Майюша

На улице только рассвело, а Антип уже был на ногах и во всю пытался разбудить свою жену. -Вставай! Вставай кому говорят!-- все повторял он   - Что? Уже пора? - спросила она.   - Пора, давно пора. Ты давай на стол накрой пока, а я пойду остальных разбужу .    Он мужчина лет пятидесяти, с шикарной шевелюрой, доброй улыбкой, но строгим распорядком дня. Семья Антипы была большой: шесть сыновей и шесть дочерей, младшей из которых Майе недавно исполнилось десять. Был Антип где-то ближе к европейской части страны, его уже сослали туда, куда никто никого не водил, даже макарских гусей. Он жил недружелюбно: у него были лошади, волы, коровы, овцы и другие животные в виде гусей, кур, уток, счетов которых он не вел. Он отказался идти в колхоз, решив на семейном совете, что ему и его детям нехорошо заниматься ленивцами и паразитами. А поскольку эти места давно были изгнаны и, казалось, не было другого места, чтобы связать их, местные власти разумно рассудили, что недружественная связь не нужна, и построили свое собственное хозяйство на своем собственном труде. Вот только лучшее для управления землей отобрали коли, а антипы унесли еще больше ветхие подальше от села. Да и поле называть эти земли языком не получилось, так как дали ему маленькое колесо. Всю осень Антип и его сыновья извивались, открывались и присоединялись к    Сыновья и дочери встали дружно, без ворчания и недовольства. Понимали, что проспишь сегодня - зимой придется пустой кулак с****ь. Одна Майка наслаждалась благодатным утренним сном. Ее не будили до времени. Мала еще в поле ехать, а вот все домашние дела оставались на ней. А дел этих и не перечесть: скотину накормить, выгнать на пастбище, обед сготовить, в избе прибрать, да и в огороде при доме дела найдутся. Майка или, как ласково звал ее отец, "поскребышек" была поздним ребенком и оттого особо любима отцом. Он и имя ей дал Майка. Все другие имена разошлись по старшим братьям и сестрам. Родилась Майка в мае месяце, и отец не стал мудрить особо с выбором имени: раз в мае родилась, пусть будет Майкой. Росла Майка маленькой и худенькой, но характер унаследовала отцовский: была смекалиста, не по годам рассудительна и сноровиста ко всякому делу. Родители спокойно оставляли Майку одну на хозяйстве. Знали, что все у девчонки будет в порядке. Антип поправил свисавшее до полу одеяло и осторожно и нежно погладил Майкину "кудлатую" голову своей заскорузлой от тяжелого крестьянского труда ладонью. Майка блаженно улыбнулась во сне, почувствовав отцовскую ласку, но не проснулась. Антип перевел взгляд на хлопотавшую у стола жену. Матрена, несмотря на многочисленные роды, не утратила девичьей стройности. Лишь лицо выдавало ее возраст, было оно до времени увядшим: печать ежедневной усталости и недосыпания легла на некогда упругую кожу сеткой мелких морщинок, да пробороздила от крыльев носа к уголкам вялого рта две глубокие линии. От этого выражение лица Матрены казалось скорбным и строгим. Антип внутренне посетовал на беспощадную суровость времени, унесшего девичью прелесть жены. Он вспомнил, как, впервые встретив Матрену, был очарован щемящей нежностью ее голубых бездонных глаз, прелестью нежного румянца, игравшего на ее щеках и капризно изогнутых в таинственной улыбке губах. Не одного парня свела с ума красота Матрены, а выбрала в мужья она его, скромного и молчаливого. Да вот только быстро отцвела красота его любимой, забрали ее сыновья и дочки. Красивое потомство у Антипа и Матрены: парни удались все, как на подбор, широкоплечие, ладные, трудолюбивые, а девчата - и того краше. Чуть ли не каждый год рожала Матрена, и поднимались росточки один за другим, учась друг у друга и помогая друг другу.   Самый старший - Степан - уже вовсю женихается, не сегодня - завтра приведет в семью молодую жену. За ним тянется Федор, затем - Прохор, Гаврила, Кузьма, Матвей,. А потом пошли одни девчата: Лиза, Настя, Агаша, Антонина, Татьяна, и Майка. Матрена, бывает, зовет какую-нибудь из них и собьется в названии: "Лизка, Гашка, Тонька, тьфу, пропасть! Настасья, поди, загони корову!"    