Записки подменыша

Глава первая. Даниэль. Эпизод пятый

– Любая работа полезна, – Даниэль пожал плечами. – Меня, кстати, бесит пренебрежение, с которым многие к этой сфере относятся. Типа – «О, ЖКХ – три страшных буквы!..» Что в этом, блять, страшного, инфантильные вы дебилы?! Вы как жить без этого будете?

Хмурясь, он озлобленно захрустел пальцами – и вдруг рассмеялся. Раздражение наигранное, но удивительно правдоподобное.

– Ну, и я не сижу на месте, активно двигаюсь, типа, развиваюсь, – на глазах бодрея, добавил Даниэль. – Повышение за повышением – скоро вон начальником отдела, может, стану… А всё почему? Потому что хочешь жить – умей вертеться! – (Одарив её улыбкой слаще миндального сиропа и фисташкового крема вместе взятых, Даниэль снова вернулся к полузабытым поискам старых фото на своей странице). – Та-ак, где же это было…

– Но насчёт армии – даже не знаю, если честно. – (Алиса почему-то задумалась о том, как у него получилось сохранить это лёгкое, весёлое обаяние – бурлящее, будто пузырьки в золотом шампанском, – после всего, что он пережил. После Мадлен, режущей кошек; после драк, где его пинали толпой; после психозов. Сколько же сил в этом стройном, по-кошачьи гибком молодом теле? Или – на самом деле нисколько? Или на самом деле всё это маска – и он уже сломлен?). – У моего бывшего парня были приятели-военные – один из Италии, другой из России. У того, который из Италии, мы однажды были в гостях – в закрытом военном городке. И это… Ну, честно, ужасно. Повсеместный алкоголизм, грубость, глупые ограниченные люди, которые следуют – как ты выражаешься – протоколам до последнего, но совершенно не умеют думать самостоятельно. Постоянно какие-то разборки, сплетни, дебош… Чудовищно мерзкие нравы. В общем, прости, но, думаю, ты идеализируешь армию – как и многие, кто там не был.

– Ложь и провокация! Осуждаем! – весело улыбаясь, воскликнул Даниэль. – Я хоть и не жил в военном городке, но много общался с военными ребятами, много читал об этом, смотрел, играл, впитывал информацию. И могу сказать, что это зависит от рода войск, от части, от страны. Я не идеализирую – просто есть части, где реальный порядок, а не то, что ты описываешь. В любом случае, это дисциплина. И самодисциплина! – (Выпрямившись, он с шутливой торжественностью приложил кулак к груди; чёрные росчерки бровей взлетели вверх. Какая по-детски бесхитростная открытость на лице. Что это – романтизация пути Настоящего Мужчины – с армейскими ботинками, строевыми смотрами и заправлением кровати на скорость? Или романтизация насилия, которое он, по его словам, так отчаянно ненавидит, от которого он так устал?..). – Школа жизни, чёрт побери! Я тот ещё солдафон! Об армии много тупых пугающих стереотипов, но я с ними не согласен. Я бы с радостью пошёл служить. И пиздиться где-нибудь в горячей точке!

Он снова сжал кулаки; возбуждённо засмеялся, щуря хитрые кошачьи глаза. Алиса покачала головой.

– Прости, но я опираюсь на свой опыт. Может, и школа жизни – но, например, один капитан там во всеуслышание хвастался тем, как пьяным (цитирую) «снял в городе двух шалав и выебал их прямо в части». А перед этим – подрался с кем-то и разбил ларёк. У него, к слову, была жена с двумя детьми, беременная третьим. И там это абсолютная норма. Его считали героем.

Даниэль чуть помрачнел.

– Такие есть во всех сферах. Но армия как система призвана как раз искоренять таких. Они – ошибка в системе. Они вредны социуму.

– Весьма… механистичное суждение. Прагматичное.

– Я всегда мыслю прагматично.

