Ангел-мечтатель

Глава 10.15

— Уже думал, что не смогу сегодня позвонить, — начал я разговор с моей дочерью с проверки правдивости карающего меча, — но зарядки как раз вовремя принесли.

— Ой, ты прямо с языка снял! — снова затараторила она извиняющимся тоном. — Я все время забывала тебя спросить, а мы с Игорем уже давно думаем, как вам их передать …

— Вас кто-то просил об этом? — мгновенно напрягся я, решив, что если карающий меч солгал мне, то никакое любопытство в отношении источника моей осведомленности меня не остановит.

— Да нет! — протянула она совсем расстроенным голосом. — Возле нас же вообще уже никого из ваших не осталось … Ну, разве что Тоша, но он … ты не поверишь — уже совсем очеловечился. Так что хорошо, что вы сами с зарядками справились, а то я не переживу, если ты звонить перестанешь … — Голос у нее зазвенел.

— А нового никого рядом с вами не появилось? — прочистив перехваченное на миг горло, перешел я к проверке памяти карающего меча — если у юного мыслителя все еще нет охраны, то … не пропадать же чуть ранее возникшим добрым намерениям.

— А ты откуда знаешь? — помолчав, медленно проговорила моя дочь с явным колебанием в голосе.

— Дара, неужели нужно объяснять тебе, что я в курсе всего, что вас касается? — развеял я ее сомнения ироническим укором. — Но давай представим себе, что я еще ничего не знаю, но очень хотел бы — мне интересно твое мнение.

— Вчера появились. Двое, — с явным облегчением вернулась она к своей обычной свободной открытости. — Крутятся, в основном, вокруг Игоря, но держатся в стороне. Мы с ним сравнивали свои ощущения — угрозы от них точно не исходит.

— Я тоже думаю, что опасаться их не стоит, особенно если они не приближаются, — поддержал я ее вывод, оставив при себе соображение, что сокращение дистанции предписывается охране только в случае возникновения непосредственной опасности их объекту.

— Ну, если ты о них знаешь, то и вовсе беспокоиться не о чем, — вновь продемонстрировала моя дочь безупречную логику своего мышления.

Любопытно отметить, что в тот же день Татьяне пришло первое сообщение от юного мыслителя — с характеристикой отобранного аналитиками кандидата в их агенты на земле. Из чего я заключил, что высшая каста великодушным и заботливых представителей правящего большинства соизволила выделить охрану самому юному и внештатному, между прочим, сотруднику исключительно одновременно с первым заданием.

И я бы не удивился, узнав, что такая меркантильность в использовании даже интеллекта называется у них эффективностью и относится к разряду высших достоинств.

Объяснять Татьяне, как раскрывать свернутые юным мыслителем материалы, мне не пришлось — очевидно, сказалось ее тесное общение с опекуном моей дочери в их общем земном офисе.

Окончательным подтверждением моего предположения послужило то, что она мгновенно разослала полученные досье всем присутствующим посвященным, включая меня — я едва успел загнать под пресс ворвавшуюся в сознание карающего мера и бывшего хранителя информацию.

Согласно тут же последовавшей от первого директиве, нам надлежало изучить досье — с тем, чтобы обсудить их во время ежевечернего отсутствия подкидыша, извратив их до полной неузнаваемости и полной же безрезультатности любых принятых на их основе решений.

Директива карающего меча поступила сначала в мое распоряжение — уведя ее подальше от лихорадочно замигавших светильников в его сознании, я аккуратно, с ювелирной точностью, завел ее точные копии под бешено вращающийся блок бывшего хранителя и в первый же не обращенный ко взгляду извне иллюминатор фильтра Татьяны.

Так, вновь по срочной необходимости, родился алгоритм всего нашего последующего мысленного общения в присутствии сканеров.

Обсуждение присланных досье, однако, мы проводили только после дезактивации чувствительных приборов. По моей просьбе. Возникшей прямо в ходе первой … дискуссии, с позволения сказать.

Мне она напомнила видео-конференции из тех времен, когда к Татьяне уже вернулась память, а я еще находился на земле. Тогда в них тоже, в основном, карающий меч с бывшим хранителем постоянно первую скрипку друг у друга из рук вырывали: первый плевался во все стороны безапелляционными командами, второй в ответ взрывался стенаниями о правах и свободах. Если кто-то другой пытался слово вставить, оно всегда оборачивалось ведром бензина в огонь их персональной баталии.

Сейчас тоже карающий меч требовал, не мудрствуя лукаво, просто поменять в полученных досье белое с чёрным — не давая себе труд задуматься над тем, как на фоне этих изменений будут выглядеть исходные доклады его собственных, пусть даже бывших подчиненных.

Поклонник прав и свобод ему, естественно, возражал, предлагая дополнить досье до эклектического нагромождения противоречивых выводов и туманных рекомендаций — не оставляя, по всей видимости, попыток заставить аналитиков признать анализ его сына неудовлетворительным и исключить его из проекта.

Татьяна время от времени коротко указывала на эти противоречия в его витиеватых умопостроениях — но в целом молчала, зашторив все иллюминаторы своего фильтра маскировочным полотном с удвоенным количеством имени юного мыслителя на нем.