Вот они все, кроме Майки, сидят за столом плечо к плечу, и радуется сердце отца, глядя на этот цветник молодости и красоты. Его главный помощник в семье - Степан, которому недавно исполнился двадцать четыре года. Сын был синеглазый в мать и темноволосый в отца. И не только цветом волос походил Степан на отца. Был он таким же немногословным и мастеровитым. Многие девушки заглядывались на него, а он прилепился сердцем к Василисе. Не нравилась избранница Степана отцу. Про таких говорят: "В тихом омуте черти водятся". На вид Василиса воды не замутит, а вот скрутила Степана так крепко, что никого вокруг, кроме нее, не замечает. Поговаривает Степан о выделении его доли из хозяйства, на осень свадьбу намечает. Антип и так его отговаривал и эдак, а сын, знай, гнет свою линию. Во время крупного и шумного последнего разговора Степан заявил, что, если отец его не отпустит, он с Василисой подастся в колхоз. Там, дескать, умелые руки нужны. Понимает Антип, что не со своего голоса поет Степан, но переломить тихий голос Василисы ему не удается. И ведь, если хорошо посмотреть, невеста Степана далеко не красавица, а вот что-то в ней есть такое, отчего и взрослые мужики на нее засматриваются, не то, что парни вроде Степана. Пройдет мимо Василиса с опущенными глазами - и не заметишь ее. А стоит ей взглянуть на человека своими огромными черными глазищами, опушенными густыми длинными ресницами, и захочется ему взглянуть на нее еще раз и еще. И не замечает сам человек, как становится ее пленником. Завистливые девичьи языки болтали, что ведает Василиса приворотное средство. Антипу эти разговоры были не по душе, ложились на сердце тяжелой смутой, и разгоралась в душе скрытая неприязнь к Василисе и отцовская тревога за сына.    Позавтракали быстро и дружно и из-за стола встали разом. Женщины сноровисто собрали нехитрую снедь в поле, мужчины запрягли лошадей, волов, погрузили все необходимое и до утренней зорьки тронулись в поле. Перед уходом растолкали Майку, наскоро напутствовав, что ей предстоит сделать. После их отъезда девочка еще минут десять понежилась в постели, но сон пропал бесследно. Она встала, умылась, заплела свои кудрявые волосы в косу и принялась хлопотать по хозяйству: умело растопила печь и стала готовить еду многочисленной домашней живности, ловко управляясь с большими чугунами и ухватами. К восходу солнца часть скотины была накормлена, часть выгнана на пастбище, и девочка принялась готовить обед. Работа была в самом разгаре, когда за Майкой пришли подружки звать на игрища на берег реки. Речка в этих местах была маленькой, узенькой, словно и не речка вовсе, а так - небольшой ручеек. Летом ее переходили вброд даже малые дети. Но весной в период половодья речка превращалась в мощный бурлящий поток и разливалась широко. Позже, когда река входила в свои берега, на заливных лугах сажали сельчане капусту. У Антипа там тоже был небольшой участок, и Майке предстояло вскопать его часть, подготовив для посадки. Идти на игрища Майка отказалась, сославшись на обилие дел. Подружки стали ее отчаянно уговаривать. Майка была у них заводилой всех веселых проказ и проделок, и поэтому подружкам очень хотелось, чтобы она с ними пошла.   - Хотите, чтобы я с вами пошла, помогите мне с делами, - твердо заявила Майка.   - А что нужно делать? - загалдели девчонки.   - Всего ничего! Нужно вскопать участок под капусту.   - Это мы мигом. Лопаты есть?   - Конечно, есть.   Майка выдала всем лопаты, и, пока она доваривала обед, девчонки дружно вскопали землю. Еще раз накормив поросят, проверив, как себя чувствуют гуси, куры и утки, не разбрелись ли далеко овцы, Майка отправилась вместе с подружками. Путь на берег реки пролегал по улице, которые местные жители звали Дристопудовкой, поскольку прогоняемое по улице стадо утром и вечером оставляло свои многочисленные следы. Майка любила родную улицу и всегда бегала по ней босиком. Ей нравилось, когда ноги по щиколотку утопали в теплой пыли. Правда, случались и мелкие неприятности, когда нечаянно нога вступала в незамеченные глазом теплые коровьи лепешки. Тогда сквозь пальцы противно просачивалась вонючая скользкая сметанообразная масса, вызывая у девочки чувство брезгливости. Вдоль улицы стояли ровной линией дома, глядя веселыми окошками в затейливых резных наличниках и на соседние дома, и на пыльную дорогу, и на весело гомонящих ребятишек. Весной, когда зацветали сирень и черемуха, духмяный дурманящий аромат разливался по всей улице, веселя сердца и вызывая неодолимую жажду жизни даже у самых старых жителей деревни, которые с появлением первого весеннего тепла дружно высыпали на завалинки.    