Когда мы вернулись к оставшимся на берегу, те встретили нас радостными возгласами, так как были явно встревожены случившимся. Кроме того, всем хотелось есть, и мы немедленно приступили к приготовлению обеда. Собрали хворост, благо его тут было столько, что хватило бы на сотню костров, затем принялись варить суп. В большой котел с водой полетело содержимое сразу нескольких банок тушенки, картошка, лук. Периодически я посматривал на Вирена, но тот кулинарничал наравне со всеми и вел себя внешне спокойно. Трудно было себе представить, что каких-то полчаса назад он порывался свести окончательные счета с жизнью. Какая же тонкая грань отделяет одно наше состояние от другого, совершенно непохожего на предыдущее. Не делаем ли мы большую ошибку всякий раз слишком сосредотачиваясь на одних чувствах, одних мыслях, одних целей? Все так преходяще. Еще недавно мы так любили женщину, что не могли прожить без нее и дня. Но прошло не так уж и много времени и уже не чувствуем к ней никакого интереса. А ведь какие страшные испытывали муки, когда она уходила. Моя память помчалась в не такое уж далекое прошлое. Эта история еще случилась до встречи с Катей. Как тогда переживал наш разрыв, что, подобно Вирену, готов был сунуть голову в петлю. Тогда я впервые осознал, какие страшные страдания доставляет несчастная любовь. Но ведь прошли и они. Что осталось во мне от тех глубоких и трагических переживаний, от казалось незаживающих душевных ран? Выходит, если постоянно помнить, что через некоторый срок от всех наших мучений не останется и следа, как от вчерашних туч на небе, может быть, страдания будут не столь острыми.
Мне захотелось поговорить обо всем этом с Севериным. Но тому было явно не до меня. Подготовка к обеду вступила в заключительную стадию, из котелка вылетали невидимые тучи аппетитных запахов. Животное начало окончательно взяло вверх над всем остальном во мне, и мысли сосредоточились исключительно на еде.
Достав из своего рюкзака железную миску и ложку, я встал в очередь за супом, который большим черпаком разливала Анна.
Мы снова двинулись по реке. После еды желание грести у всех пропало окончательно, и лодка едва двигалась вперед. Лишь иногда хватало сил на совершение небольших рывков, затем снова "сушили весла".
К нам подплыла лодка Северина.
- Мы плывем очень медленно, - крикнул он нам. - Мы не успеем на ночлег. А он может произойти только в определенном месте. В противном случае придется спать на воде.
- А если я не хочу грести, - фыркнул Ярослав.
- Делай, что тебе сказали, и не выступай, - вдруг цыкнул на него Махонов. - От таких, как ты, все беды в нашей стране и происходят.
- Я-то тут причем, это как раз вы довели страну до ручки. Подумаешь, какой-то там вице-премьер. Да я вас всех видел... Мне абсолютно наплевать и на вас и на все ваше правительство, президента и всех до одного кто здесь живет. Я желаю делать, что хочу и отстаньте с вашими поучениями от меня. Тоже мне учителя.
Последняя фраза почему-то развеселила парня, и он громко рассмеялся. Махонов впервые за весь путь то ли за сочувствием, то ли за содействием посмотрел на меня. Но, как ни странно, я был скорей на стороне парня. Мне понравилось его заявление: позволить ему делать то, что он хочет. Я всю жизнь добивался именно этого и никогда до конца не мог добиться. Впрочем, не только я, а почти все, кого встречал в жизни. Кто понимал свое положение, кто ощущал лишь неясный дискомфорт. Но все мирились с таким положением. Я же постоянно пытался найти способ вырваться из этих тисков и начать дышать полной грудью. И, может быть, сейчас как раз наступил именно такой момент. По крайней мере воздух тут великолепный, просто до краев наполненный ароматом свободы.
- Если таким, как ты, позволить делать, что хочешь, в стране будет страшная катастрофа. Ты сам пожалеешь об этом, когда поймешь все последствия своей глупости.
Ярослав бросил весло, которое ударила по колену вице-премьера.
- Знаете, какое у меня есть желание: чтобы такие, как вы, раз и навсегда оставили бы меня в покое. Когда я пару раз видел вашу рожу по ящику, меня всегда тошнило. Вы ни одного слово правды не можете сказать. Делаете вид, что все знаете, а любой про вас скажет, что вы настоящий идиот.
