Мы все уставились на него, словно ошалелые. На выражении лица каждого был написан его собственный букет эмоций, но одна из них, как по методичке, была у каждого — непонимание. И так в той беззвучной и всё ещё опасной мгле время и ускользало от нас, пока наконец не заговорил Джордж:
— Значит, не показалось…
— Что?! — резко перевёл на того взгляд Уэйн. — Джордж, какого хера?!
— Рык… Крик этого животного действительно показался мне слишком высоким для медвежьего.
В какой-то момент между нами стеной встала очень странная, неясная тишина. Ни я, ни, думаю, кто-либо другой не мог понять: а что было правдой? А было ли хоть что-то?
— Вы, суки, издеваетесь, что ли?! — почти завопил Рон. — Я, блядь, на всех парах щемил от этого четыреждыблядского медведя! Я видел его почти впритык, мать вашу, и практически поседел из-за этого! А теперь вы мне говорите, что!..
— Я тоже видел, — отозвался Дэн. — Большой самец, действительно сильно израненный.
— Да вы все крышей поехали, — не сдавался «мистер Смит». — Я могу поверить в медведя, но в медведя с рогами…
— А какого хера ты сразу не сказал, если всё видел, выскочка?!
— Какого?! Да потому что!.. Потому что, — выдохнул он, — вы все стали паниковать. Я не видел его, пока был зажат в круг — это да, но вот когда мы все рванули, то я чётко увидел чёртовы рога. И бежал я не за компанию, — остановил он открывшего рот Рональда, — а чтобы не потеряться в неизвестности с опасным травоядным. Надеюсь, то, что разъярённый лось представляет ту же опасность, что и голодный медведь, достаточно очевидно, чтобы я это даже не озвучивал?
— Давайте так, — предложил я, — к мосту подойдут все те, кто видел медведя, а напротив встанут те, кто считает, что это был лось.
Даниель и Рональд тут же встали ко мне. Мистер Форвард и «мистер Смит» — напротив меня. Сэм остался посередине, оглядываясь по сторонам.
— Сэм? — окликнул я того.
Он ещё раз взглянул то на спелеологов, то на нас, а потом молча сделал шаг вбок.
— Это, блин, всё херня какая-то. Конечно, ведите мою мать в кино, если я хоть раз в жизни слышал или вообще видел медведя или лося вживую, но не кажется вам всем, что мы сейчас маемся совсем не тем, чем должны?
— Но всё-таки, Сэм? Что вы видели?
— Да ни черта я, блин, не видел. Если главный сказал встать в кольцо — на то есть причина. Это зовётся доверием в команде, знаете ли. Рык слышал. Чей — чёрт его знает.
— Тогда у нас три к двум, — подытожил я.
— Это бессмысленно, мистер Фогг.
— Знаю, мистер Форвард. Но споры лучше закрывать. В любом случае, мистер Смит прав: разъярённое травоядное таких размеров, уверен, не менее опасно, чем голодный хищник. Одно но: медведи неплохо плавают, так что…
— Так что, иметь вас всех по очереди, давайте уже двинемся! Стоим тут как полные идиоты — неужели нельзя просто решить всё это позже?! Нет, блядь, они стоят и чё-то там… — брань и возмущения продолжались даже после того, как мы всё-таки пошли.
***
Нельзя сказать, что вся последующая дорога прошла спокойно. Более того: каждый был настороже сильнее, чем когда-либо до того. Я не знал, было ли сказанное Энтони попыткой всех успокоить, но зато точно понимал — помнил, что в тот момент, когда он схватил меня за руку и посмотрел на другую сторону моста, ужаса в нём было слишком много для просто увиденного лося.
— Мистер Смит? — подозвал я того к себе в конец колонны. — На пару слов.
Как и раньше, в нашей группе поддерживалось практически полное молчание. Даниель был занят ориентированием на местности, Рональд и Джордж дулись друг на друга из-за различия в версиях, а мы с Сэмом были просто отделены колонной. Но рядом со мной шёл Смит, и моё любопытство становилось всё сильнее и сильнее.
— Скажите, мистер Смит…
— Давай просто «Смит», — хрипло ответил тот. — Официоз после того, как мы друг другу шкуры спасли, лишним кажется.
— Хорошо. Скажи, Смит… Ты правда видел там лося? В том?.. — он не отвечал. — Я просто подумал, что твоё выражение лица, когда ты посмотрел на берег…
— Если официально, то я уверен, что это был лось — медведь наверняка бы нас нагнал. Но если между нами — должниками друг другу, то я не знаю, что видел, — он посмотрел вперёд себя и будто погрузился взглядом в туман. — Когда обернулся, то увидел лишь силуэт, стоящий перед мостом, лишь размытую тень того, что бы там ни было. Для животного это очень умно — знать, когда остановиться, несмотря на отчаянное положение. А ты? Ты можешь быть уверен в том, что это был медведь?
