Потерянный во лжи

1997 - 1 часть

• Если быть как все, то зачем тогда быть?

• Хочешь быть как все – будешь никем.

• Если ты думаешь как все, ты уже ошибаешься. Все дума-ют по-разному.

• Не думая о других, ты прежде всего не думаешь о себе.

• Если ты задаешь вопрос, значит, ты уже знаешь половину ответа.

• Не обращай внимания на то, как к тебе относятся люди – обращай внимание на то, как ты относишься к ним.

• Не прощая ошибку, ты совершаешь ошибку сам.

• Хочешь навести порядок во всем мире, сначала приберись у себя дома.

• Доброта беззащитна и поэтому существует.

Философия жизни от Сян-Цзы

11 января, 1997 год

Был первый экзамен по химии. Достался билет № 13. Пре-подаватель сказала: «Ну, ничего страшного, сейчас сядешь на свое место и ответишь». На место-то я сел, только ответить не смог. К тому же пришлось оставить под партой тетрадь с лекциями. Ими было пользоваться нельзя, а взять ее незамеченной не получилось. Подумал: «Заберу позже», – и уехал домой. Но вспомнил: на последней странице я написал стихотворение, посвященное Яне. Я так испугался, что его кто-нибудь прочтет, что сразу же поехал назад в институт. Экзамен уже к тому времени закончился, я зашел в кабинет, но под партой моей тет-ради не было. Как я мог забыть про стихотворение? Оно же такое личное.

Твои глаза я не забуду,

Пока на свете буду жить.

И вспоминать их вечно буду

И буду вечно их любить.

16 января, 1997 год

Вернули тетрадь.

Ее взяла девочка, которая сидела рядом со мной, Жанна Капустина. Она каким-то образом смогла вынести ее из аудитории. Хотела мне ее отдать сразу, но я уже ушел. И вот сегодня она ко мне подошла и сказала, что я ее забыл на экзамене по химии. Я ответил: «Спасибо». Про стихотворение ничего не сказала. Просто вернула, и всё. Может, и не читала. Не все же люди роются в чужих тетрадях.

18 января, 1997 год

Бессонница. Два экзамена из трех провалил, завтра третий экзамен, если его не сдам, то меня отчислят. Только сейчас осознал, как мне нужен этот институт. Если меня отчислят, то сразу же вызовут в военкомат, там медкомиссия выявит у меня СПИД, об этом все узнают, я на улицу даже не смогу выйти. Потом, если меня отчислят, я не смогу больше увидеть Яну. Это, наверно, даже важнее, чем СПИД. Всё это время мысли о ней меня не покидали. Только СПИД не даёт мне заговорить с ней. Хотя я бы очень хотел с ней общаться. Вдруг у нее возникнут ко мне какие-то чувства, а я не могу позволить себе никаких отношений. Я даже боюсь, если вдруг она сама подойдет и заговорит со мной. Я не смогу отказаться от общения, это будет выше меня. Я не имею права допустить никаких отношений, я просто обреку ее на страдания.

19 января, 1997 год

Сдал первый экзамен. Странно, сегодня воскресенье, вроде как выходной должен был быть, а поставили на этот день эк-замен. Да ну ладно. Главное – допустили до пересдачи.

20 февраля, 1997 год

"До Курта панк был чем угодно – самовыражением, саморазрушением, протестом, – но только не музыкой. Курт сделал из панка искусство". 

Джордж Мартин

Был на концерте, посвященном Курту Кобейну. Сегодня ему исполнилось бы тридцать. Выступали местные группы. Мое внимание привлек лишь один исполнитель, который действительно очень талантливо исполнил песни Кобейна. К мо-ему удивлению, это был Тарас, тот парень, который внаглую съел мой суп. Он высокий, худой, еще худее меня, учится в параллельной группе. Надо признать, музыкант он хороший и довольно-таки харизматичный. Причем ему было сложнее всех выступать, так как исполнял он песни один под акустическую гитару. Но своим мастерством уделал всех. Он открывал концерт, так сказать, выступал на разогреве. Он вышел на сцену с книгой и зачитал оттуда отрывок про Курта Кобейна:

«Из его жизни словно бы ушел свет, который с тех пор он никак не мог обрести. Он внезапно стал другим человеком, не заслуживающим счастья, ничего хорошего. Он сделался совсем диким. Это настоящее безумие. Он не мог нормально общаться. Его раздражало окружение. Всё, что не хватало Курту, так это чувство облегчения, которое давали наркотики. Он стыдился семьи, которой у него никогда не было. Они ни во что не ставили искусство. Они были глухи к искусству. Художественный талант и развивающийся интеллект только усугубляли проблему. Полное отчуждение. Время руин. Рисунок с изображением повешенного в присутствии одних и тех же идиотов, обезображенные куклы, рисунки, мусор. Он был горд, что может жить вот так. Мы закрываем себя стенами страха, отчаяния. Но за стенами есть добрые люди, свобода, счастье, голубое небо, яркое, яркое золотое солнце, полное тепла молодости».

Тарас закрыл книгу и от себя добавил: «Никто себя плохим не считает, кроме панков, но и то они лучше вас, потому что они честнее».

