Я видела лишь темноту и слышала пустоту. Я умерла? Что случилось? Я ничего не чувствовала: ни боли, ни страха… ничего. Я даже не ощущала своего тела и не испытывала эмоций, словно способность делать это вырезали из моего мозга.
— Мы ее теряем! — раздался чей-то голос.
В темноте мелькнула вспышка света и исчезла через несколько секунд так же внезапно, как и появилась. Чернота опять сгустилась и заполнила собой все пространство. Я по-прежнему ничего не видела, но уже могла слышать приглушенные шумы и какие-то крики, которые находились совсем рядом. Где я? Я вообще жива?
— Прошу тебя, не уходи! — я с трудом смогла разобрать слова.
Этот голос, бархатный и до боли знакомый… но я не помнила, кому он принадлежал.
Тьма тонкими волнистыми лучами поднялась вверх, и я смогла разглядеть пустую комнату. Чернота еще присутствовала в ней, но ее стало гораздо меньше. Стены. Они были везде. Серые, потертые и немного исцарапанные. Пол был застелен белым, как снег, туманом, а потолок имел мрачное покрытие, которое скорее было похоже на черную дыру.
Только когда я почувствовала резкую боль в груди, то поняла, что еще не отправилась в забвение. Я здесь, но пока что не знаю, где именно. Я нахожусь в этой комнате, но с трудом могу ощущать себя и свое тело. Я не помню ничего. Зачем я сюда пришла и что здесь забыла? Почему происходит так, что я не могу чувствовать себя?
Пройдя несколько метров, я присела в угол и обвила руками согнутые в коленях ноги. Почему-то мне было больно. Где-то глубоко внутри. Невыносимо больно. Откуда у меня такое чувство? Почему оно появилось? Кроме него я не ощущала ничего. Опустив взгляд к коленям, я заметила на себе белую сорочку, длина которой почти достигала пола. Резко схватившись за голову, я нащупала множество легких локон, струившихся по спине. Откуда это все? Эта вещь, прическа… разве они были на мне и раньше? Не помню… Я пыталась копнуть глубже в воспоминания, но не получалось. Кто-то будто специально не давал мне вспомнить, и это было по-настоящему странно. И страшно.
— Разряд! — отразился эхом за комнатой голос, после которого в моей груди что-то резко и сильно кольнуло. Эта мгновенная боль способствовала тому, что внезапно я смогла почувствовать другие части своего тела.
Открыв рот от нехватки воздуха, я автоматически посмотрела вниз и увидела, что на животе начало появляться алое пятно, которое с каждой секундой росло в размерах. Это кровь? Откуда она?
Издав глухой стон, я неуклюже встала, упираясь руками о холодные стены. Мне было очень больно. Живот стянуло в тугой узел; кровь продолжала хлестать, пачкая белоснежную сорочку. Боже, что происходит?! Что это за место?! Обняв себя руками, я начала рыдать. С каждым мигом слезы все сильнее жгли глаза, которые были готовы лопнуть в любую секунду от такого количества потерянной влаги.
— Она не дышит! — прокричал кто-то за пределами комнаты.
— Не останавливаемся! Разряд!
Боль, вспыхнувшая в груди, разлилась по всему телу, заполнив собой каждую клеточку, и из-за этого я дернулась, сама этого нехотя.
Все прекратилась через несколько секунд.
Я смогла открыть глаза и сделать нормальный вдох. Слезы еще текли по щекам, но я уже не плакала. По крайней мере, старалась.
— Кто здесь? Кто это говорил? — смогла вымолвить я после того, как в сотый раз осмотрела и обошла комнату.
Тишина.
Тьма, клубившаяся на потолке, закрутилась в водовороте и рванула огромным черным потоком на меня. Я закричала. Все вновь стало темным, как ночь. Я ничего не видела, но продолжала чувствовать, дышать. Нащупав стены и удостоверившись, что они не пропали, я аккуратно с их же помощью забилась в угол и прижала к груди колени. Страх пульсировал в висках. Я не знала, что делать, и стоит вообще что-либо делать, чтобы тьма ушла.
