Погибают всегда лучшие

Глава 7

     Я вернулся домой,  в холодильнике оставался последний пакет пельменей, я бросил их в кастрюлю и стал ждать, пока они закипят. Физическая боль от столкновения с рэкетиром прошла, но покоя не давала душевная травма от понесенного поражения.  Давно я не терпел такую неудачу.

Но один положительный итог случившееся все  же  имело:  я  вдруг  ясно осознал, что пора кончать терзать себя прошлыми событиями, которые все равно уже не изменить,  и настало время обдумать ситуацию. Однако принять такое решение было несравненно легче, чем прийти к каким-то конкретным выводам. Я вдруг подумал о том, что неплохо было бы узнать, как идет расследование убийства брата. Сегодняшний эпизод должен заинтересовать следователя,  ибо  он  явно  имеет непосредственное отношение к этому делу.

     Я съел пельмени, еще раз открыл холодильник и убедился, что больше продуктов в нем нет.  Денег у меня не  было  тоже.  Какие-то  гроши должны были  оставаться  на  моем  счету,  и я решил совершить визит в банк. До него можно было дойти пешком; преимущество небольших городков в том, что в них все находится поблизости.

     Я вошел в банк, подошел к оператору.

     - Я  бы хотел снять со своего  счета  всю  оставшуюся  сумму,  там должны еще быть какие-то крохи,  - сказал я, протягивая  ей свою сберегательную книжку.

     Девушка набрала на компьютере номер моего счета,  затем удивленно взглянула на меня.

     - Вы хотите взять всю сумму?

     Девушка назвала  ее  и теперь настала моя очередь изумленно уставиться на нее. Эта цифра раз в десять превышала ту, что должна была по моим подсчетам находиться на моем счету.

     - Но у меня не может быть таких денег,  - сказал я.  - Откуда они взялись?

     - Вчера на ваш счет пришло подкрепление.

     - Подкрепление? Но кто его послал?

     - Этого я не знаю. Я могу сказать вам только сумму.

     - Тогда подождите делать операцию, я должен подумать.

     Я присел на расположенное в зале мягкое кресло.  Я знал, что этот банк контролировался  Вознесенский  и почти не сомневался,  что деньги были положены на мой счет им.  Больше сделать это во всем мире некому.

Но просто так такие вещи не совершаются,  если я приму эту помощь,  то тем самым дам ему понять,  что согласен на сотрудничество с ним.  Но я до сих пор не знаю, чего ему от меня надо? Я даже не могу быть до конца уверенным, что это не он стоит за организацией взрыва.

     Деньги мне  были нужны позарез.  Но оправдан ли риск их принятия, ведь уверенности, что мне удастся вернуть их в ближайшее время, у меня нет.  С другой стороны эти средства помогут мне восстановить мою физическую форму;  кроме того, я получу возможность помочь Оксане и ее детям. А ради этого стоит рискнуть.

     Я снова подошел к окошку оператора.

     - Снимите половина той суммы, что на моем счете, - сказал я.

     Следующим пунктом моего маршрута была прокуратура. Она помещалась в большом двухэтажном старинном особняке;  когда-то этот дом принадлежал одному из самых богатых купцов города и до сих пор его называли по имени прежнего владельца - Никитина - никитинским. Пойти к Никитину на местном сленге означало отправиться в милицию.

     Само собой разумеется, что у порога меня встретил вооруженный автоматом постовой.  Я долго объяснял сперва ему, затем вышедшему ко мне офицеру цель моего посещения этого красивого здания. Мои усилия оказались вознаграждены,  хотя меня долго не желали пускать; и все же через час  мне  удалось попасть на прием к следователю,  который расследовал у******о моего брата.

     Мы оказались не только ровесниками,  но по его поджарой фигуре  я понял, что он много времени уделяет спорту. У него были сильные руки и мощные плечи,  что выдавало в нем борца. Еще недавно я имел схожую фигуру. Хотя он пытался казаться невозмутимым,  но по каким-то безотчетным признаком я чувствовал, что он отнюдь не в восторге от моего посещения и даже волнуется.

