Бодхисаттва

Часть вторая 7

     Крым встретил Германа ослепительно голубым небом,  желтым блеском дышащего зноем  солнца  и  пропитанным  ароматом  южной растительности воздухом. Он всегда любил юг, хотя и не был тут уже несколько лет, так как все  последние  годы  не  мог позволить себе роскошь отправиться в столь дальнее путешествие. Сойдя с трапа самолета, несколько секунд он стоял неподвижно,  наслаждаясь обступившим его теплом. Он вдруг ощутил какое-то необычное успокоение, он прилетел в мир, где отсутствуют уносящие покой проблемы,  где нет изнурительной ежедневной борьбы с самим собой и с жизненными обстоятельствами,  где нет вражды и зависти,  где все дышит обещающей наслаждение и безмятежность негой.

     Он не  представлял,  кто и каким образом должен его встречать,  в письме Марка Шнейдера об этом не было ни слова. Но сейчас это его мало заботило, почему-то им владела уверенность, что все решится само собой, и его непременно отыщут в этой огромной толпе пассажиров и без  особых хлопот доставят на место.

     И все же,  когда он вышел из здания аэровокзала на  привокзальную площадь,  то невольно начал беспокоится.  Шли минуты, а он по-прежнему сиротливо стоял с сумкой в руках. Караваны машин и автобусов уезжали в сторону города,  им же постепенно овладевало раздражение.  А вдруг это был чей-то злой розыгрыш, мало ли у него недоброжелателей, которые даже не  пожалели бы денег ему на билет,  дабы заставить его оказаться в этой в нелепой ситуации. И странно, что до сих пор у него не возникала такая  простая  и естественная мысль,  он как-то сразу и безоговорочно поверил в то, что его действительно приглашает Марк Шнейдер. Во истину человек верит только в то, во что хочет верить.

     - Герман Эдуардович,  рад вас видеть в добром здравии,  - услышал он чей-то смутно знакомый голос. - Как добрались?

     Герман обернулся  и  замер от изумления - перед ним, широко улыбаясь, стоял Иванов.

     - Не ожидали меня увидеть. Я так и предполагал. Хотя я вам, кажется, говорил, что это не последняя наша встреча. Позвольте, я возьму ваш багаж.

     Герман чувствовал, как столбик его настроения быстро, словно сани с горки,  катится вниз. Меньше всего ему хотелось лицезреть в этом раю этого странного и малопонятного человека.  Но какое отношение он имеет к Марку Шнейдеру? Если имеет вообще? Но в таком случае, что он тут делает?

     Иванов нес его сумку, Герман покорно следовал за ним. Они подошли к черной "Волге",  Иванов сунул багаж в багажник, и открыл перед Германом дверцу,  приглашая его занять место в салоне автомобиля. Сам же он сел за руль.

     - Вы готовы начать свое путешествие? - осведомился Иванов. Герман неопределенно пожал плечами, и машина мягко тронулась с места.

     "Волга" вырвалась из узких тисков города и легко побежала по шоссе.  Несмотря на всю неприязнь к Иванову,  он не мог ни отдать должное мастерству "своего шофера",  который управлял автомобилем на  узкой  и петляющий асфальтовой ленте уверенно и спокойно.

     - Никак не пойму, кем же вы все-таки являетесь? Или вы совмещаете множество занятий? - спросил Герман, испытывая сильное желание уколоть Иванова.

     - Вам требуется определенность, чтобы чувствовать себя более уверенным, некое  привычное  расположение вещей в пространстве.  А зачем?

По-моему, гораздо интереснее, когда есть какая-то тайна.  Я  могу  быть шофером, могу  быть  бизнесменом.  А могу быть преступником,  которого ищут по всей стране.  А могу сочетать в себе все эти ипостаси.  А могу быть кем-то еще, что вы даже себе и представить не можете. Вам это кажется странным, ну а вдруг мне нравится быть всеядным. И вообще, у вас не совсем верное понимание, что такое бизнес? Вы смотрите на этот вопрос, как и подавляющее большинство людей, слишком вульгарно Бизнесмен - это вовсе не тот человек, который делает деньги, это тот, кто создает новую сущность.  В бизнесе самое важное - привести в движении некий процесс.  Поэтому даже мыслитель,  в чьей голове рождается новая философская система,  тоже в некотором смысле бизнесмен. По крайней мере, я придерживаюсь именно такой точки зрения. А вы считаете по-другому?

     - В таком случае в мире получается чересчур много бизнесменов.

     - А вот с этим утверждением,  дорогой Герман Эдуардович,  я решительно  не  могу согласиться.  На самом деле их очень мало.  Я бы даже сказал просто мизерное количество.  Большинство людей не  в  состоянии создать ничего  нового,  они  лишь способны воспроизводить бесконечное число раз то, что сделали до них другие.

