Пыль на зеркале

12.

  Хотя Дмитрий и дал обещание, но сначала он далеко не был уверен, что выполнит его и отправится на поиски очередных ловцов человеческих душ. Но затем неожиданно для себя он вдруг заинтересовался этим делом и даже решил действовать, не откладывая. Почему он так резко переменил свое мнение, он сам точно не знал. В этой истории заключалось нечто труднообъяснимое. После того, как он насмотрелся в Крыму на Питера и его друзей, он стал испытывать определенную идиосинкразию ко всяким новым сектам и богословским движениям; они проповедуют свои истины, говорят о всеобщей любви и братстве, а втайне мечтают о власти над людьми. Но то, что он услышал от этой женщины, как-то выбивалось из общего стандартного потока новых религиозных откровений. И он почувствовал прилив любопытства.

  По указанному адресу он отправился на следующий день прямо с утра. Дом был старый, но добротный, укрывшийся за густой зеленью давно посаженных деревьев. Он поднялся на третий этаж; дверь в квартиру, которую он искал, была приоткрыта, и он не стал звонить, а просто толкнул ее.

  Квартира сразу же показалась ему очень просторной, широкая и длинная словно река прихожая текла куда-то далеко вглубь. Он заглянул в ближайшую комнату, она была пуста - ни людей, ни мебели, только несколько стульев и большой ковер на полу. Он приоткрыл следующую дверь; в этой комнате так же не было мебели, но были люди, они сидели на паласе в позе лотоса.

  Его заметили. Мужчина примерно одинакового с Дмитрием возраста встал с пола и подошел к нему.

  - Вы кого-нибудь ищите? - доброжелательно, без тени враждебности спросил он.

  - Да, я ищу Денисова Валерия Евгеньевича.

  - Это я. -

  - Извините за беспокойство, но я бы хотел с вами поговорить. Я журналист, меня зовут Дмитрий Незнамов, я из "Национальной газеты".

  - И что хочет от меня "Национальная газета"? - Мужчина улыбнулся, и Дмитрий поразился выражению его глаз; они были необыкновенно ясные и выразительные, казалось, что они глядели так глубоко и проницательно, что ему стало даже немного не по себе.

  - Мне стало известно о существовании вашего религиозного кружка, и я хотел бы узнать о нем поподробнее. Дело в том, в своей газете я веду тему религии, - осторожно проговорил Дмитрий. Он решил, что не стоит с самого начала раскрывать все карты.

  - Я не совсем согласен с вашим определением о том, что у нас религиозный кружок.

  - А могу я тогда узнать, что это тогда такое?

  - А вам обязательно нужно это как-то определить. А вам не подходит такая интерпретация: я учитель, а это мои ученики.

  - Вам, конечно, виднее, но все равно мне хотелось бы с вами поговорить.

  - Пожалуйста, буду рад нашему общению. Только пройдемте в другую комнату.

  В комнате, куда привел его Денисов, была вполне привычная обстановка: стояли несколько кресел, стол, шкаф. Этот знакомый ему интерьер немного успокоил Дмитрия, помог обрести большую уверенность.

  - Хотите кофе? - предложил Денисов после того, как они сели.

  - Если вас это не затруднит.

  - Нисколько, - улыбнулся Денисов. Он вышел. а когда вернулся через минуту, сказал: - Нам сейчас принесут. А теперь с удовольствием выслушаю вас.

  У Дмитрия был уже немалый журналистский опыт, и он давно уже не смущался, попадая в новые непривычные для него ситуации. Но сейчас он чувствовал растерянность: во-первых, обстановка в квартире была уж очень необычной, а во-вторых, не менее странным казался и сидящий напротив него человек. Хотя в чем заключалась его странность, он вряд ли мог бы сейчас себе это объяснить.

  - Вы сказали, что у вас не религиозный кружок. Что же тогда?

  - Мне трудно вам сказать, что это такое, признаться, я никогда не задавался таким бесплодным вопросом. Конечно, для того, чтобы облегчить понимания тем, кто к нам не причастен, может быть и следовало дать какое-то определение того, чем мы здесь занимаемся. Но дело в том, что я не люблю никаких дефиниций. Ведь определить - это заведомо ограничить, втиснуть себя в какие-то рамки. А я этого стараюсь избегать.

  - Иными словами, вы не любите афоризмов.

  - Афоризмы принесли человечеству много вреда, они мне напоминают застывшие льдины на реке. Они останавливают движение, мешают непрерывному потоку событий и времени. Они одновременно порождение человеческого догматизма и один из его источников.

  Дмитрий вновь почувствовал себя не совсем уверенно. Не то, что он уж очень был слаб в метафизике, наоборот, он всегда любил философские споры, но сейчас у него было ощущение, что речь идет о чем-то другом, и что его изощренность в подобных беседах в данном случае может оказаться бесплодной. А потому если ее и демонстрировать, то с величайшей осторожностью.

  - Я могу записать нашу беседу на диктофон? - решил он подстраховаться , а заодно и проверить на испуг своего собеседника.

  - Конечно, включайте, мои ученики обычно записывают мои лекции на пленку.

  - Вы утверждаете, что ваш кружок не имеет ничего общего с религиозной сектой. Однако я разговаривал с матерью одной из ваших учениц и она утверждает обратное.