А я … я тоже ничего не мог сказать. Эти досье составлялись для представителей нашего течения, на их основе должна была строиться тактика их воздействия на кандидатов — и мой мозг категорически отказывался работать в направлении, ведущем к ее провалу.

Мне не оставалось ничего иного, как воззвать к Гению. И он снова пристыдил меня — оказалось, что отсутствие его ярко выраженной реакции на бесконечный поток передаваемых мной материалов юного мыслителя вовсе не означает отсутствие интереса к ним. Более того, скорость, с которой он откликнулся на мой призыв — уже со своими предложениями — ясно указывала на то, что он не только ознакомился со всеми полученными документами, но и изучил их под углом предстоящих корректировок, поскольку знать, на какого кандидата падет выбор аналитиков, не мог никто.

Если только у Гения не обнаружилось доступа и к ним, мелькнула у меня мысль — как он сам говорил, сейчас уже ничего нельзя исключать со стопроцентной уверенностью.

Изменения в досье он предложил ювелирные. Ни один из выводов юного мыслителя не менялся — менялся их рельеф: одни выпячивались чуть сильнее, другие сглаживались, а третьи и вовсе затушевывались в тени первых. И все это — удачно построенной фразой, перестановкой акцентов и к месту введенным оценочным суждением. Так мастер кисти несколькими штрихами придает плоской картине глубокий объем.

При воспроизведении этого шедевра даже у меня дух перехватывало.

Реакция светлой публики оказалась вполне предсказуемой — неприятие любого соображения, высказанного представителем нашего течения, без всякого сомнения стоит самым первым пунктом в их катехизисе и преподается им прямо на самом первом, вводном занятии сразу после перехода с земли.

Татьяна, у которой светлые догмы еще не успели войти в кровь и плоть, первой признала гениальную простоту озвученного мной предложения. Явив мне в одном из иллюминаторов своего фильтра, прежде зашторенного именами юного мыслителя, его самого — в величественной позе, со сложенными на груди руками, гордо закинутой головой, устремленным в даль задумчивым взором и печатью глубоких раздумий на челе.

Не став разглядывать, светится ли вокруг его головы нимб или ее украшает всего лишь лавровый венок, я отпрянул от сознания Татьяны. Отметив про себя, что если недалекие родители навязывали юному мыслителю именно такой облик на земле, то немудрено, что он предпочитал в себе замыкаться.

Мои подозрения тут же подтвердились — его отец согласно закивал вслед его матери. Уставившись прямо перед собой ничего не видящим взглядом, напряженно хмурясь, отчаянно моргая и шевеля губами — словно старательно что-то запоминая.

— Ну, понятно, — буркнул наконец и карающий меч, — кто бы еще все с ног на голову одним словоблудием переставил.

С тех пор во всех так называемых обсуждениях я участвовал в роли простого проводника информации. Чем от всей души наслаждался: и неизменным высочайшим мастерством Гения, и выражениями лиц моих светлых партнеров, когда очередное его предложение разносило в пух и прах их собственные неуклюжие потуги, и относительным отдыхом.

Кроме этих моментов, ослабить жесткий контроль одновременно за четырьмя сознаниями, включая мое собственное, я мог только в удалении от сканеров — то есть во время разминок перед работой и на втором этаже во время перерыва в ней. Да и то — разминаться со мной постоянно вызывался карающий меч, в результате чего о полном расслаблении сознания не могло быть и речи. Его физические данные всегда превышали ментальные и имели некоторые шансы при встрече с моими, а ежедневную демонстрацию скромности и отсутствия стремления к лидерству я счел чрезмерной.

В эти моменты на меня снова веяло старыми добрыми временами на земле.

А вот за вторым этажом я очень скоро признал название, данное ему карающим мечом. Только там позволял я себе настоящий отдых.

Никакого напряжения от постоянного давления на блоки карающего меча и бывшего хранителя.

Никакого неудовлетворение от неподдающейся загадки Татьяниного фильтра.

Никакой бдительности при трансляции нашему главе типичной для светлых демонстрации своего превосходства.

Никаких угрызений совести при занесении в сканер данных о неизменно провальных действиях сотрудников нашего отдела в отношении избранных светлыми объектов.

Никакого опустошения от непрерывной передачи информации Гению и обратной от него, от которых я уже начал чувствовать отдаленное родство с любимой игрушкой опекуна моей дочери.

Только там и тогда мог я собрать воедино все части своего многократно раздробленного сознания и дать ему понежиться в полном бездействии.

Используя каждое мгновение блаженных передышек для восстановления сил, я не сразу обратил внимание на необычное поведение карающего меча и бывшего хранителя.

Первый молчал — что само по себе должно было насторожить меня. Причем с закрытыми глазами и отрешенным выражением на лице. Отдыхать ему было просто не от чего, и я заподозрил некий мысленный контакт, который он явно предпочитал скрывать от всех остальных. И который вполне мог быть условием спонтанного введения в игру еще одного светлого.

Еще не восстановившееся сознание резко воспротивилось сокращению законного отдыха, но я все же направил его в короткую ознакомительную экскурсию за непроницаемую маску карающего меча. Хватило самого мимолетного взгляда.