибудь другом?
- Когда я рядом с вами, то - нет, - весьма неуклюже пошутил я. - Извините, это вырвалось по привычке.
- Да, я люблю его, я его люблю так, как любят истинно верующие бога.
- Я понимаю.
- Что вы можете понять? - снова резко произнесла она. - То, что вы услышали утром, это лишь слабый отголосок того, о чем он говорит. Вы даже близко не можете представить себе, как безнадежно мы все далеки от него.
- Ну почему же, я представляю, - промямлил я.
- В таком случае вы безнадежны, - тоном судьи вынесла она мне приговор. - Вы не приблизились к нему ни на шаг, а уже уверены, что понимаете его. Хотите, я вам кое-что скажу: после Учителя я не могу смотреть на мужчин. Они мне кажутся пигмеями.
- Но ведь Учитель - в единственном экземпляре. Когда вы вернетесь в привычный мир, там вы не встретите никого похожего на него. Что же вы будете делать?
- Вот поэтому я и здесь. Вы угадали, я уже не смогу там жить, среди таких, как вы.
Я раздумывал о том, стоит ли мне обижаться на ее слова. Конечно, я не Учитель, но все же не настолько безнадежен, чтобы не понять ее.
- И, кроме того, я не могу бросить здесь одного Учителя, - вдруг добавила она.
- Как одного? - удивился я. - У него же есть целый отряд учеников или последователей. Мой куратор через каждые два предложения подчеркивает это обстоятельство.
- Да, вы правы, - как-то устало произнесла Дина, - эти люди в самом деле уверяют на каждом угле, что являются его духовными наследниками.
- Но судя по вашему тону, вы так не считаете?
Она вдруг резко обернулась ко мне.
- Видите на небе луну?
Я посмотрел на небо, где на черном фоне ярко светился лунный диск.
- Вот и он, как это луна затмевает всех своим сиянием. Посмотрите, сколько звезд на небе, но она такая, не похожая ни на кого, одна.
- Но мы же знаем, что по сравнению со звездами луна - маленький и тусклый карлик. Просто звезды очень далеко, а луна совсем близко, до нее почти можно дотянуться рукой.
- Не обольщайтесь, вам никогда не дотянуться до Учителя рукой как бы близко вы не стояли от него. Вы верно подметили, эти небесные тела разделяют гигантские расстояния.
- Хорошо, пусть так, но ведь вы же сумели к нему приблизиться. Почему это не может сделать и кто-нибудь другой.
- Когда я рядом с ним, меня не существует. У вас так не получится, ваше самолюбие выпирает из вас, как перья из подушки. А чем больше самолюбия, тем меньше личность. Боюсь, вы слишком окажитесь мелким.
Я вдруг почувствовал настоящую обиду. Мы едва знакомы, а она уже составила полное представление обо мне, поставила диагноз моей личности, словно сделала мое психологические вскрытие. Кажется, Дина уловила мое состояние, так как следующие произнесенные ею слова прозвучали в иной, гораздо более мягкой тональности.
- Не обижайтесь, но когда речь заходит об Учителе, я теряю чувство меры и могу запросто обидеть любого. Почему-то мне кажется, что его все хотят оскорбить и у меня возникает безотчетное желание его защищать.
- Но разве Учитель не настолько велик, что ему не требуется защита.
Она ответила не сразу.
- Требуется. На самом деле он не может ни на кого положиться. Те, кто клянутся его именем, на самом деле нетерпеливо ждут его смерти.
- Вы уверены?
- Я здесь уже полгода, кое-что видела своими глазами, слышала своими ушами, а потому могу делать выводы.
- Что же в таком случае будет?
Дина посмотрела на меня.
- Пойдемте к корпусам, мне стало немножечко холодно.
Мы молча направились в жилую зону. Около корпуса Дины наши шаги синхронно замерли.
- Не обращайте внимания на то, что я вам наговорила, все это ерунда, - сказала она. - Я в последнее время стала чересчур мнительной и недоверчивой, самой даже иногда становится смешно. И не ходите больше ночью гулять, охрана запрещает это делать. Правда она сама в это время спит, но все же лучше не стоит их дразнить. Обещаете?
- Не обещаю, когда я с вами еще могу так замечательно побеседовать. Ночью от собеседника узнаешь больше, чем днем, почему-то именно в это время суток людей сильнее всего тянет на откровенность.
- А вы хитрец, - кажется, впервые за весь разговор засмеялась она.
- Ладно, как хотите, - снизошла Дина. - И все же будьте внимательны, в последние месяцы в лагере стало не так безмятежно, как прежде. Ну все, спокойной ночи.
Дина протянула руку, я пожал ее. Прикосновение к нежной и мягкой, как пластилин ладони, было обжигающе приятным. Я подумал, что не засну еще долго.