— Дай мне руку, — сказал кто-то рядом со мной.
Я пыталась разглядеть незнакомца сквозь толщу черноты, но не смогла. Я даже не понимала, находится ли он в этой комнате со мной, или был где-то за невидимой гранью, но я чувствовала, чувствовала чье-то присутствие.
— Кто ты? — хрипло спросила я, предварительно глядя в ту точку, где у него могло бы находиться лицо.
Свет, который появился из человека, заставил меня прищурить глаза и немного прикрыть их рукой. Я смогла разглядеть только высокую и мощную фигуру, возвышающуюся надо мной. Она протягивала мне руку. Этот человек был полностью охвачен ослепительным светом, от которого можно было увидеть лишь очертания незнакомца и… все.
— Друг, — его ладонь расслабилась и потянулась ко мне ближе. — Верь мне.
Я плотнее прижалась к углу и, убрав руку от лица, еще немного сузила глаза, удостоверяясь, что так тоже не смогу разглядеть незнакомца, даже если бы очень хотела. Свет. Откуда он исходит? Буквально от незнакомца? Даже если так, то как такое возможно? Что-то такое во мне подсказывало, что я где-то слышала этот голос, но не могла вспомнить, где именно. Почему я не могу воспользоваться своей памятью? Что блокирует в нее вход?
Стараясь не поддаваться крикам и стоном из-за боли в области живота, я сжала зубы и впилась ногтями в ладони.
— Прошу… — взмолился голос.
— С чего я должна тебе верить? — начала я. — Где мы?
— В этом месте опасно долго находиться. Я помогу тебе, только дай мне свою руку, — сказал с какой-то ноткой обеспокоенности он. — Ты можешь мне доверять.
Я сглотнула подступивший к горлу комок и, продолжая щуриться, положила свою ладонь в его, после чего ощутила, как он крепко сжал мою руку и потянул к себе. От такого количества света мне пришлось опустить веки.
— А теперь открой глаза, — прошептал он, прикоснувшись губами к моему уху.
Я почувствовала резкую вспышку света. Он отпустил мою ладонь. Глаза открылись моментально.
Перед собой я видела расплывшиеся лица и незнакомую обстановку. Зрение еще не полностью сфокусировалось, но я смогла разглядеть три фигуры, которые стояли рядом со мной.
— Это чудо! Она дышит!
— Боже мой, — голос, подавляющий плач, заставил мое сердце биться сильнее.
Увидев вспышку и размытые пятна, я вновь закрыла глаза, и моя голова безвольно опустилась на что-то мягкое.
***
Я разлепила веки и увидела, что мои руки были окутаны разными проводами, спутавшимися между собой. Немного приподнявшись, я заметила на себе легкую белую простынь, а уже через секунду почувствовала запах лекарств и нашатырного спирта. Сбоку от меня находился столик на колесиках, который был усыпан цветами и открытками с надписями «Выздоравливай!»
Я в больнице.
В голове сразу пронеслось все то, что произошло в баре «Эс» и после него. Этот мужчина, его дымящаяся спина, человек на дороге… автокатастрофа. Нет, нет, нет. Я думала, все это сон. Нет, Крис не может быть мертв! Черт! Машина… его машина взорвалась сразу после того, как я выбралась. О, нет! Он не мог умереть, не мог! Вдруг это все мне показалось?
Вспомнив про осколок, пронзивший мой живот, я резко привстала, после меня сразила невыносимая острая боль, которая прошлась по всему телу волной. Приподняв голубую сорочку, я посмотрела на живот и увидела то, чего так не хотела видеть: плотно забинтованную талию, толщина повязки составляла не меньше пяти миллиметров. Не может быть… Значит, автокатастрофа была. Тот осколок от разбитого стекла. Все это было. Боже.
Не могу поверить, что это случилось со мной. Я не могу поверить в смерть Криса. Почему это произошло с нами? Кто был тот человек на дороге, который бежал навстречу к машине? Это как-то связанно с тем мужчиной в баре?