И вот тогда я действительно задумался. Могло ли быть то, что я видел, лишь иллюзией моего мозга? Лишь двумя слабыми солнечными лучами, пробившимися из-за туч? Всякий раз, когда пытался вспомнить, воображение искажало картину. Будто бы на самом деле не видел правды, а верил в любую собственную ложь, даже в самые надуманные воспоминания и образы.
— Н… Нет. Я не могу быть уверенным в том, что видел.
— И это очень хорошо, Фогг, — я уставился на него с абсолютным недопониманием. — Хорошо, потому что если бы это был медведь, и он нас не догнал — значит, это был тот самый, что встретился нашему проводнику на дороге. Знаешь, сколько отсюда до этой дороги? Сколько времени потребовалось бы медведю? Сколько выносливости? Пускай мнения у нас всех и разное, но кое-что общее, уверен, есть: никто из нас не хотел бы иметь дело с медведем, без устали бегущим со скоростью грузовика и точностью автопилота Теслы.
Нельзя было отрицать долю истины в его словах. Я не подумал об этом во время паники, но да — шансы встретить того же самого медведя были чрезвычайно низкими, невозможными.
— Но учти, младший обслуживающий персонал, — заговорил он в своём привычном тоне. — Если вдруг тебе и твоей любознательности захочется высказаться в какой-нибудь… подходящий для этого момент, то окажется, что мои слова, как и долг перед тобой за моё спасение, были лишь твоей выдумкой.
— Мог бы и не говорить.
— Судя по общему уровню соображения нашей команды, нет — не мог.
***
Нужная нам деревня была расположена у реки Кросс-Крик — ещё более мелкого потока воды, чем Сквирел, чьи воды омывали старый посёлок. Спрятанный в густых вечнозелёных лесах, он едва-едва издавал шум, так что, хоть и увидеть его нельзя было из-за деревьев, сложилось впечатление, что то был и вовсе очень мелкий ручеёк.
На дворе было пять часов после полудня. Должно было начать вечереть, но полно — только цвет неба поменялся с серого на тёмно-серый. Поднимаясь вверх по течению, мы то и дело слышали всякую живность из бесящей и пугающей нас белой пелены. Сколько себя помнил, туманы всегда сходили быстро. Появлялись утром — когда тебя ещё по старой рутине подкидывало в шесть без явной на то причины, и ты просто смотрел в окно, а пропадали уже в восемь, но не на Аляске… Чёртов «последний рубеж»…
— Кто идёт?
На нас из границ леса с осторожностью шепнул хриплый, будто влажный старческий голос.
— Свои, Амарук, — отозвался Дэн. — На рыбалку собираешься?
— А, Даниель… Ты всё-таки принял мои речи про Обитель?
— Нет, я ещё не настолько выжил из ума, старик, — улыбнулся тот в серую пустоту, обнажив жёлтые зубы. — Но вот мои друзья хотят и будут очень рады исследовать эту твою Обитель как вдоль, так и поперёк.
— Верно. Моё имя Джордж Форвард, а это — моя команда.
В ответ начали раздаваться шаги. Неспешные и тихие, будто бы их владелец плыл по воздуху, они не задевали собою ни одной ветки на земле, не заставляли шуршать ни один лист. Правду говорят: настоящего охотника можно отличить уже по ходьбе.
К нам вышел сгорбленный старик среднего роста, одетый в бурую кожаную накидку. Так сразу нельзя было сказать, сколько именно ему было лет, но торчащие седые локоны, зачёсанные назад, редкая и острая щетина на подбородке, куча морщин на впавших щеках, и сам возраст, давящий ему на вечно полузакрытые глаза и густые брови — всё это говорило только об одном: обладатель того лица был очень-очень стар.
Он обошёл каждого из нас, игнорируя жесты приветствия. Словно пёс, обнюхивающий новоприбывшего гостя, он глядел на нас, вглядывался, внюхивался, искал что-то так, будто знал, что точно должен был это что-то найти. И лишь потом, спустя многие секунды неловкой тишины и закрепления за ним титула «чокнутый старикан» на веки вечные, он встал перед нами и, высоко подняв голову, пожал руку главному, произнеся своим широким ртом лишь собственное имя:
— Амарук.
— Что… это… блядь… было? — очень медленно выговорил Рональд, смотря на старика из-за плеча.