Майка с подружками с веселым гиканьем помчалась вдоль по улице, успевая на ходу приветствовать разомлевших на весеннем солнце соседок-старушек. Те испуганно вскидывали склонившиеся, было, в дремоте головы и долго подслеповато щурились вслед пробежавшей ораве, гадая, кто же так бойко их поприветствовал. А потом головы снова бессильно падали вниз, и на улице наступала сонная тишина. Прибежав на берег, девчонки, перебивая друг друга, стали показывать Майке вскопанный ими участок земли под капусту, а Майка, нахмурив брови, придирчиво оглядывала их работу, выдерживая долгую паузу. Подружки уже с тревогой начали переглядываться, как вдруг Майка звонко расхохоталась:   - Все в порядке! Молодцы! Айда, в сопки за ландышами!   - Ты что, Майка? Ландышей еще нет и в помине. Там один багульник цветет.   - А я знаю место, где ландыши распускаются самыми первыми. Кто со мной?   - Ох, и выдумщица ты, Майка! Нет такого места, - засомневалась веснушчатая Вера, лучшая Майкина подруга.   - Спорим! - вскинулась тут же Майка.   - Кто спорит, тот ничего не стоит, - парировала Вера.   - Ага, испугалась! - поддразнила подругу Майка.   - Ничего я не испугалась, - обиженно проговорила Вера. - Просто отец говорит, что спорят только пустые люди. А я не хочу прослыть пустой.   - Ну, как знаешь! - сдалась Майка, и девочки веселой гурьбой направились в сопки.   Сопки в это время года походили на розовое марево от цветущего багульника, который нежно расцветил их склоны. Даже привыкшие к ежегодному его цветению девчонки в восторге замерли на какое-то время от этого великолепия переливов от бледного перламутрово-розового тона до яркого насыщенного. Словно весенняя утренняя заря по своей прихотливой щедрости пролила эти неповторимые по красоте всполохи тончайших нюансов розового изумительного волшебства, превратив на короткое время сопки в свое сказочное царство. Красоту цветения оттеняли мрачные сосны и зелень смешанного леса, покрывавшего сопки. То тут, то там среди розовых волн желтели головки одуванчиков, этих детей солнца, вобравших в свою окраску его теплоту и золотистость. Майка с подружками нарвали целую охапку одуванчиков и уселись на теплом пригорке плести из них венки. Вокруг пригорка росли заросли багульника, которые скрывали девочек от посторонних глаз. Руки их перепачкались соком цветов и потемнели, но они не обращали на это никакого внимания. Они сосредоточенно плели венки и тихонько напевали. Солнце взошло уже высоко и ласково согревало своим теплом все живое. Девочки разомлели на солнце, и их стало клонить ко сну. Разговоры и песни смолкли, головки в красочных венках стали клониться вниз и через какое-то время все впали в дремотное состояние. Первой очнулась Майка от какого-то неясного шороха и непонятной тревоги, внезапно ее охватившей. Она тихонько растолкала своих подруг и прижала палец к губам, призывая их к молчанию. Странный стрекот раздавался совсем неподалеку. Майка тихонько подползла к кустам багульника и осторожно их раздвинула. Внизу косогора, прижавшись спиной к сосне, сидел незнакомый человек и что-то непонятное делал. Это из-под его рук раздавался непонятный стрекот. Майка также бесшумно вернулась к своим подругам и подала им знак осторожно уходить домой. Они отошли на безопасное расстояние и, что было силы, бросились бежать. Они прибежали в расположенный неподалеку гарнизон и рассказали дежурному о незнакомце. Дежурный выслушал сбивчивую речь девочек очень внимательно, поблагодарил их за бдительность и велел идти домой, предварительно расспросив, кто они и где живут. А через неделю Майку и ее подружек вызвали в гарнизон, и начальник гарнизона вручил Майке дорогие часы и грамоту, в которой говорилось, что Майка помогла задержать диверсанта. А еще он выдал ей и ее подругам три килограмма шоколадных конфет и два килограмма печенья, да в краевой газете о Майке и ее подругах была напечатана заметка под названием "Враг не пройдет". Майка долго берегла эту газету, но сохранить ее не удалось. Отец по недогляду пустил ее на цигарки. Майка погоревала немного, а потом эта история забылась. И только часы и грамота, повешенная отцом на видное место в утешение Майке, напоминали о произошедшем некогда случае с поимкой шпиона.    