Оглядевшись вокруг, я увидела возле окна спящую маму, которая сидела в кресле, запрокинув голову. Ее темные короткие волосы, как всегда, были уложены идеально; помада на пухлых губах казалась краснее самой крови, а кожа на лице почти такая же белая, как моя, выглядела розовой. Это сразу привело меня к мысли, что она плакала, или даже рыдала. В ее руках, которые покоились на серой классической юбке, я заметила скомканный платочек и телефон. Она плакала из-за меня? Боже…
Я хотела встать, но, увидев капельницу, поняла, что это, невозможно. Да и не только из-за этого. Из-за резких движений и поворотов у меня болела область живота и ныла спина. В голове немного покалывало, но боль была терпимой. Уже не став ничего делать, я аккуратно приподняла подушку и, опустив на нее голову, стала смотреть на маму.
— Ты спишь? — прошептала я, смотря на ее лицо в надежде, что она сейчас откроет глаза. — Мам…
Она резко подскочила и, увидев, что я очнулась, зажала рот ладонью, а затем начала плакать от радости. Не став копошиться, она подбежала ко мне и обняла так крепко, что, я была уверенна, у меня сейчас вот-вот хрустнут ребра. Я слабо обвила спину мамы руками и спрятала лицо в ее коротких волосах. Слезы сами полились с моих глаз, и я была не в состоянии их сдерживать.
— Детка, я думала, ты уже не очнешься. Боже. Я так за тебя боялась, солнышко. Я очень, очень тебя люблю.
— Машина, — всхлипнув, произнесла я, — она… взорвалась! Крис был уже мертв. Я хотела его вытащить, но не успела. Было слишком поздно. Мама, он умер!
Она отпрянула от меня и, аккуратно уложив на подушку, вытерла горячие слезы с моих щек, затем погладила по голове.
— Не вини себя, милая.
— А я не могу! — захлебываясь в слезах, прокричала я. — На дороге мы увидели кого-то или… что-то, и Крис не смог остановиться. Он свернул, и машину занесло куда-то в сторону. Она перевернулась несколько раз, — я провела рукой по мокрому лбу. — Крис умер из-за того, что стекло поранило ему шею, а я еще была жива. Я еле как смогла выбраться. Со мной кто-то говорил, — я приложила палец к виску, — вот здесь.
Мама сделала испуганное лицо и, прикусив губу, вновь заплакала. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб, затем прижалась к нему щекой.
— Тебе, наверное, показалось, солнышко. Ты тогда сильно ударилась головой, и осколок стекла воткнулся в твой живот. Ты просто была напугана, это шок, понимаешь? Может быть, твоя интуиция, или твое сознание с тобой говорили, — шептала мама, будто сама не веря своим словам. — Тебе сделали операцию на животе в этот же день, когда привезли в больницу, — она немного отдалилась. — Ты умирала… я не знала, выживешь ли ты, но моя надежда на это угасла, когда ты перестала дышать, и твое сердце остановилось. Врачи сказали, что ты не вернешься к нам, но я не хотела в это верить. Я ворвалась в операционную и начала рыдать. Я просто… не могла поверить, что тебя больше нет. Но вдруг произошло совершенно то, чего никто не ожидал. Ты очнулась, — она издала прерывистый всхлип и стала вытирать горячие слезы, которые уже размазали на лице тушь.
Тут я вспомнила, что, когда я была в той комнате, оказывается, слышала голоса врачей и моей мамы. Я умирала, и моя душа, или мое сознание находилось где-то, в каком-то пространстве. Я прекрасно помню и тьму, которая с каждым разом сгущалась, заполняя все мраком, и свет. Свет, который спас меня. Тот голос. Мужской, бархатный и приятный, я его слышала, когда находилась в машине. Да, да, я его слышала! Это был он. Незнакомец из света спас меня не только из машины, но и вытащил из лап смерти. Кто он? Почему он мне помог? Он существует, или нет? Хотя я осмелилась подтвердить, что меня и вправду спас какой-то парень. Имелись весомые доводы, что это было лишь мое сознание и картинки, созданные им. Но все же, мне кажется, что тот незнакомец и существует на самом деле. Я его знаю, или знала? Почему он говорил со мной мысленно? Быть может, все те варианты, что я обдумываю, вовсе и не подходят, чтобы объяснить мое «чудесное» спасение, но как тогда объяснить? Я же не сошла с ума. Или да?