— Я лишь осмотрел вас и убедился, что дух не нанёс вам никаких ран.
— Какой к чёрту дух?
— Тот самый, что заставил вас бежать, не единожды падая, путаясь в собственных шагах и мыслях — этот дух. А теперь пойдёмте. Кажется моим старым костям, что время не для рыбалки.
Пока мы шли по лесу, меня не покидала одна простая, но ничем не подкреплённая мысль: «Что-то в этом старике не так». И дело было даже не в вызывающем поведении или взгляде, полном холода и безразличия, нет — было что-то ещё.
Мы вошли на территорию деревушки, и, должен сказать, ничего не изменилось внутри меня — всё тот же туман окутывал всё те же почерневшие стены редких домов, вся та же тревога пронзала до самых костей, а над исчезнувшей землёй, будто шпиль горы, парил тоже почерневший деревянный крест — верхушка небольшой местной церкви. Всё выглядело обветшалым… Нет. Всё выглядело заброшенным.
Ах, да — ещё люди. Они пугали даже сильнее. Слабо заметные, медленно текущие во мгле силуэты. Как и Амарук, они были очень немногословны и безумно тихи — молча шли по воздуху, будто бы плывя в вязком молоке. И ещё их глаза — возможно, это было лишь отражение той мглы, но создавалось стойкое ощущение, будто бы все они были слепы, будто бы холод, окутывающий Аляску зимой, проморозил и их глаза, заледенил их души. И даже приветствием был только лёгкий кивок. Клянусь, замри обитатели той деревушки на месте, и я бы тут же принял их за стволы деревьев, за чучела, стоящие у грядок в своей невзрачной одежде, но нет — это были живые люди, это были силуэты живых людей.
— Располагайтесь.
Дверь со скрипом открылась, впустив нас и туман внутрь дома. Там было всё ровно так, как я и предполагал: стены из тёмных посеревших брусьев, куча выцветших тряпок, ковров, скатертей на полу и стенах, защищающих ту хибарку от холода, на редких окнах — тёмно-белые, почти прозрачные гардины, висящие на непрочной ниточке, и кругом она — пыль, несущая в себе запах времени.
— Вот уж не думал, что застану тебя в этом доме снова, — сказал Даниель идущему впереди Амаруку.
— Я здесь лишь до того времени, пока не построят алтарь.
Должен признать, со спины он сам походил на какого-нибудь старого хищника — накидка, точно сшитая из шкуры медведя, воротник из какого-то тёмного пушистого зверька, сами волосы, похожие чем-то на дикую волчью шерсть… Его точно нельзя было назвать человеком современным.
— Алтарь? То есть Тек не врал, когда говорил, что?..
— Юный Теккейт слишком много болтает.
Мы вошли в небольшую комнатку, играющую роль гостиной. У окна с крестообразной деревянной рамой стоял старый стол, накрытый какой-то клеёнкой, у него — два стула и один табурет. Все стены были увешаны разными картинами или фотографиями, стёкла в рамах коих настолько запылились, что уже было невозможно разглядеть содержимое. Но также там были и символы старой религии — какие-то полотна с узорами, образы странных звереподобных существ, скрывающихся в лесах, различные символы из дерева или нитей.
— Ты же знаешь, что об этом думает…
— А ей-то какое дело? — старик взял с полки бледно-красный кувшинчик и, открыв его, наполнил комнату ароматом трав.
— Большое, Амарук. Она — мэр, а я — её муж. И наша задача…
— Ваша задача… — оглянулся он. — Кайана. Ты же не чувствуешь власть своей жены здесь, верно? Не чувствуешь свою собственную?.. Кто бы вообще мог подумать, что сын Адралтока и Атаксаки, пускай и названный колонистским именем, будет пресекать его истинную веру…
— Не начинай. Ты — единственный, кто не прошёл через сиккитик из наших.
— Бред! — оскалился старик. — Ваша проклятая демографическая статистика не учитывает многих из нас.
— Не разделяй наш народ на «вас» и «нас». Даже если так, сколько здесь, по-твоему, «наших»? Оглянись — многие уже давно белые, как снег, а больше половины и вовсе смешанные. Даже твой сын…
— Не смей заикаться о моём сыне! Как ты можешь говорить всё это даже после того, что вы все!..
Тот ударил по столу кувшином, и дом накрыла тишина.
— Алтарь… — продолжил он. — Будет построен. Хочешь ты того или нет. Твои боги — это сказки. Мои же духи снизошли ко мне.