     Я хотел было представиться, но он прервал меня.

     - Я знаю,  кто вы. Между прочим, я был вашим болельщиком, - почему-то усмехнулся он. - И жили мы почти по соседству. Вы меня не помните?

     - Нет,  - честно признался я.  Вознесенский,  кажется,  был прав, уверяя, что меня знают в городе и стар и млад.

     - Я  приехал в город как раз тогда, когда вы собирались уезжать из него. Поэтому мы жили рядом очень недолго. Вот и не запомнили. Моя фамилия Очалов, Валерий Михайлович.

     - Не помню.  - Наверное, я, в самом деле, мог его встречать, но память не сохранила в моем мозгу отпечатка этого лица. Впрочем, это было и не удивительно, так как оно было на редкость безликим.

     - Что вы хотите мне сказать?  - спросил следователь. - Только коротко, я должен сейчас ехать по важному делу.

     Я рассказал о своем столкновение с рэкетиром.

     - Я полагаю,  что он живет на "Хуторке". Если мы его разыщем, это  может помочь следствию.

     - Вы думаете? - без большого энтузиазма отозвался Очалов. Он внимательно смотрел  на меня, и я бы отдал многое,  дабы узнать,  о чем он думает.

     - Можно сделать его фоторобот.

     - Вы полагаете, что вы живете в Москве, у нас нет такой техники.

     - Но я могу описать его приметы.

     - Хорошо, я сейчас уеду, а вы оставьте ваше описание дежурному.

     - А есть ли у вас какие-нибудь зацепки или хотя бы версии?

     - Есть и версии и зацепки, но я вам не могу о них говорить.

     - Но все же я брат убитого.  Да и покушались на меня, а не на него.

     - Мы в этом не уверены.

     - Что значит не уверены?! - Последнее утверждение Очалова повергло меня в изумление. - Вы полагаете...

     - Да, мы проверяем дела, которыми занимался ваш брат.

     - Но он ничем не занимался, до того, как я предложил ему работать в магазине, он работал на заводе.

     - А вы полагаете,  что работая на заводе, нельзя было иметь крупных дел. Вы многого не знаете.

     - Я действительно многого не знаю из того, что происходит в городе,  но это не касается моего брата; уверяю вас, Алексей был абсолютно чист. Он ни в чем не был никогда замешен.

     - Мы проверяем это. И обнаружили уже кое-что интересное.

     - Это связано с Алексеем?

     - Пока мы точно не знаем, но там, где он работал, творились любопытные дела... Извините, больше сказать не могу. - Очалов посмотрел на часы,  и я автоматически отметил, что они очень дорогие; в этом я немного разбирался,  так как сам любил высококлассные и только  фирменные часы.  - Извините, но я должен идти. Оставьте свое описание, мы непременно займемся этим парнем.  И как только появится информация,  мы вас известим.

     Я вышел из следовательского кабинета, у дежурного попросил листок и составил  описание  моего противника.  Потом отдал его милиционеру и вышел из управления.  Заявление Очалова о  том,  что  они  подозревают Алексея в каких-то махинациях,  обескуражило меня.  Ничего абсурднее я давно не слышал.  И если они всерьез возьмутся за отработку этой  версии, то  вряд ли когда-нибудь выйдут на подлинных убийц.  Пройдет пара месяцев в топтании на одном месте, а потом дело признают безнадежным и забудут о нем.  Сколько таких случаев уже было и сколько их еще будет.

Но каким образом мне повлиять на следствие?  Это был  один  из  многих вопросов, ответ на которые я не мог найти.

     Я вернулся домой только для того, чтобы ждать звонка. Да и другого занятия у меня просто не было. Тем более я не сомневался, что телефон должен был обязательно зазвонить.  Но шли часы, а он молчал. Стемнело,  и  я понял,  что сегодня ничего не произойдет.  Но я оказался не прав. Хотя то, что случилось, было совсем не то, чего я ожидал.

