1998 - 11 часть
1810 Words
20 августа, 1998 год
С Тарасом ночью сидели на краю крыши, свесив ноги с шестнадцатиэтажного дома, и пили пиво «Толстяк Забористое». Было круто. Ощущение ни с чем не сравнимое. Город как на ладони, длинный проспект, автовокзал, машины, люди, фонари.... И мы сверху смотрели на всё это и разговаривали о жизни. Тарас сидел и смотрел на небо.
- А представляешь, - сказал он, - в одну секунду это всё может исчезнуть. Существует же атомная бомба, у кого-то есть доступ к ней. Значит, кто-то может уничтожить весь земной шар.
- Может, - согласился я.
- А представляешь, будет у него плохое настроение, сын умрет, диагноз смертельный врачи ему поставят, и он подумает, раз уж всё равно сдохну, пусть и весь мир сдохнет. Может такое быть?
- Может. Но будем надеяться, что все-таки доступ к ядерной кнопке будет только у умных людей, и наш земной шарик так и будет бороздить просторы вселенной.
- Ты не представляешь, как часто люди пользуются своим умом для совершения глупостей.
- Это да. Все оружия массового уничтожения были изобретены умными людьми.
- Смотри, как я умею, - неожиданно крикнул Тарас и повис на руках на крыше.
- Ты что творишь? - я схватил Тараса за руку и втянул его назад на крышу.
- Что? Испугался? - смеялся Тарас.
- Так не шутят. Ты знаешь, что половина несчастных случаев начинается со слов: «Смотри, как я умею»?
- Омар, я тебе скажу, только в такие моменты и можно почувствовать жизнь.
- Почувствовал?
- Ты не представляешь, какой это кайф, сколько адреналина.
- Тарас, тебе лечиться надо.
- Чтобы стать как все снобы? Да это самое страшное, что может произойти. Ты только подумай. Миллиарды людей на протяжении многих тысяч лет проживают одну и ту же жизнь. Рождаются, женятся, рожают детей, работают. Одно и то же. Человек родил ребенка и думает, что его жизнь какая-то особенная. А ничего особенного в этом нет. До него рожали и после него будут рожать. И он, как послушный раб, идет на работу, чтобы прокормить свою семью. И так всю жизнь он и живет, так и не поняв, зачем он родился.
- Так запрограммирован человек. У него есть программа, которой он следует.
- А я не хочу следовать программе. Я из нее вырвусь и буду свободным. Ты задумывался когда-нибудь над смыслом жизни?
- Я часто над этим думаю. Думаю о жизни, о смерти.
- А я думаю, есть ли жизнь после смерти? Ты как считаешь?
- Я там не был, сказать не могу, но точно знаю, есть смерть после жизни, - пошутил я.
- В каждом человеке должна свершиться история всего человечества, иначе мир остается непознанным.
Тарас неожиданно вскочил и стал ходить, прям по самому краю крыши, жестикулируя руками, читал стихотворение Арсения Тарковского:
Вот и лето прошло, Словно и не бывало.
На пригреве тепло. Только этого мало.
Всё, что сбыться могло, Мне, как лист пятипалый, Прямо в руки легло.
Только этого мало.
Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало, Всё горело светло. Только этого мало.
Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала.
Мне и вправду везло.
Только этого мало.
Листьев не обожгло,
Веток не обломало...
День промыт, как стекло. Только этого мало.
Потом расправил руки и сказал:
- Давай прыгнем.
- Ты еще не напрыгался? Тебе мало? Забыл, как ноги ломал?
- Это всё ерунда, - ответил он. - Посмотри вниз, наверх, сквозь пространство, неужели тебя это не завораживает?
Я встал и подошел к нему, взял его обеими руками за плечи и посмотрел ему прямо в глаза. Он действительно готов был прыгнуть. Я ему сказал:
- Знаешь, до этого момента я думал, что более ненормального, чем я, нет на этом свете, но оказывается, ты еще более чокнутый.
- Ну, так что? Слабо? - продолжал он.
- Ты думаешь, мне слабо?
- Да, думаю, - ответил он.
- Как ты мог подумать такое о своем лучшем друге, скотина ты тупорылая, конечно, слабо, - я отошел и сел, облокотившись, на какую-то трубу и закрыл глаза.
- А помнишь, как сказал Джон Леннон: «Если ты стоишь на краю и думаешь прыгать или не прыгать, прыгай», - сказал Тарас.
- Он же это не на крыше шестнадцатиэтажки говорил, -ответил я. - Уйди от края.
Он замолчал.
- Хоть мгновенье еще постою на краю, - тихо сказал он.
- Вдоль обрыва, да над пропастью, по самому краю, - спел я шепотом строчку из песни Высоцкого, глядя на Тараса.
- Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю, - продолжил еле слышно Тарас.
- Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю, - подошел я к Тарасу.
- Чую, с гибельным восторгом, пропадаю, пропадаю! - спел Тарас.
- Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! - затянули мы куплет вместе.
- Вы тугую не слушайте плеть! - тихо спел Тарас.
- Но что-то кони мне попались привередливые, - продолжил я.
- И дожить не успел, так хотя бы допеть! - проникновенно спел Тарас.
- Я коней напою, - начали мы петь вместе.
Я куплет допою, -
Хоть немного еще постою на краю!..
Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони!
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить я не успел, так хотя бы допеть.
Я коней напою,
Я куплет допою, -
Хоть немного еще постою на краю!..
Мы успели - в гости к Богу не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?
Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?
Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
Но что-то кони мне достались привередливые,
Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!
Я коней напою,
Я куплет допою,
Хоть мгновенье еще постою на краю!...
Каждый последующий куплет мы пели громче предыдущего. Последний куплет уже орали до срыва связок. Это было что-то нереальное. Сначала пели на краю крыши, глядя друг на друга. Потом развернулись, как будто крыша - это сцена, а город - это зрители. Темнота, внизу огни. И что мочи пели последний куплет, срывая связки, с надрывом, с хрипотой, как у Высоцкого.
Когда спели, я отошел от края и сел под телевизионной антенной. Тарас подошел ко мне, сел рядом, положив руку мне на плечо, и спросил:
- В чем смысл жизни? Ведь всё равно умрем. Какая разница, человек прожил год, два, двадцать лет или девяноста. На отрезке вечности это же один миг. Ведь жили люди двести, триста лет назад, радовались чему-то, плакали, страдали, влюблялись, у каждого были какие-то переживания. И какой в этом смысл? Какая разница, радовался он или страдал. Всё равно ведь сейчас до этого нет никому никакого дела. И мы так же. Кто-то проживет двадцать лет, а кто-то восемьдесят. Пройдет двести, триста лет, а они пройдут, время не остановить, и не будет никакого дела никому до этого. Представляешь: раз, и всё, двести лет прошло. И в чем смысл? Какая разница, что мы сейчас переживаем, если в 2200-м году до этого не будет никому никакого дела? О нас никто не вспомнит. И что жили мы, что нет - какая разница?
- Человек создан не для того, чтобы понимать жизнь, а для того, чтобы жить.
- Жить со смыслом, иначе зачем тогда жить?
- Смысл жизни в самой жизни, - сказал я, но, видимо, этот ответ его не устроил.
- Нет, - сказал Тарас. - Человек живет ради одного мига, момента истины. И в этот миг для него нет ничего невозможного. А мой миг - это отрезок от края этой крыши до асфальта.
- Подожди ты со своим асфальтом. Я знаю, кто знает ответ на этот вопрос.
- Кто?
- Юродивый.
- Это тот старик, который побирается у церкви? Уж не в этом ли смысл жизни, чтобы клянчить милостыню?
- Нельзя так о людях говорить. Судить о людях надо по их собственным принципам, а не по своим.
- А в чем мои принципы неверны?
- По своим принципам ты суди себя. А других людей - по их принципам. Даже в Библии сказано: «Поступлю с ними по путям их, и по судам их буду судить их, и узнают, что Я Господь».
- Библия - хорошая книга, но ты скажи, в чем я именно не прав?
- Во-первых, он не побирается, во-вторых, проявляй к нему уважение, хотя бы из-за возраста. Он достаточно пожил, чтобы к нему хотя бы проявляли уважение.
- Ты прав. Но в любом случае его здесь нет.
- Это не имеет значения, уважать надо людей независимо от того, где они находятся.
- Я не про это.
- А про что?
- Что ответ мне надо сейчас.
- Ответит он тебе завтра, какая разница?
- А если мне ответ не понравится, а прыгать я уже не захочу?
Пришлось Тарасу в пиво незаметно бросить таблетку димедрола, пока он далеко не зашел. Вот так рассуждая, он и уснул, облокотившись на меня. А я сидел, курил сигареты одну за другой и смотрел на ночное небо. И, несмотря на весь этот разговор, было так кайфово вот просто так сидеть на крыше самого высокого здания в городе и смотреть на звезды. В глубину вселенной. И думать, что где-то на другом краю вселенной тоже кто-то так сидит и размышляет. Ну, не может же быть, что во всей вселенной мы были одни. Вот так размышляя, я и заснул. Проснулся я от грома. В небе сверкала молния, лил дождь. Я стал искать Тараса. Куда он делся? Я увидел его на краю крыши. Невдалеке стояли каких-то два человека. Я не мог разглядеть их. Было очень темно. Один из них направил в сторону Тараса пистолет. Я попытался закричать, но не смог выдавить из себя ни единого звука. Я открывал рот, напрягался что есть силы, но куда-то пропал голос. Что происходит? Кто эти люди? Что им надо? Дождь, темнота, гроза.
- Я прыгну, - услышал я голос Тараса сквозь гром.
Я хотел встать, но не смог. Куда-то делись силы. Что-то меня держало. Я никак не мог понять, что происходит.
- Нет, Тарас, не надо, пожалуйста, - пытался я из себя выдавить.
Но меня никто не слышал. Как будто меня и нет.
- Да? Давай, вперед, - сказал человек с пистолетом и сделал шаг к Тарасу.
В небе засверкало. Тарас поднял голову вверх и произнес что-то вроде стихов:
Из неба молния сверкнула,
И это Бог грозит всем нам,
И будет суд над всеми нами,
А я грешен как сатана.
Я в ночь иду и степь глухую,
Но и там настигнет суд,
И в ад лечу напропалую
Ждите черти, я иду.
В ту же секунду он исчез с крыши. Он прыгнул. Я в ужасе встрепенулся и увидел чистое небо. Тарас храпел у меня на плече. Уже светало.
- Тарас, - схватил я его, - как же я тебя рад видеть.
- Отстань, дай поспать, - пробурчал Тарас.
Как хорошо, что это всего лишь ужасный сон.
21 августа, 1998 год
Тарас показал песню, которую написал полчаса назад. Всё бы ничего, но слова этой песни я уже знал, «Из неба молния сверкнула».
- Writer