     - Но раз вы относите себя в том числе и к бизнесменам, то значит, вы сотворили что-нибудь новое?

     - Ну,  это как посмотреть.  Я бы так охарактеризовал свою скромную роль в мировой истории:  я обслуживаю тех,  кто создает новое. Покаюсь перед вами, мне не достает собственного творческого потенциала.

     - Я вижу, вы весьма самокритичны.

     - Уверяю вас, что скоро вы тоже будете самокритичными.

     - С вашей помощью?

     - В том числе и с моей.  Не сочтите это за критику, но, как я успел заметить,  вам как раз не хватает этого качества.  Самокритичность позволяет освобождаться человеку от иллюзий о значительности и важности собственной персоны,  не носится  с ней,  как с писанной торбой.  А вот  вы этим как раз и больны.  Думаю,  что в ближайшее время вам придется серьезно поработать над собой,  изменить многие представления о себе.

     - И где же я буду их менять?

     - Как где?  - удивился Иванов. - У Марка Шнейдера, конечно, мы же едем туда.

     - И каким образом я буду работать над собой? Мне дадут в руки мотыгу, чтобы я обрабатывал виноградники или мастерок, чтобы я складывал кирпичи?

     - Ну что вы,  вы для столь полезного труда абсолютно  непригодны. Вы же привыкли заниматься чем-то совершенно бессмысленным, вы привыкли заботиться исключительно о себе.  Какой уж тут виноградник, какая стена, оставьте это занятие другим. Да и у Марка Шнейдера нет виноградника.

     - А вы его хорошо знаете?

     - Знаю,  а вот хорошо ли?  Это уж как посмотреть. Вроде бы знаешь человека досконально,  а он такое отмочит, что только диву даешься. Да что я вам объясняю такие банальные вещи.

     Только сейчас впервые за всю дорогу Герман подумал о том,  что он так и не знает точно,  куда они все же направляются. Машина продолжала мчаться по дороге, только окружающий их пейзаж поменялся. Плоский диск равнины остался позади,  и теперь они со всех сторон были окружены отвесными глыбами скал, которые разделяла узкая полоска шоссе.

     - А могу я все-таки узнать, куда мы едем?

     - Ну,  конечно же, простите великодушно за мою оплошность, я должен был вам это рассказать с самого начала. Мы едем в одно замечательное место,  оно расположено между Судаком и Новым Светом.  Уверяю, вам там очень понравится.  Ничего красивее в своей жизни я не видел. У вас будет время познакомиться с окрестностями, и не сомневаюсь, что вы согласитесь с моим мнением. Я даже заранее завидую вам, встреча с подлинной красотой всегда волнует. Впрочем, могу вас обрадовать, мы уже почти приехали.

     Автомобиль стал спускаться вниз.  Впереди в просвете между горами неожиданно засияла голубая гладь моря.  Вскоре показались железные ворота. Иванов вышел из машины и отворил их. Затем они въехали во двор.

     Герман находился  посреди  обширной  поляны.  На одной ее стороне стоял большой двухэтажный особняк,  даже скорее дворец. Вид у него был довольно обшарпанный, штукатурка во многих местах обсыпалась, бесстыдно обнажив темно-красный кирпич. Когда-то фронтон дома был украшен барельефами, теперь от них остались только небольшие фрагменты и что они изображали было уже не разобрать.  Впрочем,  далеко не все веяло духом запустения, рядом со зданием росло ветвистое дерево, под ним была разбита клумба,  на которой ярко пламенели гладиолусы, тут же стояли несколько стульев и стол. Другую сторону поляны окаймлял небольшой лес или парк. Где-то совсем рядом шумело море, и Герман внезапно ощутил волнение;  ему захотелось немедленно взглянуть на него. Но в этом момент из дома вышел пожилой невысокий мужчина,  и у Германа учащенно  заколотилось сердце; он сразу же узнал Марка Шнейдера, хотя до этого видел его только на фотографиях.  На них у него была густая слегка волнистая шевелюра; у приближающегося же к нему человека была большая круглая, как монета,  лысина и только по бокам головы еще сохранились небольшие реликтовые  островки растительности.  Одет он был в майку не первой свежести и в шорты,  открывающие для обозрения немного  кривые,  но  зато густо заросшие волосами ноги.

     - Здравствуйте, Герман Эдуардович, - поздоровался он. - Добро пожаловать к нам на "остров".  Так я называю эти свои владения.  Рад вас видеть. Вы даже не можете себе вообразить, какое вы доставили мне удовольствие,  когда приняли мое приглашение. Вот Никита Петрович не даст соврать. Между прочим, таким я вас и представлял. - Руки мужчин соединились, и Герман почувствовал в своих ладонях мягкую ладонь знаменитого писателя.