     Я стоял, опершись на подоконник, и смотрел на улицу. Фонарей поблизости не было,  поэтому я просто глядел в непроницаемую темень. Примерно такая же темень царила и в моей душе. Внезапно раздался хлопок, И почти в ту же секунду рядом со мной разлетелось оконное стекло. Я среагировал  почти мгновенно,  бросившись на пол.  Послышался звук мотора отъезжающей машины,  но я не спешил вставать.  Не исключено,  что  это отвлекающей маневр,  и стрелок ждет,  когда моя тень вновь покажется в окне.

     Начать движение  я решился только минут через пятнадцать.  Я подполз к противоположной стене и на ощупь стал искать пулю.  Мои  поиски оказались недолгими,  вскоре  я  нащупал  небольшой  металлический цилиндр. Если бы выстрел был чуть поточнее, то он бы сейчас находился не в моих руках,  а в моем черепе. Меня всего передернуло. По мне не первый раз стреляли,  но тогда я был психологически готов к этому; сейчас же меня застали врасплох.

     Я не сомневался,  что это был ответный ход со стороны этого парня и его сообщников.  По-видимому,  наша  случайная  встреча  всерьез  их встревожила. Но в таком случае мне небезопасно оставаться в этой квартире. Как жаль, что у меня нет никакого оружия, если не считать кухонного  ножа.  Но  против этих бандитов,  которые не задумываясь идут на у******о, он столь же бесполезен, как дубинка против слона.

     Моя квартира находилась на втором этаже  и  забраться  в  нее  не предстояло большой сложности.  Тем более и окно разбито. Я запер дверь на все замки и запоры, придвинул к ней тумбочку, но все это ненамного увеличило у  меня чувство безопасности.  Единственное,  что меня могло спасти, - это бессонная ночь;  коль они явятся,  они не  застанут  меня врасплох. Если бы позвонил Вознесенский,  вдруг подумал я.  Больше мне не на кого тут опереться.

     Эта ночь напоминала какой-то жуткий кошмар.  Иногда  я  ненадолго забывался, но  тут же вновь просыпался и отчаянно прислушивался к влетающим через разбитое окно звукам.  Ночная тишина не успокаивала меня, а наоборот,  только усиливала мой страх,  так как могла внушить ложное чувство безопасности. А оно меня уже один раз подвело.

     Утром, злой от того,  что не выспался,  я осмотрел стену и увидел сделанную пулей отметку.  Мысленно я провел  линию  траектории  полета этого смертельного  жала;  она почти точно проходила через мою голову. Чуть-чуть бы правей и моя песенка была бы навсегда спета.  А  так  она продолжается, вот только что петь - непонятно.

     Меня мучил еще один вопрос:  надо ли оповещать милицию, Очалова о ночном обстреле?  По  закону  я был обязан это сделать,  но что в этом городе делается по закону?  И все же я решил,  что не имею права утаивать от  следствия такой важный эпизод.  Ведь понятно,  что он - звено одно цепи, начало которой положил взрыв у моего магазина.

     Не скрою,  что вышел на улицу с опаской. Рядом с домом стояла моя старенькая машина.  Ветровое стекло было вдребезки разбито,  на капоте были видны следы ударов чем-то тяжелым.  Я попробовал ее завести; само собой она не заводилась.  Я даже не стал смотреть, что с ней сотворили внутри, так как был уверен,  что эти мастера неплохо поработали, и автомобиль требует большого ремонта.

     Я добрался до управления и так  как  дежурный  сменился,  то  мне вновь пришлось долго объяснять, зачем мне нужен следователь Очалов. Наконец я оказался в его кабинете.

     Мой рассказ он выслушал спокойно.

     - Вы уверены, что это был обстрел? А если в ваше окно бросили камень мальчишки. Из хулиганства, у нас в городе таких случаев масса.

     Я достал  из кармана завернутое в целлофановый пакет вещественное доказательство. Очалов внимательно осмотрел пулю.

     - Мы пошлем ее на экспертизу.

