Храм детства

Глава VI

VI

Дверцей машины я хлопнул так, что стоящие рядом мальчишки попятились назад. (Изучали они мой Ford Focus Cabrio с интересом: хорошо, что верх поднял, а то бы уже резвились на сиденье водителя. Довольно непрактично в России ездить на кабриолете, особенно зимой, но за непохожесть на других нужно платить свою цену. Конечно, можно было, как все делают, купить здоровый чёрный внедорожник, но «делать как все» мне казалось пошлым. И даже не в этом была причина, а в том, что просто влюбила меня в себя эта машинка.) Резко я взял с места — и в своей злости, конечно, на самом выезде со школьной территории въехал в огромную лужу (утром прошёл хороший дождь). И, разумеется, обрызгал девушку, которая тоже выходила из ворот. Да ещё как обрызгал! Я её окатил с головы до ног.

Ужасно неловко. Я подал назад, опустил стекло, собираясь пробормотать извинения. Слова замерли у меня на губах: девушкой была Мила Петровна Миронова, учительница английского языка.

Так мы и смотрели друг на друга, словно китайские болванчики. Она улыбнулась, наконец.

— Мне очень стыдно, очень, — собрался я, ободренный её улыбкой. — Ваша директриса просто меня взбесила, вот и… тьфу ты, чёрт! Вы мокрая вся.

— Ну, не вся… Ладно, Дмитрий Сергеевич. Спасибо. Я верю, что вы нечаянно.

— Вы в таком виде домой пойдёте?

— Да. А что вы предлагаете?

— Я вас могу отвезти домой.

Девушка задумалась. Отрицательно повела головой.

— Не надо, — ответила она. — Я верю, что вы совершенно бескорыстно предлагаете, но… не нужно.

— Ну, мне бы не пришло в голову вас обрызгать, чтобы потом знакомиться, — рассмеялся я. — Нет, серьёзно! Не хотите, чтобы вёз до дома, — назовите мне место за квартал до вас.

Учительница прикусила нижнюю слегка припухлую губу: задумалась. Решилась:

— Хорошо: довезите меня до площади Маркса, если вам по пути.

— Садитесь, пожалуйста.

Только после того, как мы тронулись с места, я договорил:

— Мне не по пути, но десять минут ничего не изменят. Ваша грымза вас, похоже, страшно не любит. За что? Чем вы ей успели насолить?

— Извините, Дмитрий Сергеевич: я не люблю слов вроде «грымза».

— Ну, пусть: директриса. Так почему?

— Понятия не имею, почему. Я ничего плохого ей никогда не делала.

— А меня она убеждала, что вы метите на её место. Что? — мне пришлось на пару секунд повернуться: я почувствовал на себе её долгий, удивлённый взгляд. — Чтó вы как на меня смотрите?

— А как я на вас должна смотреть? Это дикое подозрение, Дмитрий Сергеевич. Дикое и безосновательное.

— Почему сразу «дикое»? — решил я её немного поддразнить. — Нет ничего плохого в желании занять более высокую должность. И делать более интересную работу.

— И в желании подсидеть кого-то тоже нет ничего плохого?

— Ну, что уж сразу «подсидеть»... Думаю, Римме Марковне скоро на пенсию.

— Она уже на пенсии.

— Тем более.

— Дмитрий Сергеевич, мне просто неинтересно расталкивать других людей локтями.

— Хорошо, верю, — смягчился я. — Может быть, у неё просто мания преследования? Может быть, она всех молодых подозревает?

Девушка замялась.

— Честно говоря… Тут… не совсем безосновательно: в коллективе были разговоры — и это было в шутку сказано, одной коллегой, совсем в шутку, о том, что выберем Милу новым директором… — осторожно заговорила она.

— …Но Римма Марковна услышала эту «шутку», или ей пересказали, и с тех пор у неё на вас зуб, — закончил я. — Ну, и ладно, не будем о ней больше.

— Спасибо!

— Расскажите лучше про «Русский двор», как вы его себе представляете. Я читал спецификацию, но там ведь не написано, зачем всё это дело.

— Вам Римма Марковна не объясняла? Да хотя что это я… Вот смотрите, — оживилась девушка. — Русская изба, терем вроде княжеского и часовня. В русской избушке — крестьянский быт, полностью, достоверно! Лавки по стенам, стол, красный уголок, прялка, поставец для лучины, горшки, ухваты, печь…

Я присвистнул.

— На девяти квадратных метрах?

— Да, а что такого?

— А утварь?

— Мы сделаем объявление, родители принесут. Если они неравнодушны к школе! Если им не наплевать на своих детей! Что: вам кажется, родители пожалеют старую сломанную прялку? Тут будут проходить уроки краеведения…

— Вот как! — улыбнулся я. — Даже уроки! В избушке на курьих ножках!

— Ну, хорошо: экскурсии. Дальше: терем — место для занятий историей. Сделан именно по образцу палат знатного человека в допетровской Руси. В окнах — частый косой переплёт, слюдяные стёклышки…

— Вот именно слюдяные? — не удержался я.

