ПХУБ-ЧУРБ: последний Князь-Маг

Сибирский Перетоп -1 (1909 г. Канск - Варнавара)

Пребывание в Каннском островке цивилизации заканчивалось, даже учитывая разницу между Канском и Каннами. Предстояло идти в неизвестное. Модные костюмы надлежало сменить на что-то более сообразное. Хотя - не без греха ученые люди четырёх столиц! - частично пошитое в самых модных салонах Вены, Петербурга, Берлина и окраинного Нью-Йорка "для диких мест и опасных приключений".

   Григорий, доставший одежду «по погоде» в самый последний момент, быстро сменил брюки на форменные казацкие шаровары, взял пару свитеров (шерсть ламы, да не тибетского, животного такого - была в моде и славно впитывала пот). Приготовил овчинный тулуп и овчинный же треух. И стал с некоторым содроганием дожидаться господ ученых. Ученых... Черт! Ученых, которых с нарочитой откровенностью не интересовала Сибирь. Да! Господа хорошие стали забывать, кто внес главный вклад в победу над Османской Империей,  а затем и над Японо-азиатской группировкой войск. И французы, и англичане, и сашевцы присоединялись в конфликтах на стороне России только после того, как солдат в шлеме с двуглавым орлом начинал давить и топтать врага.

   Спустившись из номера в холл, Григорий Филиппович с удивлением обнаружил, что там уже расположился финансовый «стержень» экспедиции – Абрахам Джон Абамун-младший, а попросту Абрам Иванович, который первым переоделся и подготовился к походу: высокие и грубые ботинки от фирмы «О'Хара», и запатентованные Леви Страусом «штаны золотоискателя» на подтяжках. Да и рысий полушубок, рекомендованный есаулом Заварзиным, янки не отверг. Пока же сашевец оставался в плотном свитере домашней вязки. Что ж, не только он двинется в путь в приличном виде. Хотя полушубок жаль: как он в нем через подлесок полезет, весна же здесь поздняя!

           Появившийся вскоре прусский барон, кроме надетого свитера и полушубка, нес в руке еще один свитер. Он скинул с плеча вещмешок и пожаловался:

           – Никак не налезает.

           Унегерн рассмеялся:

   – Господа! Вечная мерзлота много севернее. В лесу сейчас тепло. Напомню, что нынче на дворе весна! А нам с вами от Ванавары до места назначения идти верст десять. Да и груз весь понесут солдаты; вам, разве что, мешки с личными вещами тащить. Скорее всего, их вы солдатам не отдадите. Так что сделайте правильный вывод, что в результате перехода вы основательно взопреете, закутавшись в свои гектары свитеров да шуб.

           – Какие есть к черту солдаты! – возмутился фон Штильман, – говорите прямо, херр Григорий, вы на нас жандармы травите! Украсть для вашего охранного отделения всемирно важный научный результат нашего перетопа!! Вот явная их откровенная жестокая цель!!

  – Повторюсь, господа: с нами идут именно солдаты. И Le Казак-с! – криво усмехнулся Георгий и весьма злобно добавил, задрав свитер и показывая внушительных размеров шрам, оставшийся от японского штыка. – Они вместе со мной Порт-Артур штурмовали!

Ну и славненько, этот гад тут же притих: князь поставил-таки на место пруссака. Зато ни с того ни с сего возбух чуть посиневший темной кожей Абамун:

─ Подумаешь, взяли вы Порт-Артур обратно и Нагасаки силой арендовали зачем-то на 99 лет! Зато Лина Кавальери – американский миллионщик страстно чмокнул кончики своих пальцев, - ха! Самая красивая женщина мира променяла вашего благороднейшего князя на простого нашего миллионера из Асторов! Даже не на главу семьи! Простого янки!

Тема была дипломатичная, тем паче, что придурка Сашу Барятинского, способного лишь томно гробить печень, без затей посасывая мерзкие ликеры, Григорий не любил, но пришлось прочувствовать себя чиновником ведомства Извольского (тоже алкаш, авось, скоро уберут), отвечать, как рекомендовано МИДом:

─ Полноте, зачем князю Барятинскому какая-то певичка – он на принцессе императорской крови женился!