Время летело быстро. Управившись каждый раз с помощью подруг с домашними делами, Майка придумывала разные шалости: то они залезут в соседний огород и вытащат самую крупную и сладкую морковку, то обтрясут яблоню, еще не напоившую сладким соком плоды, то срежут красивые цветы. В соседях у Майки проживала одинокая женщина. В селе ее считали немного чудаковатой и относились по-доброму. Была у этой соседки одна страсть - цветы. Все сельчане в огороде сажали лук, морковь, репу и другие овощи, а эта женщина всю нерастраченную любовь и нежность одинокого сердца отдавала цветам. В один день у одной из Майкиных подруг приключился день рождения, и девчонки решили подарить ей пышный букет, а за цветами залезли к соседке накануне злополучного дня. Срезали самые красивые и яркие. До времени решили поставить букет к Майке в подпол. Они уже уходили из соседского цветника, когда калитка открылась и вошла хозяйка. Увидев разор, учиненный девочками, она схватилась за сердце. Непрошеные гости не только срезали лучшие цветы, но и помяли, а также изрядно потоптали любовно обустроенный, роскошный в великолепии красок, благоухающий цветник. Девчонки бросились врассыпную через забор в сторону Майкиного дома. Никого из взрослых дома не было. Девочки спрятали цветы в подполье и вышли на улицу. Они тихонько подобрались к забору и осторожно выглянули. Соседка стояла на коленях перед разоренной клумбой и что-то шептала своим помятым цветам, аккуратно их поднимая и бережно подвязывая. У Майки тревожно сжалось сердце. Наверняка соседка придет жаловаться и, кто знает, что скажет отец. Только сейчас она осознала, что поступила плохо. Ей стало жалко бедную женщину и безумно захотелось вернуть время вспять. Она наскоро попрощалась с подругами, договорившись встретиться на другой день, чтобы пойти к имениннице. До самого возвращения родителей тревога не покидала Майкиного сердца. У нее все валилось из рук. Она и хотела, чтобы родители вернулись пораньше и страшилась их возвращения.    Семья сидела за ужином, когда раздался стук в дверь. Сердце Майки бешено застучало, словно сорвавшись с привязи.   - Кого, на ночь глядя, нелегкая несет? - спросил отец и пошел открывать.   - Заходи, заходи, соседушка! Садись с нами вечерять, - приветливо гудел отец.   Бледная, как привидение, соседка переступила порог, всем приветливо поклонилась и тихо начала:   - Прости меня, Антипа Романыч, но я к тебе с худыми вестями. Ваша дочка Майка сегодня учинила разор в моем хозяйстве. Если ей нужны были цветы, попросила бы у меня. Я дала бы непременно. А она с подружками не столько сорвала цветов, сколько помяла и попортила. Не хотела я жаловаться, да вот все же решила просить у тебя суда и справедливости.   - Майка! - загремел отец, - что ты натворила, говори!   Майка встала бледная и трепещущая и еле слышно произнесла:   - Завтра у Капы день рождения... Мы хотели ее поздравить...   - Поздравить! - еще громче закричал отец. - Тебе своих цветов мало? Я тебе покажу поздравить! В нашем роду воров не бывало отродясь! Я тебя раз и навсегда отважу по чужим огородам шастать!   Он схватил вожжи, висевшие на стене, и стал охаживать Майку по подолу платья ниже поясницы. Майке было не очень больно, но слезы обиды застлали ее глаза, и она стала притворно вскрикивать:   - Ой, папочка! Я больше не буду! Прости меня, папочка!   Соседка присоединила свой голос к Майкиным воплям и стала упрашивать Антипа не пороть Майку. Он еще раза два огрел дочь вожжами для порядка, затем повернулся к соседке и покаянно произнес:   - Матушка Ангелина, не держи на Майку зла. Думаю, что эта наука пойдет ей на пользу. Не побрезгуй, присядь с нами свечерять! Что мы можем для тебя сделать, чем загладить Майкину вину?   - Спасибо за приглашение, Антипа Романыч, я уже отужинала. И за предложение помощи спасибо, но мне ничего не нужно. Я пойду домой, мне пора.   Антип проводил соседку до двери и вернулся к столу. Лицо его было мрачнее тучи. Майка боялась поднять на отца глаза, полные слез. Она притворно жалобно несколько раз всхлипнула. Антип грозно на нее прикрикнул:   - Не реви! Какой стыд на наши седые головы! Дочь промышляет воровством.   - Я не воровка! - всхлипнула Майка. - Я...   Антип не дал ей продолжить:   - Не воровка, говоришь! А кто ты? Ты залезла в чужой двор без разрешения хозяйки. А ты знаешь, что без разрешения у чужих нитки ненужной нельзя взять? Ты меня, Майка, не гневи лучше!   Он с силой отодвинул табуретку, бросил ложку на стол и вышел из-за стола. Майка бросилась за ним, обхватила его своими ручонками, прижалась кудлатой головой к широкой груди отца и зачастила:   - Папочка, родненький, прости меня! Я, честное слово, больше никогда не залезу в чужой огород. Я все поняла! Только ты не сердись больше на меня. Вот увидишь, я никогда... - рыдания не дали ей договорить.   - Ну, полно, дочка, полно! Вот и ладно, что поняла. Утри слезки, а то всю рубаху мне замочила.   Он обнял дочь, прижал к себе, и Майке так сладко плакалось на груди отца. Ей казалось, что никогда она еще так не любила его, как в эту минуту. На всю жизнь Майка усвоила урок, данный отцом, и никогда в своей жизни ни при каких обстоятельствах у нее не было соблазна взять что-либо чужое.