— Ну, не придирайтесь к словам! На стенах — портреты русских военачальников, великих людей России. Может быть, несколько икон.

— Ох, завоют родители-атеисты…

— Пусть воют. Это наша история, в конце концов. Может быть, из-за атеистов мы мощи святителей отнесём на помойку? Согласитесь, Дмитрий Сергеевич: ведь гораздо лучше познавать историю в таком теремке, чем в бетонной коробке!

— Может быть. Не знаю, вам видней. Хотя удивительно: вы учительница английского, а так заступаетесь за историю…

— Дурное чувство специализации, которое уродует человека! — было мне взволнованным ответом.

«Как вы молоды!» — едва не сказал я вслух, и тут же устыдился этой мысли в духе Риммы Марковны.

— А зимой? — задал я вместо этого «коварный» вопрос.

— Что — зимой?

— Как зимой вы будете отапливать эти спичечные коробки? По смете отопления не предусмотрено. Это же не здания, строго говоря. Так…

— Во-первых, есть осень и весна, а во-вторых… — девушка призадумалась. И вдруг глянула на меня искоса, улыбнулась. — А вы зимой как ездите в своём кабриолете?

Я едва не закашлялся.

— А это тут при чём?

— При том. Отвечайте!

— Так вот и езжу, — буркнул я.

— Вот видите! — радостно восторжествовала она. — Даже вы, «практический человек», «бизнесмен», понимаете, что иногда впечатление важнее временных неудобств! А при этом несравнима важность впечатления, которое вы произведёте на случайную девушку — и на детей. Девушка сегодня есть, а завтра нет. А впечатление в детской памяти, может быть, всю жизнь сохранится…

— Я не ради девушки покупал кабриолет, — проворчал я.

— Тем более! Я… вас не обидела?

— Да нет, ни капли. И ещё часовенка, значит. Для изучения основ православной культуры?

— Да. Пусть будет с высокой достоверностью воссоздана атмосфера церкви. Иконостас. Алтарь…

— …С частицей мощей.

— А вы знаете про то, что в алтаре должна быть частица мощей? Надо же! Не думала, что вы…

— Православный человек?

— Да, то есть… Ну вот, снова я вас, наверное, обидела.

— Ну, мы квиты, — рассмеялся я. — Я вас уже авансом облил с головы до ног. Нет, правда: с интерьером настоящей церкви? Где вы найдёте всё вот это, церковное?

— Мне поможет знакомый батюшка, отец Симеон.

— Может быть, он и служить там будет?

— Н-не знаю… — потерялась Мила. — Н-нет: думаю, скорее, что-то вроде музея…

— Ещё бы: вас ведь родители растерзают живьём за настоящую церковь на территории светской государственной школы.

— Почему вы такого плохого мнения о родителях?

— А почему вы такого хорошего?

— Потому что н-у-ж-н-о искать в людях хорошее! Потому что это моя профессия, Дмитрий Сергеевич, — искать в людях хорошее!

— Простите, — искренне попросил я прощения. — Я всё время останавливаю ваш энтузиазм, будто… Римма Марковна. Если честно, мне, пожалуй... хотя почему «пожалуй»? — мне без «пожалуй» нравится то, что вы придумали. Это замечательно, Мила! Мила Петровна, я хотел сказать. Дай вам Бог, чтобы вы осуществили вашу задумку и нашли таких же, как вы, талантливых учителей, которые бы в этих теремках вели уроки истории.

Мила слегка покраснела и бросила на меня быстрый благодарный взгляд.

— И вам спасибо, — сказала она негромко. — С чего вы, в самом деле, взяли, что я талантлива?

— Потому что для меня неравнодушие — уже синоним.

— Таланта? Вы — очень симпатичный человек.

— А вы — очень симпатичная девушка.

— Какая глупость. Я уверена, что вы не нарочно это сказали — и, кстати, мы уже приехали.

Я притормозил на автобусной остановке и протянул Миле руку. Она пожала её — чуть крепче, чем в первый раз.

— Не обижайтесь на меня. Вы ведь не обиделись? — пытливо заглянула она мне в глаза.

— За что, Мила Петровна?

— Например, за то, что не приглашаю вас домой.

— Понимаю: вас ждёт ревнивый муж.

Девушка улыбнулась.

— Нет, у меня нет мужа, ни ревнивого, ни обычного. Совсем не в этом дело. Я, правда, не могу. Возможно, когда-нибудь позже… До свиданья!

Я грустно покачал головой. Наверное, фраза «Возможно, когда-нибудь позже…» в устах такой замечательной девушки — это аналог фразы «Мы вам обязательно позвоним», которой американские работодатели вежливо выставляют за дверь негодного соискателя после проваленного им собеседования.

Ай, друг, брось: Мила Петровна — птица не твоего полёта. Ты есть бывший плотник и грязный нувориш, а она — Учитель, проповедник Красоты и Истины. Расслабься, дорогой, да?