Лебёдушка

1.1

Дом был очень старый — его строил ещё прадед Кайсы. Воспоминаний об этом человеке осталось мало: имя Антти, да вот это строение, срубленное на совесть. Опять же: чем не характеристика прадеда, как человека основательного и работящего? Его дочь Марта выросла такой же. Немногословная, серьёзная, рукам всегда занятие найдёт. Такой помнила бабушку Кайса, выросшая на приволье хутора Руусукаллио.

Люди у расположенного в лесной глуши двора появлялись редко. Подойдя к ограде, робко ожидали, чтобы Марта вышла на крыльцо. Огромный мохнатый волкодав Вахти о гостях извещал заранее. К дому никого не подпускал: рычал и скалился из-за деревянной изгороди. Стоило бабушке показаться в дверях и тихо скомандовать: «На место!» - пёс молча удалялся к своей конуре. Там Вахти укладывался — настороженно — головой к крыльцу. Так, чтобы внимательно наблюдать за пришедшими, пока те не скроются в доме. Несколько раз случалось такое, что пёс не слушался Марты. Продолжал лаять, припадая на мощные передние лапы и заходился в своём агрессивном припадке до пены изо рта. Этих пришельцев бабушка в дом не приглашала, приказывала убираться по добру, по здорову. И долго шептала что-то им вслед, а потом присаживалась на корточки перед тяжело дышащим псом, опускала на его лоб натруженную руку и ласково ворковала на только им двоим понятном языке, после чего Вахти успокаивался и начинал счастливо повизгивать и лизать шершавым языком хозяйскую ладонь.

Марту уважали и побаивались. Она видела то, чего не видели доктора с их новомодным оборудованием; полицейские с их продвинутыми методами расследования; лже-ясновидящие с их единственной ясно видной целью — содрать с пришедшего побольше денег. Злые языки обзывали Марту ведьмой. Бабушка же для своих способностей нашла другое название - величала себя ведуньей. Ибо действительно знала - ведала многое. Лечила, доставляла вести скорбящим родственникам от умерших, могла по фотографии или принадлежащей человеку вещи определить жив он или умер...Выслушивала, расспрашивала, давала советы устные и на тетрадных листочках её крупными округлыми буквами записанные. Готовила настои и травяные сборы, парила людей в жаркой сауне — такой, что вздохнуть невозможно было, чтобы лёгкие не обжечь — или заставляла окунуться в ледяную прорубь...Приезжали к ней люди аж из самой столицы. Иногда впустую. Марта никогда никого не обманывала. Если не могла помочь — так и говорила. Причин не озвучивала, но решения не меняла, как бы ни умолял или ни ругался пришедший.

Как они все дорогу-то к ним на хутор находили? Указателей отродясь никаких не бывало. С региональной асфальтированной трассы на утоптанную да наезженную лесную дорогу вела неприметная тропинка. Начиналась в густых придорожных зарослях и не шибко бросалась в глаза. Об этом тоже Марта заботилась — не хотела, чтобы попусту нарушали их покой. Говорила всегда, что кому СИЛЬНО припечёт, тот сердцем видит, где в лес сворачивать нужно. В лесу тропка опять же не сразу широкой и удобной лентой людям под ноги стелилась: поначалу вилась чуть заметной нитью, на звериную тропу похожей. Шаг за шагом, метр за метром - потихоньку свой комфорт обретала, словно испытывала идущего…

Кайса никогда особо не задумывалась о бабушкином Даре и от кого Марта его получила. Может быть от прадеда Антти, может быть, от жены его Айно, о которой воспоминаний ещё меньше осталось. Если они и имелись - не часто Марта о родителях говорила...Похоронены и Антти и Айно в небольшом саду за домом. В том месте, где он заканчивается у отвесной стены, что закрывает подходы к хутору с севера. Круто вздымается вверх скала из серого гранита, а у подножия её растут непривычные для здешних мест кустовые розы. От этого соседства дикой северной природы и южной цветущей красоты и пошло название хутора — Руусукаллио, Скала Роз.