     - Я бы хотел,  чтобы вы составили акт о том, что я ее вам отдал и прислали бы бригаду для обследования места происшествия.

     Мои требования не вызвали у следователя прилива энтузиазма,  хотя он понимал,  что они были законы.

     - Я уверен, что обстрел напрямую связан с дракой. Они испугались, что я теперь знаю район,  где обитает этот парень, и решили меня упредить.

     - Вы полагаете?  - проговорил Очалов, о чем-то размышляя. - Хорошо, мы пришлем экспертов.

     - По-моему эта версия вытекает из всей ситуации.

     - Может быть,  и так, но вам известны далеко не все обстоятельства.  Боюсь, что мне вскоре придется вас огорчить, есть факты, которые непосредственно касаются вашего брата.  И они не самые приятные,  - со значением произнес следователь.

     - Я знаю, Алексея, как себя, он ни в чем не мог быть замешан.

     - Умные люди говорят,  что никого так плохо не знает человек, как самого себя,  - усмехнулся Очалов.  - Помните, Сократ постоянно повторял: я знаю, что ничего не знаю. Может быть, поэтому он так плохо кончил, - вдруг засмеялся следователь.

     - Он кончил плохо потому,  что его дело расследовали остолопы,  - сказал я,  и не обращая на мигом изменившееся лицо следователя,  вышел из его кабинета.

     Я шел по улице, ощущая тревогу. Дело об убийстве брата приобретало совсем другой оборот, выходило, что это он сам виноват в том, что с ним  случилось.  Эта  версия  была бы просто смешной,  если бы не была столь грустной.  Этот Очалов вместо того, чтобы искать убийц, кажется, всерьез  занялся  распутыванием  мифических  афер,  в которых принимал участие Алексей.  Но если бы он действительно был бы в чем-то замешен, не сидел бы он в такой нищете.

     Я подумал,  что необходимо отдать деньги Оксане.  Но домой к  ней мне идти  не  хотелось;  вряд ли наша встреча с матерью доставит обоим удовольствие. Я решил позвонить ей и пригласить где-нибудь  повидаться в городе. А заодно кое о чем и расспросить.

     Мне повезло,  что трубку взяла Оксана.  Я сказал, что хочу видеть ее  по  срочному делу,  и мы договорились о встрече рядом с моим отчим домом.

     Я  вручил Оксане деньги, она, помявшись немного, взяла их.

     - Откуда они у тебя? - вдруг спросила она.

     - У меня оставались кое-какие деньги на счете.

     - А у тебя есть еще?

     - Не волнуйся, на некоторое время хватит.

     - Хоть долги отдам, - радостно вздохнула она и неожиданно поцеловала меня в щеку.

     Я почувствовал волнение и посмотрел на нее. Хотя она была довольно привлекательной, но никогда как женщина мне не нравилась; я находил ее чересчур робкой и неуверенной. На мой взгляд, Алексею нужна была другая  жена - более твердая и решительная.  Он же сам имел схожий характер,  а потому им было трудно поддерживать друг друга. Никто из них не мог стать главой семьи,  а это плохо, так как в этом случае она становится неуправляемой.  Впрочем, когда один из супругов забирает слишком много власти - не намного лучше. Это я уже знаю по собственному опыту.

Но сейчас за этот поцелуй я простил ей все;  он снял с моей души,  если не всю, но значительную часть тяжелой ноши чувства вины за гибель Алеши.

     - Я хочу кое о чем тебя спросить, - проговорил я.

     - Да, конечно, - с готовностью отозвалась она.

     - Скажи,  Алексей никогда тебе не говорил ни о каких делах, которые происходят на заводе?

     Оксана как-то странно посмотрела на меня.

     - Да, пару раз действительно говорил.

     - И что говорил?

     - Это были отдельные фразы,  я честно говоря, не очень вникала. А он никаких подробностей не приводил.

     - И все же вспомни, о чем шла речь?