То, что произошло дальше, было одновременно неожиданно и в тоже время закономерно. Махонов внезапно вскочил со своего места. По его лицу было заметно, что он в такой ярости, что не контролирует свои поступки. Он схватил сидящего парня за куртку, заставил его встать со скамьи и что есть силы толкнул. От резких движений вице-премьера лодка накренилась и едва не перевернулась. Зато все ее пассажиры оказались в холодной воде.
Этот переход из одной среды в другую оказался столь внезапным, что я почувствовал, что тону. Плавал я хорошо, но мигом намокшая одежда упрямо тянула меня на дно.
Энергично работая руками, я не без труда вынырнул на поверхность. И увидел, как рядом со мной барахтается отец Антоний. По его наполненным ужасом глазам я понял, что вода, хотя и создана Богом, но при этом чуждая священнику стихия.
Я подплыл к нему и схватил за руку. Сделал я это вовремя, так как священнослужитель прямым курсом собирался идти на дно. Но держаться вдвоем на поверхности реки было тяжело и не вызывало никаких сомнений, что в этой ледяной купели долго мы не проведем.
Я попытался найти глазами виновников нашего купания. Буквально в пяти метрах увидел Махонова. Вице-премьер вел себя спокойно и главное уверенно, я бы даже сказал с достоинством; без всякой паники он держался на воде.
- Где Ярослав? - крикнул я ему.
- Не знаю.
- Надо искать! Я не могу отпустить священника, он не умеет плавать.
- Я понял.
Махонов ушел под воду. Через секунд тридцать его голова показалась над поверхностью, он набрал в воздух легкие и снова скрылся в глубинах реки.
На этот раз он вынырнул не один, а вместе с Ярославом. Судя по всему, при падение с лодки парень ударился головой об ее борт, так как на лбу у него кровоточила рана.
- Помогите! - закричали мы почти в унисон с вице-премьером.
Первая лодка довольно далеко оторвалась от нас. К тому же над рекой уже поплыли сумерки. И потому там не сразу заметили, что су нас произошло кораблекрушение. Мы уже довольно много времени находились в воде, а помощь все не приходила. Сколько мы сможем еще продержаться, прикинул я? Вряд ли больше нескольких минут.
Холодная вода плюс необходимость поддерживать на плаву отца Антония быстро истощали мои силы. Я проклинал себя, весь мир за то, что ввязался в эту авантюру. Почему они нас не спасают?
В этот момент я услышал шум весел. Еще через минуту лодка подплыла к нам. Меня схватили чьи-то руки и стали поднимать на борт.
Нас стали раздевать. Хотя рядом сидела женщина, но после холодного купания всякое стеснение покинуло нас. Я с огромной радостью освободился от насквозь промокшей одежды. Кто-то набросил на меня куртку, в которую я закутался. Я сидел, словно старик, сгорбившись на скамейке, и дрожал от холода. Я заметил, что сходные ощущения испытывали и трое остальных невольных купальщиков.
На наше счастье ушедшая в самостоятельное плавание лодка удалилась недалеко. Нам удалось догнать ее еще до того, как над рекой сгустились густые, как хорошая сметана, сумерки. Взяв ее на буксир, мы направились к берегу.
Береговая полоса была тут пологая, и причалить можно было в любом месте. Мы вышли на сушу и наши "сухие" товарищи тут же занялись сбором хвороста для костра. Нас спасало то, что вечер был довольно теплый. Будь немного похолодней, я бы просто не пережил его, так как по-прежнему весь дрожал от холода. В своей жизни я попадал в разные ситуации, но не помнил, чтобы испытывал бы такую тотальную стужу. Казалось, что буквально все клетки моего тела были пронизаны ею. Из рюкзака, не разбирая, я достал первые попавшиеся вещи и стал натягивать их на себя.
Ко мне подошел Махонов. Он уже не только переоделся в сухую одежду, но казалось, полностью оклемался после холодного купания.
- Прошу прощения, я виноват в случившимся. Понимаю, что меня это не сильно оправдывает, но когда я вижу таких глупых и безответственных щенков, просто охватывает бешенство. Что будет со страной, если подобных ему окажется большинство. А я читал секретные исследования: количество такой молодежи, которая абсолютно ничего не хочет, которым на все наплевать, резко увеличивается. Прошу прощение еще раз.
- Слава богу, все обошлось. Так что вряд ли стоит по много раз просить прощение. Лучше сделать выводы, чтобы такие происшествия больше бы не повторялись. Насколько я понимаю, нам еще плыть довольно долго. А вода холодная...
Внезапно я услышал, как вице-премьер издал смешок.
- А знаете, вы мне по началу, мягко говоря, не слишком понравились. Но теперь я изменил свое мнение. Вы здорово себя вели в воде, спасли отца Антония.