Подозревала Кайса, что розы эти её прадед посадил, но на все её расспросы бабушка Марта лишь плечами пожимала. Не болтала она попусту, Марта Ниеминен. Про себя-то рассказывать не любила, а уж чужие имена языком трепать и сама не охоча была, и внучке эту привычку передала.

- Наблюдай — и вся правда тебе откроется. У тебя есть глаза — смотри. У тебя есть уши — слушай. У тебя есть ум — думай. Память тренируй — запоминай, что хорошо, что плохо; что полезно, а что опасно...И тело закаляй — жизнь, коротка или длинна, непростая затея. Испытывает людей, кого гнёт, а кого и ломает…

Так говорила Марта, отправляясь с внучкой на сбор трав, или обучая её огородным премудростям. Долгими зимними вечерами перебирали ароматные травяные запасы и Кайса впитывала, словно губка, всё, что видела и слышала. Запоминала разнообразные ароматы, старательно шевелила губами, проговаривая непростые названия...Жадно пила из того кладезя знаний, которым являлась её бабуля-травница: про крохотное зёрнышко могла целую лекцию прочесть. Впрочем, «бабуля» - громко сказано. На тот момент , когда Кайса родилась, было Марте чуть за сорок, да и сейчас ещё пятидесяти не исполнилось.

Была ли Марта замужем официально, Кайса тоже в своё время не дозналась. Висела у бабушки над кроватью выцветшая от времени фотография молодого смеющегося парня в военной форме. Высокий, русоволосый, чуб волной. Дед, Юхани. Пропал в Зимнюю войну на Карельском перешейке. Спрашивать Марту о подробностях — как в скалу Руусукаллио лбом стучаться. На всё внучкино детское любопытство -  один ответ:

- Мала ты ещё в этих делах разбираться.

А когда Кайса чуток подросла, сама расспрашивать перестала. Внутренний голос говорил, что не надо ей знать правду. Зато лучшим развлечением стало придумывать разные истории про молодых деда и бабушку — одна другой сказочнее и красивее.

Мать её, Лииса, с Мартой разругалась в день своего совершеннолетия, покидала одежду в тёмно-коричневую потрёпанную сумку, называемую смешным словом «саквояж» и, не оглядываясь на хутор за спиной, пошагала к дороге в «Большой Город». Решила, что её жизнь никогда не будет такой «отсталой», как одинокая и немудрёная жизнь Марты. Поклялась «ни за что в жизни не возвращаться» и укатила в Оулу на первом же грузовике, что тормознул рядом со споро шагавшей по обочине дороги светловолосой девушкой. Писем мать от неё особо не ждала, а вот о том, что непутёвая дочь ещё вернётся — могла бы об заклад побиться. И выиграла бы.

Однажды дождливым осенним вечером стукнула входная дверь и тихонько скрипнула та, что вела из холодных сеней в комнаты. Раз Вахти не лаял — значит, кто-то свой. А много ли у Марты «своих»? Живности полный двор, да завеявшаяся в город за красивой жизнью дочь. Вот она-то и стояла на пороге: тощая, глаза лихорадочно блестят, кашляет как в бочку. С поношенного плаща, что явно на пару размеров больше нужного, на половицы дождевые капли чуть ли не ручьём льются. А в руках - пищащий свёрток, перевязанный розовой лентой.

Марта ни словечка не промолвила, ни о чём не спросила: поставила вариться картошку и отправилась топить сауну. А когда вернулась в дом — блудной дочери и след простыл. Только под окном, на покрытой овечьей шкурой лавке, шевелился и хныкал завёрнутый в потёртое верблюжье одеяло ребёнок, да пропали почитай все сбережения Марты, которые та хранила в металлической жестянке из-под печенья.

- Эх, дочка, не по тому пути ты пошла искать спасения от «отсталой» жизни, - горько вздохнув, Марта закрыла пустую металлическую коробку и убрала её с глаз долой.