– А как с этим сочетается неумение выбирать?

– То есть?

– Ну, ты подчеркнул, что не умеешь выбирать, что опираешься на выбор другого человека. И, насколько я могу судить, у тебя это действительно доведено до абсолюта. «Где встретимся?» – вместо конкретного предложения. «Что ты возьмёшь, то и я», – даже когда речь просто о булочке с кофе. – (Даниэль улыбнулся, почему-то просияв. Слушал он без смущения и жадно – так жадно, будто наблюдательные рассуждения Алисы о нём были упоительным нектаром, по капле льющимся ему в рот). – Я, кстати говоря, не люблю такое – когда встретиться предлагает человек, а место мне выбирать самой… Ну да ладно. И вот – разве это прагматично? Разве это не просто – извини – позиция приспособления?

– А разве это не самая прагматичная из позиций? – промурлыкал Даниэль, легко парируя её выпад. Он всем корпусом подался вперёд, неотрывно глядя ей в лицо; забытый телефон лежал рядом с его локтем экраном вниз. – Я передоверяю другому человеку то, что у него лучше получается. То, в чём он разбирается лучше. Ты явно лучше меня знаешь заведения в центре Гранд-Вавилона, больше меня куда-то ходишь – так почему бы тебе не выбрать место? Ты уже была здесь и знаешь, что́ вкусно, – так почему бы не выбрать еду?.. Если бы это делал я, мы бы только зря тянули время и ухудшали качество встречи. Это нерационально!

– Возможно. Но, если так делать всегда, разве это не приведёт к перекладыванию ответственности на другого человека?

– Скорее всего. Ну и похуй! – он улыбнулся с жутковатым спокойствием. – Я ненавижу ответственность.

Предсказуемо. Алиса тоже выдавила улыбку.

– Печально слышать. Я ответственность очень люблю.

– Я и одежду себе сам выбирать не люблю, например. Не умею. – (Не расслышав реплику про ответственность (специально или случайно?..), Даниэль кокетливо смахнул с плеча невидимую пылинку). – Любовь к одежде в меня внедрила Мари – до неё меня это не особо интересовало. Но всё равно у меня нет чувства стиля. Я всегда прошу консультанта подобрать мне вещи. Или человека, который приходит со мной. Или беру готовый комплект вещей с манекена. Доверяюсь, опять же, мнению того, кто более авторитетен в этом вопросе.

– Никогда бы не подумала, – призналась Алиса, ещё раз оглядывая его чёрную рубашку, жилет, пиджак и серебристо поблёскивающий пирсинг. Кто бы мог предположить, что этот воплощённый секс – всего лишь конструктор, искусно собранный чужими руками? – У тебя в образе всё так… тщательно подобрано. Каждая деталь.

– Именно потому, что не мной! Если мне говорят, что мне что-то идёт, – я ношу. Если говорят, что не идёт – хотя бы раз, – выкидываю эту вещь нахуй и больше не надеваю её! И так всегда, – спокойно проговорил Даниэль.

– Кто там критиковал максимализм? – поражённо выдавила она.

– Это как раз не максимализм, а сама практичность! – легко вывернулся он. – Другим ведь виднее, как я выгляжу. Не мне об этом судить.

– Но выбрасывать вещь просто из-за того, что кто-то сказал, что она тебе не идёт… Это как-то… – (Странно? Безумно? Категорично и инфантильно? Алиса представила, как он бродит с какой-то из своих бывших по магазинам, будто таскаясь вслед за мамочкой, – и вздрогнула). – Не знаю. Это просто чужое мнение, но ты же можешь быть с ним не согласен. Ты сам должен понимать, что идёт тебе, а что нет, что нравится, а что нет.