     - Хорошо,  постараюсь. - Оксана задумалась столь глубоко, что через весь ее лоб пролегла борозда складок. - Однажды он сказал, что ему предложили участвовать в каком-то левом заказе, а деньги за его выполнение платят наличными,  минуя все кассы.  Он отказался от этого дела, сказал, что не хочет быть занятым ни в чем незаконном.  Как-то он сказал,  что кое-кто там делает, по-видимому, большие деньги, хотя официально получает гроши.  Вот,  пожалуй,  и все, что я помню. Да вот еще сегодня по почте пришла повестка к следователю. Вот она, - достала Оксана из кармана листок.

     В повестке говорилось,  что гражданка Оксана Валерьевна Легкоступова приглашается на беседу к следователю  Очалову.  Приглашение  было помечено завтрашним числом.

     - Я не понимаю, зачем меня вызывают. Что мне делать? Идти?

     - Да,  иди и скажи ему, что мне сейчас сказала. Но я имел счастье познакомиться с этим Очаловым, тип довольно противный. Будь очень собранной,  он копает под Алешку, хочет доказать, что он участвовал в каких-то грязных делах.

     - Но это же мерзко!

     - Мерзко не значит,  что это невозможно.  В мире  преимущественно совершаются мерзкие дела. Мы должны победить. Понимаешь, Оксана, победить! Ты же хочешь, чтобы убийцы Алексея понесли наказание.

     - Да, - твердо сказала она. - Но как этого добиться?

     Я посмотрел на нее и ничего не ответил: это был тот вопрос, который я сам без конца задавал себе.

     Очалов сдержал  обещание,  и  мою квартиру посетили криминалисты.  Они обследовали место происшествия и уехали на машине.  Я же снова остался один.  Я  сидел  на кровати и смотрел на телефон.  Он должен был зазвонить, он  был  просто  обязан зазвонить.  Но он вопреки всем моим заклинаниям по-прежнему оставался немым. И я не понимал, почему. Я кожей чувствовал,  как ситуация обостряется чуть ли не с каждой минутой.

Эти парни от меня не отвяжутся,  пока не добьются поставленной цели. А эта цель - моя ликвидация. Но, может быть, Вознесенский этого не знает и потому медлит.

     Через пару  часов  я  почувствовал,  что  больше не могу сидеть в квартире. Я решил прогуляться, но совершенно не представлял, куда направить свои ноги. Еще никогда родной город мне не казался таким чужим. Я шел по его улицам и узнавал и не узнавал его. Я чувствовал, как много скрывает он от меня. Почему он так настойчиво хочет меня у***ь, что я такое ему сделал,  что заслужил столь суровое наказание? Как и когда он превратился в моего врага?

     Ноги, которым я предоставил полную свободу, сами привели в меня в монастырь. Я  вошел через арку входа и направился по дорожке к собору.

В этот час в нем было пустынно,  лишь молились несколько  старушек.  У проходившего мимо  молодого  священника я спросил,  где отец Анатолий. Тот довольно долго разглядывал меня, прежде чем проводить к нему.

     Я  застал  Толю  в небольшой комнате за прозаическим занятием:  он сверял какие-то счета.

     - Подожди,  я сейчас освобожусь, - сказал он. - Мы занимаемся ремонтом храма,  приходиться все досконально проверять. Уже были случаи, когда нас просто надували.

     Эта проверка заняла не меньше полчаса.  Все это время я молча сидел и наблюдал за ним. Мне трудно было провести прямую линию между моим школьным другом - Толькой и с небольшой,  но окладистой бородой отцом Анатолием.  Есть  ли между ними что-то общее или это уже абсолютно два разных человека? Этого я не знал, и это предстояло выяснить.

     Наконец он отложил счета, и мы вышли на улицу.

     - Мне еще надо будет готовиться к вечерней службе,  - сказал Анатолий. - У меня не так много времени. Поэтому извини.

     - Я хочу кое о чем тебя спросить. Тебе известен такой следователь прокуратуры по фамилии Очалов.

     Анатолий вдруг усмехнулся.

     - Я с ним два года просидел в одном кабинете.

     - Вот как! Что он за человек?