— Я видела свет, — прошептала я, вспоминая, как из него выделялась высокая и сильная фигура человека, протягивающая мне руку.
Мама протерла платком мокрые щеки и взяла меня за руку.
— Я очень, очень тебя люблю! Ты мое чудо. Не бросай меня больше одну! Без тебя я не смогу, солнце.
Я обняла ее и опять почувствовала боль в животе. Рана.
— Я никогда больше тебя не брошу!
Она отпрянула от меня и протянула стакан воды, который взяла со столика. Сделав пару небольших глотков, я отдала ей его.
— Журналисты. Их просто было уйма в больнице. Они узнали про то, что случилось с тобой, что ты очнулась, после того, как …практически умерла, — мамины глаза сверкнули от злости. — Я прогнала их и велела, чтобы они не приближались к тебе ни на шаг, и чтобы ничего не писали в своей прессе. А еще предупредила, если что-нибудь услышу про тебя в новостях, или увижу в газетах, то убью их! Ну, или подам иск в суд за незаконное вторжение в частную жизнь других людей. Не знаю, подействует ли угроза с моей стороны на этих журналистов, но надеюсь, что да, — мама вздохнула. — Просто… я не хотела, чтобы ты подвергалась расспросам о том, как тебе удалось выжить, не хотела, чтобы упоминали об этой ужасной автокатастрофе, сделавшей тебе больно. Детка, тебе… НАМ просыпаться и засыпать с этим всю жизнь, и я не хочу, чтобы из-за этого ужасного происшествия она и дальше портилась. Я не хочу, чтобы ты винила себя в смерти Криса, и чтобы вспоминала об автокатастрофе, — она облизнула губы и посмотрела в мои голубые глаза. — Я хочу сделать твою жизнь такой, какой она была раньше — нормальной.
Тронутая ее словами, я робко улыбнулась и сморгнула пару слезинок.
— Мам, спасибо тебе за это, но про автокатастрофу я никогда не забуду. Чувство вины, значительное оно, или нет, будет присутствовать во мне всегда. Я не буду такой, какой была. Даже если захочу стать прежней, то просто не смогу!
— Милая, я постараюсь сделать все…
— Не надо! — перебила я.
Она грустно посмотрела на меня и крепче сжала руку.
— Это не твоя вина. Крис, наверное, не справился с управлением. Он был за рулем, а не ты.
— Но как ты объяснишь это его родителям? — едва сдерживая слезы, спросила я. — Они будут винить меня, ведь я осталась жива. Ведь я была с их сыном в минуты его смерти. Я видела его смерть! Мама, и это было ужасно… — я перешла на шепот. — Его родители все равно будут говорить, что я не спасла Криса, что не смогла это сделать! Они будут ненавидеть меня и думать, что я не смогла спасти их сына. Мама, не заставляй меня об этом забыть…
— Детка, — произнесла она, шмыгнув носом, — я просто хочу, чтобы ты не винила себя. Я тебя очень люблю, и мне больно видеть, когда ты плачешь и страдаешь. Я хочу видеть на твоем лице улыбку, а не грусть.
— Я не знаю, мам. Это… сложно, и потребуется время, чтобы восстановиться, — прошептала я, наблюдая за капельницей. — Сколько я нахожусь в больнице?
Мама тяжело выдохнула. Она будто не хотела отвечать на мой вопрос.
— Две недели.
— Что? — резко приподнявшись, я почувствовала невыносимую боль в ране и застонала. Мама уложила меня обратно. — Две недели? Но… учеба... Как я буду догонять программу?
— Тебя выпишут, если станет лучше, и еще неизвестно, когда ты поедешь в пансион. Я попрошу забрать тебя домой, когда твоя рана хотя бы еще немного затянется, так что не переживай, надолго тебя я здесь не оставлю.