Герои не умирают

Магистр разбушевался

В замке Дюнамонде, что стоит в самом устье реки Дюна, братья-меченосцы, услышав пальбу со стороны моря, удивились такой наглости — устраивать стычки прямо у них под носом. Однако на окрестности уже спускалась ночь, и что-либо разглядеть в ослепляющих лучах заходящего солнца было крайне затруднительно. Да и вообще, в замке считали своей задачей контролировать идущие по реке в Ригу корабли, а уж акватория моря — не их компетенция. Поэтому там ещё долго решали, стоит ли на ночь глядя готовить корабль к выходу в море или следует отложить выяснение обстоятельств дела до утра, когда станет светло. Тем более что грохот пушек был недолгим и давно затих. К чему лишний раз рисковать жизнями? В конце концов комтур замка решил, что будет разумнее подождать до наступления утра и уже тогда выяснить, чем была вызвана пальба. Даже если это враг известил их о своём присутствии, раньше рассвета боевые действия он не начнёт. А если всё-таки рискнёт подступиться к замку ночью, то уж тогда его защитники и будут принимать соответствующие меры.

С рассветом комтур замка Дюнамонде отправил корабль, чтобы осмотреть устье реки и прилегающую акваторию. Он ещё не знал, как он был неправ, вовремя не отреагировав на шум боя. Впрочем, понять ему это пришлось довольно быстро, когда его вскоре вызвали в Венден, чтобы дать великому магистру Ливонского ордена исчерпывающие объяснения по поводу своего бездействия.

Магистр, мужчина в годах, невысокого роста и сухощавого телосложения, как загнанный в угол старый лев, мерил нервными неровными шагами расстояние между стенами в своём любимом Звёздном зале, бросая испепеляющие взгляды на стоявших перед ним навытяжку комтура замка Дюнамонде и единственного уцелевшего капитана. Оба, осознавая свою вину, внутренне дрожали от страха и даже не смели взглянуть на мечущегося в бешенстве магистра.

— Будь любезен объяснить мне, капитан, как два пиратских судна смогли незаметно подобраться к трём хорошо вооружённым кораблям, имеющим на борту по десятку пушек, и привести их в полную негодность, да ещё и перебить всех, кто на них находился? — едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, спросил фон Плеттенберг. — Где были ваши пушки?! Почему канониры не попытались сделать ни единого выстрела в сторону врага?! Где были мушкетёры? Наконец, почему команда, опытные моряки, дали разбойникам обобрать себя до нитки? Все три корабля разграблены, а разбойники безнаказанно ушли обратно в море!

— Пираты появились перед нашими кораблями прямо как из воздуха, господин магистр! Мы даже не успели привести в готовность орудия, как они уже палили изо всех своих пушек, — удручённо ответил капитан. — Мы были совершенно не готовы к бою!

— Как это из воздуха? Что это ещё за сказки?! — возмутился магистр. — А ты, комтур, что можешь сказать мне в своё оправдание? Как случилось так, что воины замка бросили в беде наши корабли, гружённые самым лучшим оружием, и не поспешили к ним на помощь в трудную минуту? Как так получилось, что буквально у вас на глазах были уничтожены три наших корабля, а в крепости спокойно улеглись спать? Для чего вы там, в Дюнамонде, вообще находитесь? Разве только есть да спать?!

— Мы никак не могли предположить, что пираты решатся на такую наглость, господин магистр, — ответил комтур. — Когда мы услышали пальбу, уже наступала ночь, и что-либо разглядеть мы уже не могли вследствие наступающей темноты. Я посчитал, что в такое время суток опасно высылать корабль в море. Тем более выстрелов было совсем немного, и мы посчитали это чьим-то неразумным баловством. Даже если это и был противник, то мы не имели о нём никаких данных. Заходящее солнце слепило глаза и не позволяло нам разглядеть суть событий. Затем быстро наступила ночь, и я не имел права рисковать своими людьми, ведя их в неизвестность. Поэтому я принял решение выслать наш корабль на разведку с рассветом, и мы всё-таки смогли спасти немалое количество людей из команды коггов. Их всех мы доставили прямиком к вам в замок, господин магистр.

