А потом Анатолия арестовали — поймав с поличным на распространении истории Татьяны. И она категорически отказалась сдавать выпускные экзамены и возвращаться на землю.
И наорала на меня — буквально наорала! — за идею прорвать информационную блокаду земли. Как будто это я придумала обыскивать ангелов на их же территории. А может, это им не нужно у себя диктаторские законы вводить — или наоборот, нужно учить своих соплеменников обходить их?
А потом она полностью замкнулась. О том, что она выпросила себе продолжение обучения, о том, как оно проходило, я узнавала от Стаса. Редко. По голосу его было слышно, что он снова на грани нервного срыва.
В последний раз Татьяна вышла с нами на связь, когда и аспирантура ее подошла к концу. И когда у Стаса снова было все готово, чтобы переправить ее в подполье на земле, пока он будет ее Анатолия на свободу вытаскивать.
Выслушав его, Татьяна бесстрастно объявила, что остается у небожителей, от которых уже получила предложение чрезвычайно интересной работы — на каковое намерена дать согласие прямо во время защиты диплома.
Тут уже я не выдержала.
Совсем умом тронулась? Или таки промыли мозги до основания? Не понимает, что ли, что теперь Анатолий отвергнет любую попытку освободить его силой? А мелкий? Мы зачем ей вообще память возвращали?
К моему невероятному удивлению, Стас меня не поддержал. Его бесхребетность вместо ожидаемых громов и молний взбесила меня окончательно — я почувствовала за ней очередные недомолвки. Многочисленные и обширные.
Ощущение это только усилилось, когда Стас — как только Татьяна отключилась — сообщил мне ориентировочное время окончания ее защиты и велел неотлучно быть на связи, ожидая его вызова.
Я была на связи задолго до указанного времени. И бесконечно долго после него. Вызова не было.
Когда закончился рабочий день, я смогла, наконец, метаться по офису, не опасаясь удивленных взглядов своих сотрудников. Киса безмолвной тенью семенил за мной — из кабинета в коридор, затем в холл, затем назад …
Лучше бы хоть звук издал — на молчаливую тень наорать не получалось.
Получилось, когда зазвонил телефон.
— Сколько можно? — выпустила я, наконец, все скопившееся напряжение, даже не глянув на номер. — Что случилось?
— Марина, у меня очень мало времени, — послышалась в трубке приглушенная скороговорка.
Я даже не сразу узнала ее. Татьяну. Она тараторила вполголоса, задыхаясь и проглатывая окончания слов, но главное — это был ее обычный, человеческий голос. И до меня вдруг дошло, что я уже успела отвыкнуть от него за эти чертовы несколько месяцев.
Это был тот ее голос, которым она всегда сообщала мне на земле о крупных неприятностях.
— Татьяна? — на всякий случай переспросила я. — Ты экзамены сдала?
— Нет, — отрезала она. — Это неважно …
— Тогда еще раз — ничего не поняла, — прижала я трубку плотнее к уху.
— У нас проблемы, — понеслось мне в него на одном дыхании. — Большие. Очень большие. Тут такое открылось — ужас! Нападение на людей. Готовится. На всех. А эти — все сами и сами. Как всегда. А я говорю, что без тебя никак. — Она вдруг охнула и добавила еще быстрее: — Жди Стаса. Скажи ему, что все знаешь, — и отключилась.
Я посмотрела на телефон — действительно отбой.
Потом телефон почему-то полетел к стене.
В фантастически плавном движении, как в замедленной съемке, Киса поймал его на лету.
Моргнув, чтобы отогнать несомненное видение, я протянула руку.
Сделав всего один опасливый шаг, Киса потянулся и вложил в нее телефон.
Линия Стаса была отключена.
Линия Анатолия была отключена.
Линия Макса была отключена.
Произнеся трижды практически одну и ту же фразу, Тоша, наконец, что-то заподозрил.
— Марина, что случилось? — озабоченно залопотал он.
— Не знаю! — выстрелила я раздражением в него за неимением более подходящих мишеней. — Но что-то случилось. Набирай Стаса.
— Да говорю же тебе… — с досадой начал он.
— Набирай, я сказала! — оборвала я его. — Со своего номера. Мой они, как видишь, блокируют.
— Да что случилось? — проняло, в конце концов, его.
— Звонила Татьяна, — сообщила я ему самое главное. — У нас большие проблемы. Здесь. Стас должен сказать, какие.
Тоша набирал их номера еще добрый час — связи не было. Оставалось только то, что я всегда на дух не переносила, а в последнее время и вовсе возненавидела — ждать.