– Ну так а я не понимаю! – снова чуть мрачнея (начиная раздражаться?) отрезал Даниэль. – В том и проблема. Я не человек, я ёбаный киборг!.. Вот, смотри. – (Он опять схватил телефон, наконец-то нашёл нужные фото и протянул их Алисе. Она улыбнулась, увидев ярко-фиолетовый ирокез – причудливый, как гребень какаду. Даниэля сняли на фоне какого-то окна – и он нежно гладил кактус с фиолетовыми иголками). – Прикольно, да?

– Да, мило. Два кактуса в тон.

– Ага! А вот эта? – (Следующее фото сопровождалось надписью: «Когда ждёшь препода на паре». Даниэль – тоже с ирокезом – лежал на полу кабинета, будто Инстаграм-дива, загорающая на пляже: на животе, манерно подперев подбородок кончиками пальцев и болтая ногами в воздухе). – Самое смешное – я ведь реально ждал препода в колледже!.. Ой, а вот ещё…

Следующие несколько минут прошли в детальном, смакующем анализе старых фотографий и постов Даниэля. Он с детской радостью вскрикивал, заметив какую-нибудь памятную агрессивную песню, жадно изучал старые мемы, шутки об играх и изредка мелькающие на фоне лица друзей, сравнивал количество лайков под разными постами – и забавно возмущался и хмурился, заметив, что какое-нибудь его фото понравилось восторженным зрителям меньше других. Алиса давно не видела такого отчаянно-эгоцентричного, нервного самолюбования. Казалось, что он готов сладострастно перелистывать свою страницу снова и снова – то от настоящего к прошлому, то наоборот. Когда они дошли до поста с размытой фотографией ночного города и песней под названием “I Wanna Be Your Dog”, губы Даниэля тронула горько-злая улыбка.

– Это я к той шизофреничке, Мадлен, ехал в тот момент.

– Ох. Со смыслом.

– Да уж… Ладно, ты права – хватит дрочить на свою страницу! Извини. – (Даниэль с серьёзным видом убрал телефон. Алиса едва сдержала хихиканье: он назвал свои действия весьма метко). – Но это я всё к чему? В разное время, в разных ситуациях я выгляжу абсолютно по-разному. И это может очень быстро меняться – буквально за несколько недель. Поэтому какой смысл говорить о моих вкусах, желаниях, мнениях? Я киборг! Протокол адаптации активирован!..

А может, дело не в высоких словах вроде адаптации, а в банальном отсутствии этих вкусов, желаний и мнений? Алиса вздохнула.

– Но возводить это в абсолют – всё равно странно. Если бы все без конца копировали друг друга и адаптировались, в итоге человечество ведь превратилось бы в армию клонов? Должно же быть в каждом что-то своё…

– Все люди разные – но все люди одинаковые! – пренебрежительно встряхнув пальцами, воскликнул Даниэль. – Я всегда это говорю. У нас у всех одинаковые тела, одинаковые модели поведения и мышления, одинаковые этапы взросления – семья, детский сад, школа, колледж или универ, работа, брак, всё такое. Одинаковые потребности и желания. Да, есть нюансы, особенности характера, судьбы и так далее. Но, если копнуть поглубже, все люди окажутся одинаковыми. – (И снова это усталое пренебрежение в тоне и взгляде – будто прекрасный молодой бог, скучая, разглядывает муравьишек-людей с высоты. А плеть ему действительно пошла бы, – отстранённо подумала Алиса. Или тяжёлая цепь. Или нож. С ножом он к тому же явно умеет обращаться). – И «армия клонов» – это весьма возможный вариант будущего. Даже очень вероятный. Не думала об этом?

Даниэль вдруг подмигнул, глядя на неё пристально и лукаво. Алиса представила, как валит его на столик – прямо здесь, в этой милой уютной пекарне, – и запускает зубы в его нежную шею. А потом – засасывает кожу так, чтобы остался синячок.

Её метка. Её авторское клеймо. На вкус его кожа сейчас, должно быть, сладковато-шипровая – такая же, как этот парфюм.