— Просто чудесно! — вкрадчиво произнёс магистр, останавливаясь напротив капитана с комтуром. — У одного пираты появляются прямо из воздуха, а второй не предполагает серьёзных последствий, думая, по-видимому, что из пушек палят мальчишки по воробьям! Вы что же, держите меня за дурака? Или вы считаете, что наш орден — это балаган циркачей, где все мы собрались, чтобы повеселиться?!

Тяжёлым взглядом фон Плеттенберг обвёл обоих провинившихся и неприятным голосом, подобному надсадно каркающей вороне, спросил у секретаря, замершего над бумагой с пером в руке:

— А что спасённые моряки сейчас делают?

— Спят, господин магистр! — чётко и громко, словно на плацу перед строем, ответил секретарь.

— Странно... Уже больше суток прошло с того момента, как их привезли в замок, а они всё ещё спят! — нервно воскликнул фон Плеттенберг, затем с подозрением спросил. — Может, они и не живы вовсе?

— Наш брат-медик осмотрел всех моряков. Они все дышат. Только разбудить мы их не можем.

— Не кажется ли тебе, что это всё слишком странно выглядит? Чем ты можешь это объяснить, капитан, ведь ты всё видел своими глазами?

— Главарь пиратов сказал, что моряки будут спать, пока он не прикажет им проснуться!

— Вот как? — задумчиво произнёс магистр. — Здесь явно попахивает колдовством! Повтори-ка ещё раз, что ты мне говорил насчёт первого корабля?

— Конечно, тут не обошлось без колдовства, господин магистр! — подобострастно поклонился капитан когга и продолжил. — Я видел собственными глазами, как вся команда первого корабля со страшными криками кинулась в море! Да так поспешно, как будто за ними гналась целая стая голодных, разъярённых волков! А кнехты попрыгали за борт прямо в кирасах! Они все потонули, господин магистр! Все до единого! Хотя в этот момент на них никто не нападал, а судно и не думало тонуть! Вся команда моего корабля была в ужасе от увиденного!

— Странно. Очень странно. А остальных кнехтов просто вырезали, как будто они беззащитные цыплята, а не хорошо обученные воины! Ведь так получается? — угрожающе спросил фон Плеттенберг.

— Совершенно верно, господин магистр! Главарь пиратов заявил, что будет преследовать лично вас и весь орден везде, где только сможет достать. И что никому не будет от него пощады! Он грозился уничтожить всех, до кого только сможет добраться, — тихо произнёс капитан. — А ещё он сказал, чтобы купцы ни за что не соглашались доставлять ордену оружие! Иначе их тоже ждёт страшная погибель! По словам главаря, вы должны знать его лично, так как в вашем присутствии был сожжён вместе с домом в рыбацком посёлке его отец. Ещё он упоминал о едином Боге и о том, что являлся к вам во сне...

Но дальнейшие объяснения капитана магистр уже не слушал. Про рыбацкий посёлок и про сон, когда ему лили в горло ледяную воду из хрустального кувшина, он и сейчас не забыл. Вспомнил он и о двух своих воинах, которые погибли при весьма странных обстоятельствах в день сожжения язычника. Фон Плеттенберг грозно приподнял бровь и уставился на капитана так, будто именно он ему сейчас угрожал. Капитан умолк, нервно переступил с ноги на ногу и потупил взор.

— Так говоришь, что от него нам не будет пощады?! — взревел взбешённый магистр. — Зря я не велел своим воинам сыскать этого волчонка в тот же самый день! Его нужно было сжечь на одном костре вместе с упрямым отцом-язычником, чтобы они не мутили разум честных католиков, не склоняли людей к богохульству и не подрывали устои нашей государственности! Вот чем обернулись снисходительность и милосердие к бунтарям! Сколько бед, страданий и проблем повлекла эта никчёмная гуманность! Нет, нельзя быть милосердным к язычникам. И сегодняшние события яркий тому пример. Отныне я приказываю называть этого колдуна, еретика и язычника не иначе как главный враг Ливонского ордена.

