Оба хранителя застонали в унисон: один — вырвав у Татьяны руку и театрально прикрыв ею глаза, второй — обхватив руками голову.
Татьяна как будто и не заметила очередное позерство своего кумира, глядя во все глаза на сына.
Дара бросила на меня испытывающий взгляд — я ответил ей широкой улыбкой законной гордости.
— Как Вы представляете себе этот контакт? — невозмутимо поинтересовался Гений.
— Мы понимаем, — продолжил его собеседник, — что большинство людей еще не готовы принять вас как реально существующие объекты. Особенно, если выйдет наружу правда о ваших прежних действиях среди них. Но в некие высшие силы — под разными именами — большинство все же верит. А также готово поддержать лидеров, многократно превосходящих их и знаниями, и способностями, — стрельнул он глазами в сторону опекуна моей дочери, — если те завоевали их доверие — не одни выборы тому примером. — У бывшего хранителя раздвинулись пальцы все еще прижатой к лицу руки и между ними показался один, вдруг ярко заблестевший глаз. — А у таких лидеров вполне могут оказаться советники из ваших, и если люди увидят, что те действительно, на деле работают на их благо …
— И как же Вы намерены завоевывать их доверие? — В голосе Гения уже тоже прозвучал нескрываемый интерес.
— Постепенно, — твердо ответил ему юный мыслитель. — Никакого внушения. Никакого вашего зомбирования. С людьми нужно говорить, их нужно убеждать, показывать им причины и учить видеть их связь с последствиями. Их нужно научить снова думать — и извините, но вашими усилиями эта задача сделана чрезвычайно сложной.
Опустив глаза, он помолчал немного. Затем вновь посмотрел на Гения — в упор, и твердость в его взгляде сделалась непоколебимой.
— И делать это, — произнес он, отчетливо выговаривая каждое слово, — мы будем только вместе с людьми. Одних только ваших советников у нас не будет. Люди имеют полное право принимать самое активное участие в улучшении своей жизни.
Пальцы бывшего хранителя снова сомкнулись на запрокинутом к потолку лице … но очередное нарушение порядка переговоров пришло с неожиданной стороны.
Раздался стук в дверь. Входную.
В комнате повисло абсолютное молчание. Как будто кто-то звук в телевизоре выключил в момент демонстрации отчаянного боя. Только вместо пуль эту вязкую тишину пронизывали взгляды.
Я встревоженно посмотрел на мою дочь — чуть нагнувшись вперед, она стрельнула глазами в сестру и тут же закрыла их, словно собираясь с силами. Юный мыслитель накрыл ее стиснутые на коленях руки своей — она ответила ему совершенно бесшабашной улыбкой, отразившейся — бледным подобием — на лице ее сестры. Сын хозяев дачи немедленно поднялся и вышел из комнаты.
Справа от меня послышался гортанный клекот — встопорщив все свои белоснежно-праведные перья и выкатив глаза, бывший хранитель уже поднимал обвинительно указующий перст в сторону своего бывшего коллеги. Татьяна перехватила его движение, навалившись всем телом на его руку и настороженно косясь на сына. Взгляд опекуна моей дочери метался в панике между ней с юным мыслителем и мной с Гением.
Последний же подался всем телом вперед, подобравшись, как перед броском, и не сводя загоревшихся охотничьим азартом глаз с двери в комнату.
Которая вдруг резко распахнулась — через мгновенье после оглушительного грохота входной — и в комнату ворвался еще один объект моих долгих и неустанных …. самых долгих и неустанных трудов на земле по раскрытию истинного облика светлых. И судя по молниям в глазах, направленных на бывшего хранителя — куда более успешных трудов, чем мне еще недавно казалось.
— Дара, ты совсем с ума сошла? — набросился на мою дочь ее опекун.
— Не сметь так с моей дочерью … ! — напомнил я им обоим о самом надежном источнике ее защиты и поддержки.
— Это я, — перебила меня сестра моей дочери, глядя на своего родителя исподлобья. — Я знала, что вы Олега слушать не станете.
— Кто это? — глухо донесся до меня мысленный вопрос. Вместе с волной туманящего сознание аромата.
Я резко повернул голову — Гений исчез.
— Марина! — расплылась Татьяна в торжествующей улыбке, приподнимаясь и завороженно глядя на подругу.
С другой стороны изысканно-душистой волны на меня нахлынул запах бензина. Острый, почти едкий, но отнюдь не раздражающий — если не считать мою дочь, единственной привязанностью, по которой я бесконечно скучал, покинув землю, была машина.
Вдобавок он вернул ясность моему слегка пошатнувшемуся мышлению — и я вспомнил, от кого в инвертации он исходит.
Брошенный вправо взгляд немедленно подтвердил неизменную точность моего обоняния — бывший хранитель не нашел ничего лучшего, чем демонстративно скопировать предусмотрительность Гения.
— Сиди, подруга дорогая! — пригвоздила Марина его бывшую подопечную к стулу отнюдь не теплым взглядом. — И красавцу своему скажи, что я его видела — так что пусть назад материализуется, а то подойду поздороваться … и там уж, по чем попаду.
Бравый бывший хранитель немедленно вернулся в видимость, откинувшись на спинку стула с видом оскорбленной невинности.
— Что ты мне здесь из себя строишь? — тут же переключилась на него Марина. — Вы зачем сюда явились? Снова бунт на земле подавлять? Неукоснительность проведения своих планов на ней обеспечивать? По массовому загону дичи — простой же охоты Вам уже мало! Да еще и детскими руками? Они не только ваши — они и наши дети, земные! Вы явились им память об этом вытравить?
— Марина! — попыталась обезоружить ее моя дочь своей неотразимой улыбкой. — Мы ведь здесь затем и собрались, чтобы совместный план действий обсудить …
— Ты сколько их знаешь? — не дала ей закончить та. — А вот я побольше, и с методами их мозги набекрень сворачивать поближе знакома. Совместный план действий, говоришь? — презрительно фыркнула она. — Скажи еще — по защите земли от себя великих! И людей обсуждать его они почему-то не пригласили: мне о нем вы сообщили, и его, — мотнула она головой в сторону сына хозяев дачи, — вы же сами с собой привели.
Моя дочь с юным мыслителем и сестрой замерли, опустив глаза, в полной неподвижности. Зная особенности их мысленного общения, я осторожно, с глубоко отточенным мастерством, попытался просочиться в сознание моей дочери … и наткнулся на совершенно непроницаемый блок.
За которым, вполне возможно, уже прорастали ядовитые зерна, брошенные Мариной.