Ждать пришлось до следующего дня. Домой я отправилась под утро, чтобы хоть умыться и переодеться. Ни о сне, ни о еде даже мысли не возникло. В офис я тоже не вернулась — позвонила и предупредила, что приболела. Метаться еще один рабочий день по своему не такому уж большому кабинету — нет, спасибо.
Стас позвонил, когда мне и моя квартира уже небольшой показалась.
— Ты где? — отрывисто бросил он без всяких расшаркиваний.
— Дома, — так же коротко ответила я.
— Одна? — Мне послышалось разочарование в его голосе?
— С Кисой, — сообщила я ему очевидную истину.
— Сейчас буду, — тяжело вздохнул он.
Предупреждение пришлось весьма кстати. Я сварила себе кофе, чтобы привести мысли в порядок, и на самые первые места в этом порядке поставила: не орать, не двигаться, никак не выражать, что чувствую. Если сорвусь, он сразу поймет, что я ничего не знаю.
Пункт «Не задавать вопросы» я поставила в конец списка — и поставила возле него знак вопроса.
Стас явился, как черт из табакерки, на своем обычном месте — возле телевизора. Я села не на диван напротив него, а в кресло рядом. И никаких привычных похлопываний по месту рядом со мной сегодня не было — я положила руки на подлокотники и крепко сжала их.
Киса нервно дернулся к окну — и шагнул назад, к моему креслу, с тяжким вздохом.
Стас остался стоять, где стоял.
— Я так понял, ты уже все знаешь? — уставился он на меня тяжелым взглядом.
— Раз ты здесь — значит, не все, — холодно ответила я.
Он продолжил Татьянин сбивчивый анонс катастрофы короткими отрывистыми фразами. Пункт «Не орать» оказался не актуальным — время каких бы то ни было переговоров с этими чудовищами прошло.
Я знала. Я всегда знала, что людям не стоит ждать ничего хорошего от тех, кто совершенно откровенно считает себя высшей расой. Я просто чуяла, что за всеми их проповедями о развитии личности и стремлении к высоким идеалам стоят куда более низменные цели. Они представлялись мне дрессировщиками в цирке, кнутом и пряниками вынуждающих братьев своих меньших выполнять нужные им трюки.
Все оказалось еще проще. Они людей, как карасей, прикармливали. Перед рыбалкой. Промышленных масштабов рыбалкой — с сетями и тралами — любительское сидение с удочкой их уже больше не устраивало. Ну, правильно — множится высшая раса в богатых угодьях, и аппетиты ее растут.
Стас замолчал, прислонившись спиной к стене и принялся гипнотизировать меня, играя желваками. С самого начала он засунул руки в карманы джинсов — сейчас они были сжаты в кулаки.
— Но это же немыслимо! — вдруг каркнул Киса в повисшей тишине.
— Марина, я тебя прошу, — не обратил Стас на его слова ни малейшего внимания. — Сейчас не время для резких телодвижений.
— Тоша в курсе? — спросила я, чтобы выиграть время.
Мне нужно было придумать, как побыстрее спровадить его. А потом…
Тоша проверку на надежность прошел после Татьяниной аварии, когда у меня руки опустились. И к земле он лучше их всех адаптировался. И его умение мгновенно перемещаться с места на место сейчас, как никогда, кстати было.
— Еще нет, — ответил Стас, всем своим видом давая мне понять, кто стоит у него на первом месте в списке приоритетов.
Раньше это бы мне польстило. Сейчас же мне показалось, что я и на первом месте в списке его охотничьих целей вполне могу располагаться.
— А Игорь? Дара? — вспомнила я о других жертвах высшей расы.
— С мелким Анатолий беседует, — с готовностью отозвался Стас. — Перед ним большая задача стоять будет. А девчонке впутываться в это незачем.
Впутываться? После того, как ей роль пастуха на тучных пастбищах отвели — не спросив согласия? А теперь ей положено — вместе со вверенным стадом — терпеливо дожидаться, пока эти кукловоды их оттуда выпутают?
— А меня ты в известность поставил, — прищурилась я, — потому что Татьяна вам выбора не оставила?
— Нет, — тут же набычился он. — О тебе первая мысль была. Ее я тебе вдолбить и пытаюсь. В этом деле ты участвовать не будешь. Точка.
Вдолбить? Даже не внушить, а вот так — прямо и откровенно? Отбросив даже видимость сотрудничества — кажется так он прежде мое участие в своих операциях называл, когда ему полевой агент на земле нужен был? Ну, понятно — теперь вполне можно указать тому на его место. И в самом деле — с какой это стати ему ввязываться в драку божеств на Олимпе? В которой они решают, кому власть над аборигенами достанется.
Откинув голову на спинку кресла, я улыбнулась. Ощущение свободы было ошеломляющим.