– Думала. Но это было бы очень… антиутопичное общество. Тотальная власть обезличенных масс, в духе Ортеги-и-Гассета.

– Страш-шно, да? – зловещим шёпотом прошипел Даниэль – и засмеялся. – Но всё вроде примерно к тому и идёт, разве нет?.. Знаешь, мне нравится с тобой разговаривать, – вдруг добавил он. Алиса благодарно кивнула, сдерживая привычное торжество. Хотя – здесь с торжеством будет посложнее. Вскружить голову этому жутковато-красивому существу не так просто, как кому-нибудь из её рабов. Или как Адаму – полковнику в отставке. – У тебя обо всём есть своё мнение! Ты не просто соглашаешься или агрессивно споришь, а рассуждаешь, доказываешь… – (Он снова закашлялся, прикрывая рот кулаком). – Ох, прости.

– Ничего. Ты плохо себя чувствуешь? Может, воды купить?

– Да, кажется, начинаю заболевать. Но похуй, неважно!.. Ещё мне нравятся переходы тем! Скажи же, это забавно – начать с игр и одежды и дойти до такого вот?!

– Это нормально. Ассоциативный принцип развития диалога, когда одно цепляется за другое. Мне он тоже больше всего нравится, – смягчив голос до бархатности, согласилась Алиса. – Не люблю нудные, топорные переходы от темы к теме. А вот такие, непринуждённые – люблю.

Даниэль восхищённо сложил из пальцев сердечко, и она засмеялась от умиления.

– У меня всё строится на такой ассоциативности! Я сам – своего рода пожилая ассоциативность! – прощебетал он. – Я ту же историю так изучал, например. Уже говорил, кажется – в школе или колледже она меня вообще не интересовала, похуй было и всё. А пото-ом, с Assassin’s Creed!..

– Ну, здесь у меня не совсем так же. Я всё-таки часто люблю изучать что-то системно, глубоко. И в истории у меня больше общих, системных знаний, чем конкретных. Ты вот упоминаешь, например, имена конкретных пап, которые в тот или иной период правили в Ватикане – а я вечно в них путаюсь, мне это ни о чём не говорит. Но зато политическую ситуацию в каждом из этих периодов я могу охарактеризовать в целом. И точно так же не знаю, например, многих деталей об оружии, о конкретных битвах – но…

– Ох, а хочешь, покажу тебе боевой костюм, в котором сейчас гоняю в игре про фронтир?! – взбудораженно ёрзая на стуле, предложил Даниэль – и, не дожидаясь её согласия, схватил телефон.

Его прервал грохот входной двери и манерный пьяный вопль:

– Ну, что у нас тут?!

В пекарню ввалился чёрный парень в женской куртке, длинноволосом рыжем парике и лосинах, покрытых леопардовыми пятнами. Да это же один из тех незадачливых пассажиров Адама, – вдруг поняла Алиса. Это он стоял на тротуаре с приятелем (напарником? бойфрендом?) и мёрз, тщетно дожидаясь такси.

Тонкая вибрация совпадений, уловленное созвучие. Абсурдно-сюрная сценка – но то, что такие сценки тянутся к Даниэлю, о многом говорит.

– Девочки, а что это у вас выбор такой убогий, а-а?! Налейте даме кофе, будьте любезны!

Транс отвратительно-тонким голосом растягивал слова, шатался, надувая пухлые губы. Кто-то косился на него с хихиканьем, кто-то – с откровенной брезгливостью, кто-то старался не замечать. Даниэль умолк, серьёзно глядя на Алису, не оборачиваясь, – и захрустел пальцами. На его скулах заходили желваки. Дикая кошка, готовая к прыжку; мурчание на грани со смертоносным рыком.

– Вот за это я и не люблю Гранд-Вавилон, – тихо процедил он, пока транс продолжал дебоширить у прилавка, а несчастные кассиры сухо отвечали ему (ей?..), что кофе тут наливают только за деньги, а пиво и вовсе не наливают. – Повсюду вот такое происходит. Ёбаный беспредел.

