Три жизни одной женщины

18.

     Расстались они под вечер.  Оставшись одна, Катя еще несколько минут полежала  на кровати,  словно  отходя и набираясь сил после долгих любовных неистовств, затем вышла на балкон,  прикрыв свое разгоряченное ласками Артура тело легким, продуваемым насквозь халатиком.  Темнота только еще начинала конденсироваться на верхушках гор,  откуда совсем скоро она должна была хлынуть селевым потоком на море и город.

     Но пока этого еще не случилось, и Катя с наслаждением смотрела на раскинувшийся перед ней пейзаж. Легкий ветерок ласкал  ее лицо,  забирался  под тонкую материю и напоминал ей робкого любовника, который еще не уверен,  что его ласки не вызовут отпора.  Давно она не ощущала такой легкости в теле, во всех его членах и составных частях, в каждой клетке; казалось, что  оно вдруг потеряло свой вес и обрело невесомость.  И к ней вдруг пришла безумная мысль: а не сможет ли она сейчас воспарить над городом и бескрайним морем. 

     Она продолжала стоять на балконе,  ласкаемая легким теплым ветерком, как вдруг какое-то тревожное чувство, подобно холодным воздушным массам, начало активное вторгаться в  сознание.  Катя попыталась  его прогнать, но  оно оказалось упорней,  чем она предполагала,  и явно не собиралась сдаваться, с каждой минутой заявляя все настойчивее о себе. Сначала  она  не понимала,  откуда оно появилось и почему вдруг решило испортить праздник ее души,  но долго обманывать себя оно ей не позволило. Все дело в том, что она забыла о муже и детях. Причем, не только забыла, но даже и сейчас не желает о них вспоминать.  Ну,  хорошо,  еще можно понять ее отношение к Петру,  но и о мальчиках ей не хочется думать. Кате  внезапно  стало так страшно,  что она поспешно вернулась в комнату.

     Что же с ней случилось за эти несколько безумных дней, если даже от нее, словно заключенный от конвоиров,  сбежало материнское чувства? Она постаралась воспроизвести в своей памяти голоса детей,  но они звучали как-то глухо и неразборчиво, как запись на  старой пластинке.  Набросившийся на нее на балконе страх не только не проходил,  но стал кусать еще сильней.  Ею овладело ощущение, что  она стремительно теряет себя,  камнем летит в страшную и глубокую пропасть, по  дну  которой несется холодный и мутный поток. И все это из-за Артура, то, что она испытывает к нему, словно бульдозером,  выгребает  из ее души буквально все,  чем до встречи с ним, она была наполнена.

     Её вдруг обожгла резкая к нему неприязнь.  Нет, она не имеет права его винить ни в чем, она не должна перекладывать свои беды на него.  В том,  что она забыла семью, виновата только она сама.   Совершенно нежданно для себя она погрузилась в  совсем иной мир, и этот хлынувший на нее мощный селевой поток новых, еще неизведанных ей ощущений,  заставил отречься, как царя от престола под натиском революции, от прежнего старого привычного существования.

     Катя подошла к тушке телефона,  взяла трубку, подержала ее, затем снова опустила на рычажки. Она ясно ощутила, что боится звонить домой. Как она будет разговаривать с Петром,  что ему скажет?  Она никогда не обманывала его,  даже в мелочах, а тут речь идет о супружеской измене. И не просто об измене,  а о чем-то большем.  Скорей это уже не измена, это отречение. Зачем она сюда приехала, зачем повстречалась с Артуром? Зачем, зачем?  Но с другой стороны,  если бы не произошла эта встреча, не появились бы в ее жизненном календаре эти упоительные,  ни с чем несравнимые, подобно путешествию на другую планету,  дни.  И она ушла бы из этого  мира так и не узнав,  что на самом деле представляют собой  любовь, секс, мужчина, женщина, жизнь.

     Катя вдруг почувствовала полную растерянность.  У нее было ощущение, что жернова совершенно противоречивых чувств безжалостно  перемалывают ее душу,  превращая ее в какую-то зыбкую, неясную консистенцию. Она должна принять какое-то решение,  она не может вот так  без  конца сидеть возле телефона и бесплодно размышлять о своей несчастной доли. Да, она изменила мужу, да, она изменила своим мальчикам, но это не более, чем какой-то случайный зигзаг в целом прямой, как шоссе, её судьбе. Пройдет еще совсем немного времени,  календарь быстренько перелистает оставшиеся дни путевки, и река ее жизни заструится по прежнему руслу. Ну а эти часы она будет вспоминать,  как чудесный праздник, как случившееся с ней однажды невероятное приключение, нечто вроде прекрасной сказки, которую без конца хочется перечитывать, но  в реальность, которой нельзя поверить. И больше она никогда и ни за что не поедет одна на юг,  как,  впрочем,  и в любом другом направлении. Да и зачем ей отрываться, как листу от дерева от семьи, ведь у нее  есть Петя - и вот если он  изъявит  такое  желание предпринять какое-нибудь путешествие,  то она с удовольствием составит ему кампанию. А сейчас ей надо срочно звонить домой.

     Ее голос в прологе беседы с мужем слегка подрагивал и вибрировал особенно тогда,  когда она повествовала о том,  как размеренно и монотонно текут  здесь  ее дни и ночи,  но к финалу палитра интонаций Кати обрела прежнюю уверенность,  и она спокойно закончила разговор. Мальчиков не было дома,  они ушли гулять,  и это обрадовала ее; притворяться перед ними ей было тяжелее,  чем перед Петром.  Она поговорит с детьми  в  следующий раз,  когда окончательно освоится со своим новым статусом неверной жены. А, судя по тому, как она быстро привыкает ко всему новому, что входит в ее жизнь, этого  счастливого  момента  ждать совсем недолго.