- Вы тоже - молодец, Ярослав должен быть вам всю жизнь класть поклоны. Только благодаря вам его бренное существование будет еще некоторое время продолжаться.
- Да, это в самом деле так, - с какой-то странной интонацией протянул Махонов. - Удивительно, спас человека, совершил хороший поступок, а вот радости большой почему-то не испытываю.
- Вы же не хотели, чтобы он утонул, - пристально посмотрел я на него.
- Не хотел. А впрочем, черт его знает, чего вообще хочу. Ничего не могу с собой поделать, ненавижу таких, как он. Если бы вы видели подлинную статистику по наркомании и СПИДу, может быть, вы на многое бы взглянули немного иначе. - Махонов вдруг приблизился ко мне почти вплотную. - Мы проваливаемся в преисподнюю, нас скоро тут не будет, - прошептал он мне прямо в ухо. - Это земля опустеет, как после страшного вражеского нашествия. А нашествия-то нет, вот в чем загадка. Когда прочитал выводы по результатам исследования, то понял: кто-то включил механизм по нашему самоуничтожению.
- Поэтому вы здесь?
Несколько мгновений Махонов молчал.
- Не только поэтому. Но в том числе и по этой причине. Я хочу понять: что все это значит и можно ли выбраться из этой глубокой ямы, в которой мы все сидим? А без этого нет никакого смысла оставаться в правительстве.
Пока мы мило беседовали, запылал костер. Я буквально помчался к огню и сел, насколько позволял жар, как можно ближе к пламени.
Давно я не испытывал такого неземного блаженства. Струящиеся от костра потоки тепла согревали мое тело, окунали его в волны наслаждения, которое приносил этот воздушный Гольфстрим. Я чувствовал, как куда-то исчезли все другие желания. Я ощутил небывалую свободу, свободу от всего. Мне казалось, что я перенесся в иное измерение. Но эти замечательные ощущения длились совсем недолго, едва я согрелся, как все мгновенно исчезло.
Почувствовав, что окончательно оттаял, я переместился подальше от костра. И оказался рядом с Ярославом. Пламя высвечивало его лицо. Оно выражало полное безразличие ко всему. Он равнодушно взглянул на меня, затем достал из кармана сигарету и закурил от тлеющей головешки.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил я.
- А никак, - ответил он. Его голос прозвучал как-то вяло.
- Ты сегодня едва не погиб. Если бы Махонов тебя не спас...
- Вы хотите чтобы я ему поклонился в ножки, - усмехнулся парень. - Да пошел он... Видел я таких. Испугался, вот и спас. Знаешь, чтобы ему было за мое у******о.
- Ты считаешь, что люди руководствуются в своих поступках только плохими намерениями?
- А чем же еще? Или вы верите тому, кто говорит, что собирается спасти мир. Нашли дураков. Каждый за себя. Вот взгляните на этот зоопарк, - кивнул он на сидящих вокруг костра, - все они на чем-нибудь свихнулись. Потому тут и тусуются. А не было бы сдвига по фазе, сидели бы все по своим хатам да пакости всякие другим придумывали бы.
- Тебе сколько лет?
Ярослав подозрительно посмотрел на меня, как на человека, от которого можно ждать провокаций.
- Ну, семнадцать. И чего?
- Да ничего, я просто прикидываю, когда мне было столько же, что творилось в моей голове. Пожалуй, там было больше, чем в твоей. Маловато же ты приобрел представлений о мире за такой срок.
- А мне хватает. И вообще, чего ты ко мне пристал. Купание что ли так подействовало?
- Пожалуй, действительно подействовало, - признался я. - Здорово я перетрухнул. А ты?
- Я - тоже, - чуть помедлил с признанием Ярослав. - Ну и холодрыга была. А когда под воду пошел, почувствовал, что все.
- Не страшно было умирать?
Несколько секунд Ярослав наблюдал за огненными плясками костра, затем зябко поежился.
- Страшно. Как подумаю, что я уже мог бы покойничком быть, лежать в этой мерзкой тине, прямо жуть берет. Как будто куда-то заглядываю. А куда, черт его разберет.
- И понять, куда, не желаешь?
- Да чего ты ко мне прилип? Сейчас бы покейфовать?
- А ты уже пробовал?
Ярослав довольно долго молчал.
- Ну, пробовал и что? Твое какое дело?
- Да, никакого. Просто в одной лодке плывем. Хочется знать, вдруг ты накуришься и сядешь в нее. Ты же видишь, одно неверное движение - и все в ледяной воде.