Магистр вновь нервно прошёлся по Звёздному залу и остановился напротив секретаря.

— Пиши! — приказал он. — Отныне никто из подданных Ливонии под страхом отлучения от церкви и признания его пособником дьявола не смеет оказывать нашему главному врагу любую помощь и содействие! Каждому, кто встретит его на суше или на море, предписывается принять все возможные меры к его поимке и немедленному препровождению в Венденский замок для предания нашему справедливому суду! А его приспешников — к уничтожению любым способом! Немедленно разошли моё повеление всем нашим братьям, во все комтурии! Распорядись снарядить пять... Нет, шесть боевых кораблей, чтобы тщательного прочесать всё Балтийское море. Незамедлительно свяжись с Датским и Шведским королевствами, запроси у них содействия и договорись о том, что в случае поимки особо опасных преступников они вправе поступить по своему усмотрению с кораблями, грузом и командой, кроме главаря по имени Стоян! Этого еретика следует передать в наше распоряжение! Мы сами найдём для него подходящую кару! Он горько пожалеет, что вступил на путь борьбы с нашим орденом! Исполняй!

Магистр повернулся к капитану:

— А тебе поручаю подобрать для снаряжаемых кораблей новую команду из числа наиболее способных к ведению морского боя ландскнехтов и подготовить её к самым суровым испытаниям! Ты у меня собственной кровью смоешь свой гнусный позор перед братьями ордена! Запасись в должном количестве порохом, и проверь исправность всех корабельных орудий! Назначаю тебя на время поиска главного врага Ливонии начальником морской карательной экспедиции в составе шести кораблей Ливонского ордена! Поймай и доставь мне этого богоотступника живым или мёртвым, но лучше всё-таки живым! Я хочу лично лоскут за лоскутом сдирать с этого наглеца кожу и поджаривать его кровоточащее мясо на медленном огне!

Когда фон Плеттенберг наконец остался в Звёздном зале один, он посмотрел на ярко-красный камень серебряного перстня, который он теперь постоянно носил на указательном пальце правой руки, и слегка потёр его, подумав о хозяине этого перстня. Тот не заставил себя долго ждать. В кресле рядом с рабочим столом магистра появился уже хорошо знакомый ему гость: черноглазый, черноволосый, в чёрном одеянии и в такой же чёрной шляпе с широкими полями, которая скрывала от собеседника его глаза. Он не снимал её никогда и ни перед кем, кроме того, кто его создал. Поэтому магистр ничего не мог сказать о внешности своего визави. Он одновременно и боялся его, и тянулся к нему. Ему было страшно произносить истинное имя своего гостя, даже про себя.

— Я возлагал на тебя надежды, магистр, а у тебя вновь затруднения, — усмехнулся гость в чёрном, и его раскатистый рык, казалось, раздался одновременно со всех сторон огромного зала. Глава ордена даже вздрогнул.

— Хочу просить у тебя совета, — произнёс хозяин Венденского замка, пытаясь подавить непроизвольно появившуюся в его голосе заискивающую интонацию. — А если возможно, то лучше помощи.

— Ты хочешь поймать того, кого тебе поймать не суждено? — рассмеялся гость.

— Почему не суждено? — спросил фон Плеттенберг с удивлением.

— Потому что ты пытаешься поймать того, кто в любой момент может подсунуть тебе свою тень, а ты будешь уверен, что его тень — это и есть он сам. Ты можешь гоняться за его тенью вечно. Хотя вечность — это не для тебя. Ибо ты смертен, магистр, а он, как это ни прискорбно для тебя, нет!

— Что ты хочешь этим сказать?! Ты, видно, смеёшься надо мной!

— И не думал смеяться!

— Тогда объясни мне, что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что я смертен, а этот язычник будет жить вечно? Ты хочешь убедить меня в том, что он обладает бессмертием? Я правильно тебя понял?