Даниель посмотрел на того со всем возможным презрением. Думаю, ему точно было что ответить. О, судя по продолжительному молчанию, у него было много того, чем он мог ответить, но нет — лишь выпустив свою ярость из себя громким выдохом, наш проводник покачал головой и направился к двери.
— Как знаешь, — его медленный шаг и тембр голоса говорили куда больше, чем он мог бы сказать словами. — В конце концов, я и так в курсе, что ты с высоты своего возраста не внемлешь моим советам.
— Если смеешь напоминать мне о!..
— Я ничего не смею, старый мудрый Амарук, нет — просто констатирую факт. Где Тек? — Дэн застыл у двери.
— Разумеется — в церкви, — тот высоко задрал подбородок. — Юный Теккейт тоже участвует в…
Но дверь захлопнулась, так и не дав старику договорить. Он всё молчал, смотря то на дверь, то на кувшин, то на нас. Нечасто в жизни мне доводилось чувствовать себя настолько нежеланным.
— В общем… — попытался начать Джордж.
— Не надейтесь, что этот разговор никак не относился к вам, — он всё ещё держался за бледно-красный кувшинчик, словно за уплывающий оплот здравомыслия. — Вы не лучше, чем он. Вы здесь чужды. Они вас здесь не ждут. Если ваше правительство, что мнит себя хозяином этих мест, решило позволить вам опорочить Обитель — так и быть. Но наши обычаи вам придётся соблюдать. И то, как здесь к вам будут относиться, не регулируется ничем, — оглянулся он на нас и тоже направился к выходу. — Ни вашим богом, ни вашим правительством.
Покинув нас, Амарук оставил после себя только дребезжание окон от удара петлей входной двери. Слои пыли, поднявшиеся в воздух, начали курсировать помещение из «оттуда» в «туда», поражая своей бесцельностью.
— Потрясающее, блин, отношение к приезжим.
— А вы ожидали другого от инуита, Сэм?
— Я ожидал другого от человека в принципе, — в ответ мистер Форвард рассмеялся искренним низко-хриплым смехом.
— Надеюсь, что вы никогда не покинете США — традиции гостеприимства некоторых народов поразят вас до смерти.
— Но Даниель — инуит, — поддержал я напарника. — И вот этот старик — инуит. Почему такое?..
— Поддерживаю, — кивнул Рональд. — Даже мужичьё за полярным кругом дружелюбнее будет.
— Ну, это просто объяснить господа — нам везёт.
— Охренительное, блин, объяснение.
— Дело в том, что из примерно тридцати тысяч инуитов, оставшихся на территории Аляски, нам попался человек из «старой школы».
— А-а-а-а, — потянул Рон, — ты про…
— Если кратко — это воспитанник школ пятидесятых-шестидесятых годов. Тогда правительства Канады и США всеми силами пытались окончательно подавить самоидентификацию эскимосов как отдельного народа. Большинство из них и так уже было христианами, но вот принудительное переселение и обучение в школах целило именно в вопрос самосознания.
— Так себе получилось, мистер Форвард.
— Именно. Те же ученики, вернувшись домой, начали бороться за права своего народа, так что…
Следующие несколько часов мы провели в прослушивании исторического да культурного прошлого местных народов, пока Даниель, где бы он ни был, точно не торопился. Исходя из тех самых историй, нам действительно везло. Впрочем, казалось мне, дело было вовсе не в том, к какому народу принадлежал Амарук — мудаки всегда были и будут интернациональным явлением.
Но через несколько часов, когда уже начало смеркаться, когда разговоры медленно перетекали в тягучее молчание и пустоту, всё ещё ничего не менялось — ни Даниеля, ни того старика всё ещё не было. Причём сколько у каждого из нас не возникало возможности выйти и проверить — когда очередная тема беседы изживала себя — никто этого не делал. Словно сбежать то ли от медведя, то ли от лося, то ли от призрака так и не удалось, словно он всё ещё был там, в той серой мгле, словно он сам был этой мглой. И только они — свыкшиеся со смертью и одиночеством люди, не чувствовали её присутствия.
Речь шла даже не о Даниеле, что, без шуток, смело покинул нас в поисках своего товарища. Речь шла скорее о таких, как Амарук — действительно холодных, безразличных ко внешним обстоятельствам. Если забыть о его характере, то его нрав, его внутренняя сила были просто поразительны — он сумел пронести веру в то, во что все верить отказались, сквозь декады, сумел противостоять миру даже тогда, когда мир начал противостоять в ответ. Но его цель… Нет, нельзя было абстрагироваться от того, кем он являлся, нельзя было им восхищаться или даже просто уважать за выбор. Ведь… Жертвоприношения, детоубийства, странные чудовища и чрезвычайно жестокие наказания и законы — это явно не то, к чему следовало бы возвращаться. Это явно не то, как стоило бы жить — жить прошлым, жить сказками.