- Не волнуйся, что я идиот, не знаю, когда можно. - Ярослав вдруг придвинулся ко мне. - Курнуть хочешь?
- У тебя есть?
Парень посмотрел на меня, как на идиота.
- Стал бы предлагать, коли не было бы.
- Тебе нравится это дело?
- А то нет. Самое приятное - словить кайф. Баб тут нет, эта не считается, - показал он на Анну, - она какая-то со сдвигом. А я таких не люблю. Только это и остается. Ну так как?
- Не здесь же.
- А чего, можно и здесь. Плевал я на них.
Я почувствовал нерешительность. Что делать в такой ситуации? Оставить Ярослава в покое - пусть вытворяет, что пожелает, - или каким-то образом воспрепятствовать его намерениям. Но имею ли я на это моральное право?
- Давай поговорим об этом после ужина. Видишь, уже все готово.
- Как хочешь. А кайф сегодня непременно словлю. А если захочешь, присоединяйся. Тебе понравится.
- Спасибо за приглашение.
Ужин был самый простой - в большом котле дымилась картошка с тушенкой. Но у меня пробудился такой зверский аппетит, что я никак не мог насытиться. Я подумал, что еда иногда тоже способна приносить настоящий кайф. После целого дня путешествия по реке, на свежем воздухе, сидя у теплого костра под звездным небом все ощущения приобретают совсем другую остроту.
Восхитительный ужин подходил к концу. Я увидел, как внезапно кто-то встал и вышел к костру. Это был Северин.
- Друзья, нам пора поговорить друг с другом. Вечер прекрасный и лучше времени для этого не найти. Я предлагаю через полчаса собраться тут всем. Посмотрим, что у нас выйдет из нашей беседы.
Я пошел к реке мыть посуду. Вода снова обожгла мою кожу. Но река была тихой и спокойной и не таила на данный момент никакой угрозы. Я вдруг испытал странное дружеское чувство по отношению к ней, словно к одушевленному существу. Ведь сегодня она могла меня погубить, но смилостивилась, оставила в живых.
Я вспомнил, что на Востоке поклоняются речным, лесным духам. Там воспринимают природу такой же одушевленной, как и человека. Между ними не делают разницы, река, озеро или лес обладают таким же сознанием, что и мы. Меня охватило желание поблагодарить это невидимое существо, которое помогло нам всем выжить.
- Эй, хочешь словить кайф, - услышал я тихий голос за спиной.
Я обернулся и увидел Ярослава.
Мой ответ удивил меня самого, даже больше, чем Ярослава, который полагал, что я откажусь.
- Пойдем.
Мы углубились в лес. Ярослав достал из кармана пачку сигарет.
- Не бойся, в них слабенькая травка. Далеко не улетишь, но немного кайфа словить можно. Ну как, в полет?
- В полет. Заводи мотор.
Ярослав хмыкнул, сунул мне сигарету в рот и поднес зажигалку. Я закурил.
Сперва я ровным счетом ничего не испытывал, если не считать горечь от непривычно едкого дыма. Но внезапно мою голову словно заволокло туманом. Я ощущал шершавые прикосновения порывов прохладного ветра, видел проступающие из темноты стволы деревьев, лунный серп над головой. Но одновременно пребывал в каком-то ином измерении, где всего этого не существовало. Зато вокруг была разлита какая-то непривычная теплота, она укутывала меня с ног до головы, словно байковое одеяло. Мне было хорошо, как никогда.
- Эй! - раздался прямо в моем ухе чей-то громкий голос, затем мое тело кто-то стал трясти, как яблоню при сборе урожая.
Укутавшее меня тепло стало быстро исчезать, вместо этого я ощутил привычные порывы прохладного ветер. Я открыл глаза и увидел Ярослава, который тряс меня за плечо.
- Ты как, в порядке. Я уж испугался. Видел бы ты себя. Такого блаженного фейса я не припомню. Я ж обещал: кайф словишь. Правда здорово?
Я медленно кивнул головой. Мне вдруг стало страшно; теперь я ясно понимал, как все это происходит, как уплывает человек из этого грубого мира в призрачный мир, как растворяется он в нем без остатка. И попытка вернуться из него воспринимается как насилие. Хочется вновь и вновь переживать эти необычно яркие ощущения.
Ярослав довольно грубо схватил меня за руку.
- Идти можешь? Там уже начинается тусовка.
- Могу.
Я сделал шаг и покачнулся, все поплыло перед глазами . Если бы Ярослав меня во время не подхватил, я бы шлепнулся на землю.