     Герман видел,  что Марк Шнейдер откровенно изучает его, ему хотелось произвести  на  него самое благоприятное впечатление,  но что для этого надо сделать,  он не представлял. Более того, пристальный взгляд писателя сильно смущал его. Пока он летел, то много раз представлял их встречу, проигрывал ее словно пьесу акт за актом, заготовил целую кучу глубокомысленных реплик, но сейчас не знал, какую из них выбрать. Марк Шнейдер тоже больше ничего не говорил, только продолжал все смотреть и смотреть на него, и Герман чувствовал себя каким-то на редким экспонатом на выставке, перед которым постоянно толпится народ.

     - Совсем забыл вас спросить, как добрались, все было ли хорошо? - вдруг поинтересовался Марк Шнейдер.  - Я волновался,  не будет ли  каких-нибудь задержек.

     - Спасибо, но все прошло нормально. "Надо что-то спросить о деньгах" - подумал Герман.

     - Ну, вот и отлично. Знаете, как говорят, хорошее начало - половина дела.  У вас есть несколько часиков для отдыха.  Сейчас вам покажут ваши апартаменты,  где вам предстоит жить,  мы попытались учесть ваши вкусы и предусмотреть все,  что вам может понадобиться во время вашего пребывания тут.  А вечером торжественный ужин в честь вашего прибытия.

Ровно  в  восемь.  У  нас правило - не опаздывать.  Поэтому прошу вас, уважьте старика, не задерживайтесь.

     - Я постараюсь,  - несколько обескураженный от столь суровых правил пообещал Герман.

     Но Марк Шнейдер его уже не слушал,  неожиданно он быстро  развернулся и направился обратно к дому.

     Судя по всему, заботиться о Германе была поручена Иванову,  тот подошел к нему,  неся его сумку в руке,  и попросил  следовать  за  ним. Вместе они вошли в дом.

     Теперь Герман оказался в просторном зале, потолок которого по углам поддерживали колонны.  Стены его были разукрашены  барельефами.  В отличии от тех,  что на фронтоне,  к этим судьба оказалась более милосердной, и  они хорошо сохранились.  На противоположной от входа стене была высечена надпись, в которой еще кое-где задержалась позолота.

     "Строгая постоянная справедливость царствует в мире повсюду. Каждое дело приносит свой плод,  и ничто не может спасти человека от последствий его  поступков.  Ни  в отдалении неизмеримого мирового пространства, ни в пучине моря, ни в глубине горных пропастей не найдешь ты места, где бы мог избегнуть последствий своих поступков". Дхаммапада.

     - Не правда ли любопытная надпись,  - сказал Иванов.  - Хотя я ее знаю наизусть,  но всякий раз, когда я здесь оказываюсь, то непременно читаю это изречение.  Есть вещи,  которые надо напоминать себе снова и снова. Мне кажется, что и вам отныне стоит делать то же самое, эти слова имеют самое прямое отношение к вам.

     - Не  вижу  в них ничего особенного,  никогда не сомневался в существование причинно-следственных связей. А что такое Дхаммапада?

     - Это собрание изречений Будды.  Что же касается,  как вы выразились, причинно-следственных  связей,  то  поверьте моему опыту - людям лишь кажется, что они понимают эту взаимозависимость. На самом же деле они только тем и заняты,  что пытаются опровергнуть их наличие. Например, грешат и надеются избежать последствий своих грехов. Покажите мне того, кто  желает отвечать за свои поступки. Говорят об этом,  конечно, все, бьют себя в грудь так,  что синяки выступают,  но на практике  мы все время  стараемся сделать все возможное,  чтобы другие расхлебывали бы последствия наших деяний. Разве не так?

     Герман предпочел не отвечать, философские трюизмы Иванова утомляли его все больше и больше. Если этот человек будет все время крутится вокруг  него и изливать на него мутные бесконечные потоки своего красноречия, то отдых окажется наполовину испорченным.

     Они поднялись по лестнице, и пошли по длинному коридору. Под ногами, словно жалуясь на свой солидный возраст,  старчески кряхтели половицы. Иванов подошел к одной из дверей,  достал ключ и вставил  его  в сухо щелкнувший замок.

     - Вот ваши апартаменты,  смотрите, располагайтесь, - торжественно провозгласил Иванов.

     Комната была  не очень большой,  но понравилась Герману с первого взгляда. У одной из стен стояла большая двуспальная кровать, у другой - тумбочка с телевизором и видеомагнитофоном. Рядом находился письменный стол,  Герман с удивлением увидел, что на нем находится компьютер. Над ним была прибита книжная полка.