— Как бы тебе это попроще объяснить... Ты пытаешься поймать живое пламя, порождённое жаждой мести. Всё, к чему хоть слегка прикоснётся это пламя, будет уничтожено, и тебе не остановить этого процесса. Тебе это просто не под силу! Ты лишь смертный человек и пытаешься тягаться с силами, природы которых не понимаешь. Но потешить своё самолюбие ты, конечно, можешь.

— Но ведь любое пламя можно погасить, — осторожно заметил магистр.

— Да, можно, но в том случае, если пламя ещё только в зародыше: маленькое, слабое и трепетное. А ты опоздал! Ты упустил время, и теперь твой враг сродни набравшему силу лесному пожару. Тебе с ним уже не совладать. Это как пытаться одолеть стихию, ниспосланную на землю Создателем! Ты можешь лишь пытаться убежать или спрятаться, но погасить пламя Творца тебе не под силу, человек! Ты можешь попытаться, но тебе его не побороть. А если ты всё-таки приблизишься к испепеляющей огню, то погибнешь прежде, чем даже маленькая толика его погаснет по твоей воле.

— Получается, у меня нет никакой надежды поймать этого еретика-язычника?

— А кто тебе сказал, что соперник, которого ты получил по своей глупости, еретик и язычник? Хотя, впрочем, человек жив надеждой, а вот исполнится ли его надежда — это человеку неведомо, и потому он всегда надеется и ждёт исполнения своих чаяний. Так что можешь пробовать! Лично мне будет даже любопытно посмотреть на результат. Возможно, что через твои неразумные старания Создатель вновь в какой-то момент обратит на тебя своё внимание, но я сомневаюсь, что тебе или твоему ордену это будет на пользу... Так и быть, дам тебе ещё один, последний совет. Далеко не всегда нужно всеми силами пытаться привлечь к себе внимание Создателя. Хорошо подумай, прежде чем предпринимать что-либо для этого. Возможно, его внимание именно в этот момент будет тебе во вред. Ещё никому не удавалось предвосхитить следующий его шаг, а уж на годы вперёд... Ха-ха-ха! Ты ведь даже не знаешь, с кем сейчас пытаешься померяться силами! Так что дерзай — и, возможно, будешь каким-то образом вознаграждён. Но помни, что всё в его руках, хотя люди часто думают, что своей судьбой заправляют они сами! Ещё раз повторю: мне будет крайне интересно посмотреть, к чему приведут твои попытки изменить судьбу ордена!

— Уж не хочешь ли ты сказать, что язычник ближе к Богу, чем я, отдавший всю свою жизнь служению ему? — дрогнувшим от волнения голосом спросил магистр и поднял глаза кверху. — Но почему? Почему это происходит именно сейчас? Почему он благоволит какому-то разбойнику, но не мне? Ведь я служил ему с самого своего детства, и всегда верой и правдой! За что он отстранился от меня и приблизил к себе этого недостойного сына какого-то колдуна?! Вместо меня, магистра Ливонского ордена! Разве не я сейчас исполняю его волю на этой дикой земле, между цивилизованным миром и варварской Русью? Разве не я помогаю ему нести этим тёмным народам свет истинных знаний о нём и веру в него! Почему он так несправедливо относится ко мне?

— Ты не услышал меня! Отчего ты решил, что твой противник — сын рыбака, и почему ты думаешь, что решения Создателя несправедливы по отношению к тебе? — усмехнулся гость в чёрном. — Если ты ещё в чём-то сомневаешься — попробуй спросить у него сам. Я тебе уже всё объяснил, и да услышит мои слова имеющий уши, и да поймёт меня имеющий разум.

— Но ты же можешь остановить этого антихриста! — прошептал магистр и умоляюще посмотрел на гостя.

— Мне жаль! Ты плохо меня слушал, магистр, и так ничего не понял! Я лишь в меру собственных интересов объяснил тебе суть твоей проблемы, но твой разум спит и не видит истины! О люди! Как тяжело вам втолковать то, что вы не хотите признавать за истину!

— Ну тогда хотя бы помоги мне разбудить спящих моряков! Мне сейчас очень нужны опытные воины для борьбы с этим язычником!