─ Ха!Hoh! Hheee!! ─ на три голоса заржали иностранные спутники  - и заставляет эту принцессу одеваться как Кавальери, прическу, как Кавальери, делать, да еще и петь отправил учиться! Ahhahahahahah!

Положительно, в МИДе служат одни деби … - Григорий тщетно попытался подобрать не слишком оскорбительное для правительства слово, не нашел, -  кретины, мать! Дебилы, блин: эти факты были общеизвестны мировому бомонду. Но именно так требовалось отвечать: "Барятинский счастлив с принцессой Юрьевской, что ему какая-то певичка!". Впрочем, это Барятинский чудил, заставляя жену подражать возлюбленной. Григорий его-то не любил, а в светлейшую княжну Катю Юрьевскую в детские годы был даже чуть влюблен, и до злосчастного замужества, поддерживал приятельские отношения - уже без томных придыханий, конечно!. Так что зря он вызверился на МИДовцев... "Чтоб ты, Сашок, допился побыстрее"  - в сердцах бросил князь, - "а Извольский все же дебил, лять!"

Князь еще не подозревал, что близкое место силы, где четверо избранных пока не успели побывать, уже начало действовать... - мировому древу  T''TYR'RWE (чьей природы тогда Унегерн и близко не понимал ещё) понадобилось некоторое время, чтоб осмыслить желания одного из неофитов, и, через пару месяцев Сашу Барятинского, опухшего от пьянства, хватит удар за очередной манерной стопочкой ликёра в раю пенсионеров,  Ницце, а Извольскому было приказано подать в отставку. 

Не желая наливаться злобой из-за придурка Барятинского, – над которым он еще сыграет злую шутку, если цирроз не успеет раньше, князь  Григорий многозначительно вернул тему к сопровождающей учёных воинской команде:

– Служивые эти нам оченно пригодятся! Тунгусы, эвенки – не самый надежный народ. Особенно сейчас, весной. Говорю это не потому, что плохо к ним отношусь. Местных жителей могут запросто натравить на нас шаманы, которые, как я наслышан, не хотят, чтобы к этому месту кто-либо даже близко подходил! Не говоря о том, чтобы изучал и осматривал! Поговаривают даже ─ на то место где «падали звезды» наложили табу!

   – Табу!? – раздался голос, не звучавший прежде. – Это не для нас, наш интерес не постыден, он научен! И какие-то тупые первобытные люди не могут таблетировать нашу научную цель!

  – Табуировать! – поправил австрияка князь Григорий, а сам подумал: «Надо ведь, они с дядей не только психотерапией занимаются, но еще и таблетками себя балуют».

   Все посмотрели на австрияка, который выглядел сейчас более чем странно, что не преминул отметить даже фон Штильман:

  – Donnerwetter! Какой шорт вы надели мужицкий армяк, а не полушубок или тулуп, как наш уводитель князь Григорий!? Вам бы пришелся к лицу рысь-йа-pelz. Не отмалчивайтесь, герр Вайсшмидт!

            Князь Унегерн за то время, как познакомился с фон Штильманом, так и не смог понять, действительно ли пруссак путает слова, когда нервничает, или же корявит их намеренно, когда к слову придется.

   – Шуба – для тепла. Но она есть одежда знатный боярин. Армяк – чтобы лишним разумом заметно не выделяться, – Алоиз Вайсшмидт вновь покраснел. – Хочу быть похожим на местного жителя. На простой могучий рюсски мюжык!

  «Теперь еще и австрияк начал подпевать пруссаку», – усмехнулся про себя Григорий, но вслух, чтобы попусту не тратить времени, поправлять Алоиза не стал.

   – Да вы и так ну прямо вылитый эвенк, настоящий evenkomonstr! – хохотнул по-сашевски Абрам Иванович, и прорычал: – Ivanhoe! «Рыцарь Эвенко!» Герой романа Вальтера Скотта!

