Три дня иного времени

Глава IV

IV

По дороге я всё же отпустила его рукав, но продолжала настырно расспрашивать: — Издалека вы приехали?

— Более чем: вам даже не представить, как это далеко. Из…

— Ну?

— …Новосибирска.

— Всё ясно: видно, у вас в Сибири принято сидеть на уличных скамейках зимой. Признавайтесь честно: кто вы? Писатель?

— Даже и близко нет, — усмехнулся мой новый спутник.

— Тогда военный?

— Это ещё почему?

— Из-за пальто: я его приняла за бушлат со споротыми погонами. Очень стильно, говоря по правде. Или как: это тоже просторечие, которое мне не идёт?

— Этот «бушлат» я в магазине купил: просто пошёл и купил.

— Рассска-азывайте, — протянула я, улыбаясь. — Будто я не знаю, что можно, а что нельзя купить в магазине! Ну, даже если и в магазине, то не у нас, а где-нибудь в ГДР или в Чехословакии. Угадала?

— Угадали, угадали! — засмеялся Август. — Пусть будет в Чехословакии.

— Так, хорошо, вы не военный, тогда кто?

— Всё прозаично: научный работник.

— Ничего себе «прозаично»: это же и есть самое интересное! — темпераментно воскликнула я. — Чем вы занимаетесь?

Август хмыкнул:

— Милая девушка, ну неужели вам будет понятно, если я скажу название своей темы или приборов! («“Милая девушка”: какая прелесть!» — отметила я в уме.) Я их сам-то еле могу выговорить. И потом: зачем вы меня пытаете? Вдруг они секретные, эти приборы?

— А они секретные, правда? — испугалась я. — Тогда извините! — Не на чем.

— Красиво у вас говорят в Новосибирске, — вздохнула я. — «Не на чем»: что-то чеховское. Понимаю: Академия наук и всё такое прочее. Не то что мы тут, лыком подпоясанные, которые за бугор валить хочут.

— Бросьте вы уже ваш бугор, ми… Кстати, почему я вас называю «милой девушкой» и до сих пор вашего имени не знаю?

— Вероника, — представилась я бесхитростно. — Разве я не сказала? Странно: а у меня чувство, что мы знакомы… уж не меньше месяца, точно. Это, наверное, оттого, что вы мне при…

— Что?

— Нет, ничего, чепуха, вздор! Мне утром приснился человек, на вас похожий.

— Надо же! — Август даже остановился. — Вы серьёзно?

— А что в этом такого невероятного? — весело уточнила я. — Думаете, голову вам морочу? Неужели вы считаете — да пойдёмте уже, не стойте, — что я просто так, без этого сна, подошла бы к вам на улице, Август?

— Я удивился, конечно…

— Кто знает, может, и подошла бы… Хочется перейти с вами на «ты», но как-то боязно немного: я, наверное, такая дурочка рядом с вами… Сколько вам лет, товарищ научный работник с удивительным именем?

— Двадцать семь. — Возраст Печорина, выходит…

— Дался вам этот Печорин: уже второй раз поминаете! Неужели я чем-то похож?

— А вы взяли бы репродукцию Врубеля да поглядели бы повнимательней…

— И вовсе вы не дурочка, Вероника: не каждая девушка в ваши… двадцать?

— Угадали.

— …В ваши двадцать подробно рассматривает Врубеля. Есть у меня знакомые девушки, которые про Врубеля знают только те врубеля́, что без буквы «в». — Я хмыкнула, не зная, как относиться к этой информации. — И имя у вас тоже замечательное: прекрасное христианское имя.

— Христианское? — недоверчиво переспросила я, заподозрив насмешку. — С какой это стати? И даже если: я бы этим не хвасталась! Вы… чего доброго, ещё скажете, что сами в бога верите? — Август пожал плечами, что, однако, было сложно истолковать как «нет». — Что?! Да нет же! — расхохоталась я. — Вы мне голову морочите, Август!

— Почему вы считаете, что обязательно мо… гм! А у вас всегда перед вузом такое столпотворение?