  - Да, я догадываюсь, о ком вы говорите. Она приходила ко мне, я пытался ей объяснить, чем мы тут занимаемся, но она не желает ничего слушать. Вернее, если быть более точным, не желает ничего понимать. Кстати, сегодня Вероника не явилась на занятия.

  - А вы не можете хотя бы вкратце рассказать, в чем смысл вашего учения?

  - Понимаете, это все равно, что в нескольких словах передать, к примеру, содержание романа "Война и мир". Сделать это можно, но вот получит ли человек верное представление об этом произведение. Скорее случится наоборот, у него появится искаженное впечатление, и он всю жизнь будет думать, что этот роман и есть то, о чем ему рассказали. Но если вы настаиваете. Наша цель заключается в том, чтобы достичь того, что на Востоке издавна называется просветлением. Наша конечная задача - стать счастливыми, то есть обрести то состояние, с которым современный человек просто не знаком. Как вы, может быть, уже поняли, что речь идет о кардинальном преобразовании сознания.

  - И получается? - Дмитрий постарался насытить свой голос как можно более концентрированным раствором иронии.

  - Получается. Правда не всегда и не у всех. Это непростой и долгий процесс.

  - Если я вас правильно понял, то вы утверждаете, что современный человек не способен достичь счастья.

  - Да, не способен. Более того, он практически не представляет, что это такое, о счастье, как, впрочем, и о всем другом у него самые превратные понятия. Он даже не знает, с какими внутренними ощущениями оно сопряжено. Потому и все усилия по его обретению изначально обречены на провал. Посмотрите сами: цивилизация, это вечный двигатель, она ни на секунду не останавливается в развитии, чуть ли не каждый день приносит нам на блюдечке новые достижения. Однако рой проблем при этом не уменьшается, более того, они становятся все трудно разрешимей. Но главная проблема - проблема человека; здесь вообще нет сдвигов. Несмотря на все его усилия он по-прежнему далек от достижения гармонии, внутреннего мира с самим собой. Как был он дикарем в основных своих проявлениях, так им и остался. Или вы с этим не согласны?

  - Согласен. Но только в том, что вы говорите, нет абсолютно ничего нового. Об этом идет речь уже не первое тысячелетие.

  - Но разве я утверждаю, что говорю нечто еще никем не слышанное. Дело же обстоит именно так, как вы только что сказали, об этом ведется речь с еще очень давних времен. Но вот каков результат этой бесконечной говорильни? Видите ли, я не создаю никаких новых философских и религиозных теорий, я вообще против всяких умственных систем, я не одержим бесом постоянного придумывания чего-то неведомого. У меня другая цель, я хочу помочь человеку преобразовать себя, устранить из его сознания весь тот архив, который там накоплен и который мешает ему самопознанию. Да и как человек в состоянии понять себя, если его мозг переполнен чужими знаниями, суждениями, предрассудками. Вместо того, чтобы постигать собственную природу, он вынужден без конца разгребать эти завалы, копаться в них, чтобы выудить какую-нибудь очередную мыслишку. Не случайно, что ему на это не хватает целой жизни и весь этот труд переходит по наследству к другому поколению. Там замыкается сансара - колесо судьбы.

  - То есть, если я вас правильно понял, вы против ума?

  - У человечества неправильное представление об его функции и задачах. Все свои надежды оно связывает исключительно с ним.

  - Это не так?

  - Ум - это только инструмент выживания, как сильные лапы у льва, он способен обеспечивать человечеству исключительно линейный прогресс. Но линейный прогресс - это все та же дурная бесконечность, по этой дороги можно идти как угодно долго, и в конце концов оказаться все на той же станции. А нужен скачок в другое измерение и здесь ум не может помочь. Прыжок возможен только тогда, когда ум будет преодолен.

  - И что будет после того, как мы преодолеем ум?

  - Непосредственное общение с бытием. Но все дело в том, что это уже трудно объяснить словами, нужно долгое постижение.

  - Извините, но у меня всегда возникает недоверие к явлениям, которые невозможно выразить в словах. Может быть, потому что я журналист и привык все описывать.

  - Могу дать вам совет, исходя из своего опыта. На некоторые вещи не стоит сразу как-то реагировать, просто примите это к сведению. Я привык тому, что первая реакция на мои слова обычно бывает негативная, но это в сущности не ваша реакция.

  - А чья же тогда?

  - Всего того человеческого опыта, который отложился в вашем мозгу. Или говоря тем научным языком, который вы так любите, - это реакция коллективного бессознательного. Не торопитесь, дайте мыслям укоренится, проникнуть в ваше подсознание. Пусть ваше серое вещество привыкнет к ним; когда же между ними произойдет взаимный процесс адаптации, вы вдруг почувствуете, что в вас начинает что-то меняться, что ничего необычного в моих словах абсолютно нет, и вам даже покажется странным, что вы сами не додумались до столь очевидных истин.

  - Хорошо, я попробую последовать вашему совету. Но если у меня действительно начнется переоценка ценностей, могу ли вас посетить снова?

  - Безусловно. - Денисов улыбнулся. Приходите, когда хотите. Если же вас беспокоить судьба девочки, то уверяю, что ей ничего не грозит. Тем более, я думаю, что благодаря ее матери она здесь больше не появится. Не знаю только, пойдет ли ей такая забота на пользу.