   Григорий Филиппович едва удержался, чтобы не заржать, а австрияку «похвала» понравилось.

   – Похож? – Вайсшмидту сравнение очень пришлось по вкусу. – Значит, на меня они не будут распространять свой табу! Конечно, невротики с тонкой душевной организацией есть те же первобытные, как доказал кузен любовницы моей невестки, доктор Фрейд... – нервно произнес австрияк.

  «Только психов нам не хватает. Невротиков там разных», – озлобился князь Григорий, но вслух лишь рыкнул:

 – Ну, как знаешь, любимый эдип дохтура Фрейда! Только или под армячишко свой пару свитеров натянешь, или в шубе пойдешь. А то нам тебя потом нести окоченевшего может не-за-хо-чет-ся. Если мы что-нибудь ценное потащим. Например, баб голых. Кстати, я подчиненных своих просить никогда не стану, чтоб они тебя волокли. По крайней мере, серьезно подумаю, но сначала предложу им самим решать, кого тащить важнее и эротичнее.

   – Они есть ваши слюги, – заспорил австрияк. Он тоже то картавил, то переходил на «чистый» русский.

   – Они были, есть и будут моими боевыми товарищами, – Григорий хватил кулаком по столу. – Только я один реально отвечаю за вашу безопасность. Хотите идти самостоятельно, герр Вайсман, – пишите расписку на имя вашего австриякского начальника. И не просто пешки заштатной, а такого крутого, как яйцо посиневшее.

  Конечно же, австрийского ученого звали герр Вайсшмидт, но уж больно достал он весь Транссиб своим Фрейдом. Даже в том, как проводник держал стаканы с чаем, он находил постыдные импульсы подсознания. Не говоря о расширенной, иногда он уточнял, – «распроставшей рельсы», - по сравнению с европейской, русской железнодорожной колее, которая порождала в уме и на языке австрияка такие ассоциации, что порой краснел даже ехавший вместе с ними от Оренбурга есаул Заварзин.

В начале путешествия князь Григорий с трудом уяснил, что затребованный австрияком «Борзинг» – это паровоз под ту самую колею. Паровоз же «Щука», по выражению Вайсшмидта «слишком широко, как продажная женщина, расставлял колеса».

  Но сейчас, в тихом и плохо разборчивом ответе, в его словах, вылетающих, вполне возможно, из головы, а не из… одним словом, все встало на место. Видимо, подействовало упоминание о посиневших яйцах.

   В этот момент именно есаул Заварзин открыл дверь в холл и сообщил, что на местную узкоколейку прибыл поезд, и почти все вещи экспедиции уже в вагонах. Иностранцы встали и направились к выходу, а Унегерн легко кивнул есаулу, давая понять, что хочет обмолвиться с ним парой слов.

– Очень им интересно, откуда здесь железная дорога взялась, так что молчите, а лучше отбрехивайтесь, мол, сами первый раз видим, – сказал Унегерн. Они оба знали, что рельсы проложены достаточно далеко, и по ним раз в неделю паровоз возит ценный товар с личных императорских золотых приисков, о которых никогда, нигде и никто не слышал. Заварзин был истинный патриот и довольно хмыкнул – главное, что страна богатеет, а жалованием и кормежкой он был более, чем доволен. К тому же, по завершении службы, ему, согласно контракту, должны были бесплатно выстроить избу в родном Платове. Героев войны ценили. Если, конечно, они были настоящими героями, доказавшими всем свою храбрость на передовой  ─ или «на передовой манер». Что такое последнее за заслуга, Заварзин не знал, но догадывался, что это нечто близкое к охранению подобных вот экспедиций от особо дурного энтузиазма их участников.

           Знал он также, что местный губернатор, волевой и сильный человек – как и столичные питерские власти – были категорически против наплыва «вольных золотоискателей».