«Кулёк» на лавке снова запищал, как голодный котёнок, потерявший маму-кошку. Развернув одеяло, женщина осторожно поднесла к себе поближе младенца - явно не больше месяца от роду. Крошечные пальчики перебирали воздух, голубые глазёнки забавно озирались вокруг. Наконец, взгляд внучки сфокусировался на лице Марты. Девочка потешно свела к переносице белёсые бровки, но уже через пару минут крошечное личико озарилось неким подобием беззубой улыбки. Гримаска эта окончательно растопила лёд в сердце новоявленной бабушки.

- Ну, здравствуй, Кайса!

Вспомнив про сауну, женщина снова завернула девочку в одеяло и направилась мыться-париться вместе с ней. А потом наскоро доила козу и радовалась, что не продала Лемпи, как собиралась. Коза отличалась несносным характером и, вредничая, доводила обычно сдержанную Марту до белого каления. Но что бы она без неё делала сейчас, с младенцем на руках? В её начинающих терять упругость грудях молоку уже не появиться, даже если на то будет воля Божья. Вот только в Бога Марта давно уже не верила: посылал он ей жизненные испытания одно другого хлеще. Рассчитывала женщина только на себя, да старалась с Матушкой-Природой в ладу жить.

А коза-то, кстати, словно почувствовала свою важную роль — помощницы и спасительницы. С той тревожной ночи, когда Кайса появилась на хуторе Руусукаллио, упрямиться и вредничать перестала.

Не знала внучка Кайса, чего стоило бабушке Марте позор дочери прикрыть. Надо ж было документы новорожденной выправить. И взяла Марта Ниеминен грех на душу: солгала аж дважды. Матерью Кайсы себя записала, а отцом — умершего не так давно от воспаления лёгких заезжего коммивояжёра Микко Хуллунена. По причине «неблагозвучной» фамилии Микко (*hullu – фин. сумасшедший), попросила дать девочке фамилию Ниеминен. Если бы в своё время ведунья Марта не вылечила дамочку из местной администрации от бесплодия, кто знает, чем закончилась бы история. Скорей всего, устроили бы проверку, по судам затаскали, да в приёмную семью девочку отправили. Но Хейди Паккаринен добрых дел не забывала: если и не поверила Марте, виду не подала. Метрику выдала и ни словечком о той ситуации ни с кем не обмолвилась. Городок и так гудел растревоженным ульем: от кого Марта дитя нагуляла? От медведя иль от самого дьявола? Ну да привыкать, что ли? Погудели-погудели, да через три недели у почтальона Синисало ревизию в конторе делали и недостача большая вскрылась — тут и забыли про то, что «Марта в подоле принесла».

Так и стали они жить-поживать, добра наживать: бабушка Марта, внучка Кайса, конь Руско, коза Лемпи, свиное и овечье семейства, да бесконечные куры и кролики. Добровольно Марта от людей отдалилась и помощи у них просить не хотела: жила своим хозяйством, в урожайный год ещё и излишки продавала в ближайшем городишке в базарный день. На вырученные деньги покупала то, чего недоставало в хозяйстве: ткань, запасы соли и сахара, крупы, керосин, свечи, спички, мыло...К поездке на ярмарку проверяла все свои запасы, тщательно выводила строчку за строчкой на тетрадном листке. Покупки Марты владелец магазинчика балагур Эркки откладывал в сторонку, прикрепляя рядом записку — какого числа и в какое время доставить всё это к тропинке на Руусукаллио. Марта обычно ждала в назначенное время: когда со старой тележкой, когда с небольшими санями. Сгруженное с машины перетаскивала сначала в придорожный подлесок, укрывала брезентом, а потом постепенно перевозила товары на Руско в сторону хутора, где охранял всё её хозяйство верный Вахти.

«Надо бы и мне собаку завести. Был бы жив Вахти — ни один лебедь не пострадал бы! В ближайший рыночный день справлюсь, не продаёт ли кто сторожевых щенков...», - подумала Кайса, приближаясь к дому, потемневшему от времени, но всё такому же прочному и основательному, каким он был всегда — сколько Кайса себя помнила.