Тарас спел две песни Нирваны – «Lithium» и «Smells Like Teen Spirit» – и уступил место другим музыкантам. И так вы-шло, что Тарасу пришлось закрывать концерт, зрители требовали его на бис. Он вышел на сцену и произнес: «Человек отличается от животного тем, что животное не осознает всю сложность и безумие этого мира, а человек осознает и от этого страдает. Подумайте, а вы осознаете это или ваш ум на уровне таракана? Человек, который написал песни, которые я сейчас исполню, очень хорошо осознавал и чувствовал этот мир, потому что мир его поимел». И без подготовки исполнил «Rape Me» и «Where Did You Sleep Last Night», после чего сказал: «Вас нет, и вы не знаете даже об этом». Это было очень смело. Это был вызов, плевок истеблишменту. После концерта я к нему подошел и сказал, что это было потрясающе. Это действительно больше, чем музыка, это сумасшествие, это мощнейшая энергия. Мы с ним попили кофе в кафешке. Он мне зачитал еще несколько цитат Курта Кобейна из книги, в том числе вот это:

«Панк-рок должен означать свободу, желание делать то, что тебе нравится, принимать то, что тебе по душе, и играть всё, что тебе взбредет в голову и как Бог на душу положит, причем играть столько, сколько душе угодно, пока всё это получается неплохо и берет за душу. Это иная реальность, и мир иного сознания».

– А что ты имел в виду, когда сказал: «Вас нет, и вы не знаете даже об этом», – спросил я его.

– А то и имел в виду, – ответил он. – Откуда ты знаешь, что ты есть?

– Но если меня нет, тогда кто не знает, что я есть? Ведь для того, чтобы не знать, для этого надо как минимум быть.

– Необязательно. Все, кого нет, все они не знают, что их нет.

– Но если я не знаю, что я есть, тогда и тебя тоже нет.

– Я есть. Я сам себя придумал.

– Ты не боишься, что тебя примут за сумасшедшего?

– Нет, не боюсь, потому что я не жду, что меня поймут. А когда не ждешь, что тебя поймут, бояться нечего. Страх возникает из-за боязни быть непонятым. И это ограничивает мысли. Искусство – это другой мир. Поэтому и мыслить надо по-другому, не по-земному. Попробуй разрушить границы и прорваться на другую сторону мышления. И увидишь, как это классно.

– Ты, как Кобейн, мыслишь и поешь нутром.

– Он оказал на меня огромное влияние. Именно когда я услышал Нирвану, я решил научиться петь и играть. Я тогда подумал: «Если я научусь петь, я вытрясу из ваших жил все нервы».

Оказывается, Тарас не такой уж и плохой. Нагловатый, правда, чуть-чуть с приветом, но в этом даже есть какое-то необъяснимое его обаяние.

25 февраля, 1997 год

Сегодня наконец-то сдал сессию. Пересдал последний экзамен. Сижу на лекции инженерной графики, прямо за Яной. Рисую ее портрет со спины, она такая красивая. Только чтобы сидеть в одной аудитории с ней, ради этого стоит учиться.

1 марта, 1997 год

Тарас тот еще приколист. Я стоял на остановке, ждал автобус, чтобы пару остановок до института доехать. Смотрю: остановился трамвай, из которого вышел слепой, растопырив руки, всех лапая на своем пути. У кого лицо ощупывал, у кого грудь. Какая-то девушка, к груди которой он тоже успел руки пристроить, помогла ему дойти от трамвая до остановки. Какое же было мое удивление, когда этим слепым оказался Тарас. Тарас, когда меня увидел, сразу заулыбался.

– Здорово, Омарчик, – протянул он мне руку.

– Привет, – ответил я.

Девушка вытаращила глаза по пять копеек.

– Спасибо, дальше я сам, – сказал Тарас девушке.

– Так вы не слепой? – изумилась девушка.

– У меня редкая болезнь зрения, оно то появится, то исчезнет. Сейчас вернулось.

– Ты что здесь стоишь? – спросил Тарас меня.

– Автобус жду, – ответил я.

– Тут всего пару остановок, пошли пешком.

– Ну, пошли, а с девушкой что? Она вроде перестала дышать.

– Не обращай внимания, они всегда так реагируют, – засмеялся Тарас.

– У тебя хорошо получается быть слепым.

– Я еще и калекой могу быть, – Тарас скривил руки и ноги и стал изображать калеку.

В это время на нашем пути сидел безногий инвалид. Тарас достал мелочь и кинул ее перед инвалидом на асфальт. Инвалид стал ползать на асфальте и собирать мелочь.

– Ты что, не мог ему в шляпу положить мелочь?

– Какая разница, он ее соберет.

– Если бы тебе потребовалась помощь, ты как бы хотел, чтобы тебе ее оказали? С высокомерием, как одолжение, как подачку? Или все-таки лучше, когда помогают от души?

– От души, конечно.

– Не унижай того, кому подаешь милостыню. Хочешь помочь – помоги от души, искренне, даже если просто добрым словом, добро должно быть добрым, и человек тебе будет благодарен еще долгое время после того, как ты сам об этом забудешь.

– Ты прав. Но ты же знаешь, я не со зла это, – Тарас достал десять тысяч рублей, вернулся к инвалиду и положил ему в шляпу.

– Прости, купи себе что-нибудь поесть вкусного, – сказал ему Тарас.

18 марта, 1997 год

У института взорвали машину.