           Иностранцы, одолевая с помощью «лядского» поезда последний перегон до Диковинного Места, особенно сашевец и австрияк, продолжали спорить, а что являет собой почти двухгодичной давности событие: имело ли место исключительно атмосферное явление или на землю упал так-таки огромный метеорит, – но «шпионские» вопросы Григорию больше не задавали. Герра Вайсшмидта не подстегнул к греховным мыслям даже новейший паровоз все того же ковровского завода Денисова и Розенблюма. Удивительно, но он бодро влез в вагон, отказавшись от маскировки под местного мужика. Он изрядно взмок еще в пути до Канского вокзала, поэтому с радостью подарил свой армяк какому-то казаку из охраны. Армячишко был драный, и Григорий испугался, а не последует ли за этим международный скандал. Но в очередной раз миловал его Бог: казак проворчал что-то вроде, «лучше б шубу подарили, армяшное, твою ать,  благородие» и полез в свой вагон, где бросил «подарок» под лавку, на которой сидел.

           Путь до Ванаварского разъезда прошел без приключений. Единственно, Григорий отметил для себя звериную сущность прусского юнкерства: молчаливо до этого прислушивавшийся к бесконечному спору Вайсшмидта и Абрама Ивановича о «метеорите или явлении», иноземный барон сделал одно, но тонкое замечание:

           – Вам, Григорий, лучше тешиться надеждой, что это был не метеорит. Ведь летел-то он ровнехонько на широте Петербурга, а упади на вашу столицу такой огненный шар, уже не было бы между нами споров – метеорит ли прилетал или это иное явление какое, – сказал он на чистейшем русском. – Только гибель Российской столицы была бы неизбежна.

   Григорий Филиппович ничего не ответил, но еще более серьезно задумался над тем, откуда это известно прусскому барону. Кто он такой и не следует ли его на всякий случай в лесу где-нибудь зарыть. Ведь «всё сокрытое в земле принадлежит только владелцу земли», как гласил закон.

           Состав уже приближался к Ванаваре, конечному пункту железнодорожного путешествия, и с пригорка перед станцией были видны вдали огромные площади почерневшего, опаленного поваленного леса. «Как дракон пердыхнул», – подумал князь и с удвоенной энергией принялся распоряжаться, едва состав остановился:

   – Заварзин! Пошлите казаков посмышленее нанять за кнут аль пряник пяток местных, желательно, с лошадьми! Солнцев! Топоры первому отделению! Во время похода рубщиков кустов менять каждые два часа!

   Распоряжения выполнялись четко, но в меру обстоятельств: от грузов экспедиции солдат смогли облегчить только три подводы с каюрами-метисами, плодами любви горячих тунгусок к статным русским молодцам. Результаты любви впечатляли не особо, у всех троих мужиков лица были глуповатые, а лошади – к любви отношения никогда не имевшие – и того хуже. Именно лошади позволили господину Вайсшмидту сделать в этот день два важных научных предположения:

   – Волосатый конь! – произнес потрясенный австрияк. – Это есть доисторическая линия коневодства, как шерстистый носорог? Или мутант, проживающий на территории катастрофического явления?

  Да и мистер Абамун выглядел удивленным. Оказалось, только кровожадный пруссак в курсе того, что в Сибири лошади зимой порастают шерстью. Ему-то и пришлось «огорчить» австриякского коллегу, поскольку князь Унегерн, к своему стыду, зашелся в приступе смеха, явственно и в красках вообразив, как «волосатый конь» будет объяснен Вайсшмидтом с точки зрения его любимого Фрейда. Он отошел на два десятка шагов от группы, потому что представил, как сибирский Фрейд будет долгими вечерами обсуждать появление волосатого коня, если вдруг застрянет в каком-нибудь чуме на всю долгую и очень холодно-голодную ночь. Благоадрные шаманы будут бится в экстазе или уйдут в астрал с помощью грибов: такое развлечение и на всю зиму!

   Князь Григорий быстро взял себя в руки, поскольку работа, представлявшаяся из Канска незначительной, могла вдруг оказаться попросту невыполнимой. Нечто подобное, за время его службы, уже пару раз происходило, и он не видел причины, по которой количество это совершенно неожиданно не могло бы возрасти.