     - Мы специально готовили комнату к вашему приезду, - пояснил Иванов. -  Не  так-то просто учесть вкусы и потребности другого человека. Особенно такого,  как вы.  Вот эта двуспальная кровать на тот  случай, если вам вдруг не захочется проводить ночь в одиночестве.  Так что будет не тесно,  - хихикнул Иванов. - А вот тут видеотека, я так подумал и решил, что больше всего вам захочется смотреть эротику. По моим наблюдениям юг располагает именно к таким зрелищам.  Ну а  компьютер  это для того,  если у вас появится желания что-нибудь посочинять, если вас так сказать одолеет  творческий  зуд.  А  вот  тут  библиотечка,  есть кое-что  философское для размышлений.  А если захочется отдохнуть,  то пожалуйста,  детективы.  Все очень интересные, лично все сам прочитал. Так что можете не сомневаться.

     - Я  и не сомневаюсь, - хмуро произнес Герман.

     - А вот тут отдельно - книги Бодхисатвы.

     - Кого? - не понял Герман.

     - Ах, да, вы еще не знаете, так тут у нас обычно зовут Марка Шнейдера. Вы тоже со временем так станете его называть. А теперь посмотрите, пожалуйста,  сюда.  - Иванов подошел к платяному шкафу,  распахнул дверцы, и Герман с изумлением обнаружил, что там висит фрак.

     - А это еще зачем?

     - Такой порядок, на ужин все приходят в вечерних туалетах. Женщины в соответствующих платьях, ну а мужчины - в фраках. Вы уж извините, что пришлось шить без примерки, но портной уверял, что он придется вам впрок. Сегодня утром как раз доставили его.

     - Доставили, но откуда?

     - Как откуда?  Из Москвы. Здесь никто не умеет шить хороший фрак. Что поделать, провинция. Он прилетел на том же самолете, что и вы.

     - Это все сюрпризы?

     - Пока все.  Вы помните,  ужин ровно в восемь. Впрочем, на первый раз я за вами зайду.  А пока у вас есть немного времени,  побродите по окрестностям, окунитесь в море.  Но сначала я вам посоветую, примерьте фрак, одежда для вас непривычная,  так что мало ли чего.  А я с вашего разрешения удаляюсь.

     Наконец Герман остался один.  Он сел на широкую кровать и перевел дух. Куда же он все-таки попал?  И правильно ли он сделал,  что принял это приглашение?  Он еще в Москве должен был догадаться,  что оно дело рук Иванова.  И к нему он пришел вовсе не для того,  чтобы  предложить ему свою помощь,  а чтобы разведать, как он живет,  что из себя представляет. Вот только непонятно, зачем все это делается? А вдруг и никакого Марка Шнейдера тут нет, а его, Германа, используя это имя, просто заманили в ловушку. А тот человек лишь выдает себя за него. Вот только непонятно с какой целью?  Но как бы то ни было,  он здесь и ему ничего другого не остается, как только ждать, что последует дальше, какие неожиданности его ждут еще. А пока...

     Герман встал  с кровати,  подошел к шкафу,  отворил дверцы и несколько мгновений смотрел на фрак.  Иванов прав: весьма непривычное для него одеяние,  особенно если учитывать,  что он собирался тут разгуливать в основном в плавках или в лучшем случае в шортах.

     Герман смотрел на себя в зеркало и не узнавал себя.  Как все-таки одежда меняет человека.  Вот бы на него в  этом  торжественном  наряде посмотрела бы Эльвира,  нет сомнений, что он бы ей понравился; она любит хорошо одетых мужчин. Хотя в Москве он бы скорее смотрелся во фраке нелепо. А здесь?

     Герман снял фрак и облачился в свою обычную одежду.  До ужина еще оставалось время,  и он решил посвятить его осмотру  окрестностей.  Он вышел во двор и направился туда, откуда доносился шум волн

     Тропинка привела его к небольшому пляжу покрытому ковром из  мелкого каменистого песка. Герман находился в небольшой бухте в форме полумесяца.  Но больше всего его удивил цвет воды; он менялся каждые десять метров. У берега она была аквамариновой, но чем дальше отдалялась от него тем больше темнела.  Герман разделся и бросился в море. Герман был  неплохим  пловцом и сейчас получал огромное удовольствие от купания.  Внезапно он почувствовал сильный прилив воодушевления; и чего он так разволновался, испытывал едва ли не сожаление, что оказался здесь.

В конце концов, черт с этим странным Ивановым, что он не сумеет от него отделаться. Он должен думать совсем о другом, он на юге, он в гостях у Марка Шнейдера - и все будет хорошо.