— Не я их усыплял — не мне их и будить! Ну а насчёт воинов: не прибедняйся. У тебя их пока ещё вполне достаточно. Так что ты уж постарайся, прояви волю к борьбе. Я тебе намекнул, с кем ты имеешь дело, но твой разум спит. Мне бы очень не хотелось окончательно в тебе разочароваться! Борись за себя, за свой орден! Создатель забыл о тебе и твоих людях, но у тебя пока ещё есть я. Прояви волю к победе в борьбе с его новым ростком, и я этого не забуду! — усмехнулся гость в чёрном и исчез.

Фон Плеттенберг недовольно посмотрел на опустевшее кресло и с досадой стукнул кулаком по письменному столу. Он весь кипел от негодования. Ему, человеку, целиком посвятившему себя служению Господу, оказывается, предпочли какого-то там язычника из рыбацкой деревни. А тот, кто мог бы ему помочь, общается с ним на птичьем языке!

Магистр посмотрел на указательный палец правой руки. Ярко-красный камень таинственно переливался в лунном свете. «Может, мой гость лишь запугивает меня, чтобы я верой и правдой служил только ему одному и совсем забыл о Господе? Ведь это для него вполне естественно!» — размышлял магистр и не находил ответов на разрывающие его мозг вопросы.

Он подошёл к окну, поднял глаза к луне, ярко светившей на тёмном небе, и, сжав кулаки, гневно произнёс: «Если даже весь мир встанет сейчас против меня, то тем хуже для этого мира! Я знаю, где искать этого проходимца! И я его всё равно найду и уничтожу. Что бы кто ни говорил мне о его силе! Он не может быть бессмертен, ибо он всего лишь сын нищего рыбака и, значит, он человек, а люди имеют свойство рано или поздно умирать! Особенно если им в этом помочь!»

Спустя неделю шесть боевых кораблей ордена были готовы к походу против морских разбойников. Пушки, порох, мушкеты — всего этого на борту было припасено в достаточном количестве. Команда обучена и блестит под лучами солнца новыми кирасами. Ландскнехтам магистр пообещал двойную оплату, если они поймают пирата-язычника, и те были готовы перепахать всё море вдоль и поперёк, но доставить главного врага Ливонского ордена на справедливый суд.

Сам же магистр на этот раз решил остаться в Вендене. Ему не хотелось проверять на практике слова «чёрного гостя». Он хорошо помнил свою первую встречу с язычником и, глядя на тёмно-красный ожог в форме креста на своей ладони, всё больше убеждался, что молния угодила ему в руку не по воле неразумной стихии. Ему не хотелось в это верить. Но как бы то ни было, спас его от неминуемой гибели сам Бог.

Помнил он и вторую их встречу, когда от удара молнии чуть не сгорел вместе с кораблём. И снова спасение на чудом уцелевшей шлюпке. Третий раз испытывать судьбу у магистра уже не было никакого желания. Чтобы проверять врага на прочность, у него достаточно рыцарей и кнехтов.

А ещё магистр очень рассчитывал на приближающуюся зиму. Он надеялся, что с её приходом пираты без тёплых жилищ и хорошей одежды вымрут на лютом морозе, а их корабли будут раздавлены льдами, и тогда проблема решится сама собой. Но до зимы ещё оставалось время, и можно было попробовать взять язычника живьём. Пока человек жив, в нём теплится надежда. Магистру очень не хотелось, чтобы правда оказалась на стороне чёрного гостя. Ведь это создание — порождение тьмы, а там правды нет и быть не может. Или всё-таки есть?

На следующий день рано утром корабли вышли из Риги и отправились на поиски главного врага Ливонского ордена. Впереди шёл бриг, которым командовал обиженный Стояном рыжебородый капитан. Он был зол за причинённое ему унижение и горел желанием во что бы то ни стало уничтожить виновника своих бед. Тем более что у него не было особого выбора: или казнят пирата-язычника, или, если он не выполняет распоряжение магистра, его самого. Глава ордена пообещал ему это твёрдо и однозначно.