     - Плохой человек, - посмотрел на меня долгим взглядом Анатолий. - В какой-то степени из-за него я ушел из милиции.

     - Между вами что-то произошло?

     - Между нами все время что-то происходило. Но это не совсем то, о чем ты думаешь.

     - Тогда поясни.

     Анатолий вздохнул.

     - Если тебя интересует Очалов,  то это человек,  готовый  служить любому, кто ему заплатит. За ним числится много разных грязных дел.

     - Он ведет дело об убийстве Алексея.

     - Мне это известно. Пока это дело будет в его руках, убийцы твоего брата могут чувствовать себя спокойно.

     - Кому же  в таком случае можно поручить это дело?

     - Никому.

     - Здорово!

     - Послушай, Владик, как ты думаешь, почему я ушел из прокуратуры?

Я понял,  что наша городская милиция служит злу,  а не добру,  она  не противодействует преступности,  она  сама  ее  насаждает.  Передо мной встал выбор,  как бороться с этим злом? Пока я ходил в форме, я ничего сделать не мог, Очаловы не оставляли мне никакого шанса.

     - И  тогда ты решил бороться со злом посредством проповедей и молитв.

     - Да.  Я понял,  что единственный способ что-то сделать - пробуждать в душах людей хотя бы зачатки добрых чувств.  Город погряз во зле, и никто пальцем не шевелит,  дабы что-то изменить. Кто боится, кому до этого нет дела,  а кто сам участвует в злых делах.  Сейчас я  не  вижу другой силы,  кроме церкви,  способной хоть как-то противостоять всему тому, что тут творится.

     - Ну а они,  слуги Сатаны, как относятся к твоей деятельности? Не угрожают.

     - Угрожают.  Месяца два завалились ко мне двое ребят и стали требовать, чтобы я прекратил свои проповеди, прекратить обличать их с амвона.

     - И что ты ответил?

     Анатолий секунду помолчал.

     - Я сказал,  что они могут меня у***ь, но я буду говорить то, что считаю нужным.

     - Что было дальше?

     - Пока  ничего,  видишь, я жив и говорю прихожанам то,  что считаю нужным.

     Я задумался.

     - Ты полагаешь,  что таким способом, какой выбрал ты, можно остановить вал насилия?

     - А что предлагаешь ты? Взять пистолет и стрелять направо-налево?

Насилие насилием не остановить. Тысячелетняя попытка это сделать, ни к чему не привела.

     - Насилие ненасилием тоже не остановишь. Тысячелетний опыт учит о том же. Из нашего разговора выходит, что нет никакого способа бороться со  злом.  -  Я  посмотрел в глаза Анатолию и увидел,  как они грустно смотрят на меня. Он не верит ни себе, ни мне, никому, понял я.

     - Нет,  - вдруг твердо сказал Анатолий,  - только словом,  только добрым поступком, только жертвуя собой можно остановить зло.

     - Но это было и не раз. И что? Все повторяется сначала.

     - Нет, всякий раз зла становится меньше.

     - А кто ведет его учет,  какой статорган? Откуда нам знать становится его меньше или больше?

     - Я вижу, как оттаивают души людей, как тянутся они к свету. Даже самую темную душу можно сделать светлей, если обратиться с ней со словом божьим.  Только надо обязательно, чтобы слова не расходились с делами,  чтобы они шли бы изнутри. Люди верят проповеднику только тогда, когда он сам верит себе, когда он сам испытал на себе истинность своего учения.

     - Может,  ты и прав,  - сказал я примирительно, в душе не слишком соглашаюсь с ним. - Скажи, если мне понадобится твоя помощь, могу ли я рассчитывать на тебя?

     - Ты мой друг, я тебе всегда готов помочь.

     - Нет, я говорю о другом.

     - Какие нужны тебе еще слова.  Но в руки оружие я больше  никогда не возьму.

     - Хорошо,  пусть так.  - Я посмотрел на крест на куполе храма.  - Думаю, что вскоре я приду к тебе за помощью.