— Тони? Эй, Тони, ты вообще слушаешь? — голос Джорджа начал пробиваться ко мне в мысли сквозь тишину. — Тони!
Смит резко обернулся, отвернувшись от окна. Его голос звучал по-другому — очень тихо и удивлённо, будто бы он был загипнотизирован тем, что происходило снаружи.
— А?
— Я говорю: что думаешь?
— Я?.. Я не… Скажи, а тебе не показались все эти люди каким-то… странными?
— Люди?
— Ну да — те, что снаружи. Сколько ни смотрю на них — они всё бродят. Так тихо. А ещё их глаза…
— Ты о чём? — он встал со своего места и пошёл к окну. — Здесь не должно быть… А… Действительно. Странно.
В тот момент уже все были обращены на него и окно рядом с ним, все смотрели на те мрачные, почти неразличимые тени, полутона тумана.
— Что странного?
— Эмма в телефонных разговорах говорила мне, что деревня рядом с пещерой заброшена. Мол: что это всё — лишь плод сумасшествия какого-то шамана, потерявшего всю свою деревню вследствие наводнения.
— Как, блин, понимать «плод сумасшествия»?
— Это… Не важно, — помедлив, ответил мистер Форвард. — Я бы не стал воспринимать это, как правду. Тем более, если вот они — люди.
— Люди, с которыми что-то не так, — подправил я.
— Это, блядь, точно. Ещё и тот чёртов старикашка — сначала обнюхал всех, словно собака, а потом ещё и за «обитель» втирать начал… Вы же поняли, что он?..
Дверь отворилась. На пороге стояли Амарук, опустивший голову и держащий руку на плече Даниеля, и сам Даниель, в чьих глазах был неестественный, нечеловеческий страх.
— Всё в порядке, Дэн? — осторожно спросил я того.
— Вам нужно будет пройти с ним, — указал он на старика.
— В чём, блин, дело, Даниель?
— С ним, — вновь повторил он.
— Юный и глупый Даниель, — Амарук не двигался с места и не поднимал головы, всё больше и больше походя на ожившую мумию, — уверовал. Увидел. Увидел и поверил в то, что вы все видели, во что вы все верили, но так боялись признаться. Если вы и вправду хотите пойти в Обитель — вам придётся пройти со мной. Придётся пройти ритуал, что избавит вас от вашей наивности. Так что…
— Да? А если мы не захотим принимать этот религиозный бред?
Тот остановился и, смотря на Энтони, какое-то время молчал. Хотелось бы пошутить о том, что в любом другом штате Смита упекли бы уже за оскорбление чувств верующих и забанили в Твиттере, но атмосфера явно была не для шутки. Одно дело иметь своё мнение — в этом нет ничего плохого. Другое — вызывать им конфликты — такого делать нельзя. Жизнь, как и политика — это игра в лесть с выгодой для себя.
— Ты считаешь то, от чего ты бежал не так давно, бредом, чужак? — в тоне голоса появилось явное раздражение.
— Верно. Я могу поверить в израненного вами же медведя и в то, что у кого-то была слишком тонка кишка его добить, но не в ваши ритуалы. Знаешь, как я стал атеистом, старик? Я прочёл Библию, — голос того был абсолютно спокойным, хотя он тоже понимал, что что-то было не так. — И больше, чем лицемеров и идиотов, я ненавижу людей, прикрывающихся за догмами, за религией. Вы мне отвратительны. А ситуация у вас здесь явно не для плясок с бубном. Вот, что я тебе скажу: мы сейчас просто пойдём к нужной нам пещере, задокументируем всё и уберёмся отсюда, чтобы ты мог проводить свои свистопляски в гордом одиночестве, как и многие декады раньше. Что ты на это скажешь? Что сделаешь, а?
В тот момент он поднял руку и легонько ударил Даниеля по плечу. Ничего не произошло. Он оглянулся назад в туман, и хлопок повторился с большей агрессией, а уже ровно через мгновение послышался свист, а ещё через одно в ноге нашего проводника торчала стрела.
— Оставаться на местах!
Он очень быстрым для старика движением вынул кривой нож из-за пояса и приставил Дэну к горлу. Через несколько секунд из тумана показался рыжий и очень бледный парнишка, держащий наготове деревянный длинный лук.
— Что же я сделаю?.. — повторил он вопрос и, наконец, поднял голову. — Я буду настаивать.