Что-то шевельнулось в её памяти – будто кто-то подул на мутную воду. Другое кафе, другой человек напротив, другой нарушитель спокойствия…

Ах нет, там был Наджиб. Ифрит, не человек. Он вывел из кафе того пьяного бомжа – благородно помог персоналу. И потом всю дорогу сиял, откровенно кичась своим благородством.

Что же сделает Даниэль?

– …Нет, я не понимаю, в чём ваша проблема? Вы меня пьяной считаете, что ли? Меня-а?! – (В визгливом голосе транса захлюпали истеричные слёзы; на щеке Даниэля дёрнулась мышца. Он медленно-медленно, не глядя на Алису, повернулся в сторону прилавка. Уголки его губ были приподняты, но остекленевшие глаза ничего не выражали. Алиса вдруг поняла: то, что она сначала приняла за прелестные, как у ангела из детской сказки, ямочки на щеках, – вовсе не ямочки. Такая есть только на одной щеке, на другой – нет; гибельная, хаотичная асимметрия, которая проявляется, если вглядеться в совершенство вблизи. Шрам?..). – Да я ВООБЩЕ не пью, к вашему сведению, ни гло-точ-ка! Сегодня – да, так получилось, выпила, у всех бывают моменты слабости! И что теперь?! Сразу смотреть на меня, как на шваль, и отказываться налить мне кофе?!

– Мы с радостью нальём кофе. Только, пожалуйста, оплатите заказ, – в пятый или шестой раз повторила девушка-кассир. Она нервно улыбалась, но в её глазах за стёклами очков уже мерцала паника. Даниэль снова хрустнул пальцами и монотонно пробормотал:

– Ненавижу.

– Пьяных? – спросила Алиса.

– Нет. Когда обижают женщин, – отрезал он – так жёстко и озлобленно, что ей стало не по себе. – Вот поэтому я ненавижу мужчин. Убивал бы их голыми руками!.. А эти женщины – видишь? Они ведь и сделать ничего не могут. Не имеют права выгнать клиента или хамить ему. И охраны нет, чтобы выставить. Гадость.

– Гадость?! Кто это сказал – гадость?! – поправляя съехавший парик, гневно тявкнул транс. Потом шагнул к их столику – и впервые заглянул в лицо Даниэлю. Жалобно вскрикнул, всплеснув руками, покачнулся и чуть не упал; кассир с тоской покосилась на стекло витрины, оказавшееся в опасной близости от его неустойчивых па. – Ох, боже мой, молодой человек, Вы такой красивый!..

– Я знаю, – хищно улыбнувшись, сказал Даниэль. Сказал очень спокойно – но Алиса почему-то знала, что сейчас он представляет, как парой точных движений выбрасывает транса на улицу, в снегопад. А потом – награждает его парой пинков, слушая жалкий пьяный скулёж. На десерт, вместо кофе.

Или – как пальцами выдавливает чёрные, будто сливы, глаза транса. Как расцарапывает размалёванное лицо… Алиса вздрогнула, захваченная тугой горячей волной своей – его?.. – жестокой фантазии.

В ответ на «Вы красивый» – не растерянно-польщённое «Спасибо», а невозмутимое «Я знаю». Наверное, он на все комплименты отвечает так – потому что слышал это тысячи раз. Тысячи од своему лицу, телу, голосу; тысячи тропок, которые никуда не ведут.

Красота жестока в своей неотвратимости.

– Красивый, потрясающе красивое лицо! – замерев, восхищённо проблеял транс. – Вы, наверное, модель, да? Гуччи? Версаче?!

Кто-то захихикал – но Алису почему-то совсем не тянуло смеяться. Даниэль улыбался с прежним спокойствием; смотрел трансу в глаза, приподняв брови в вежливом ожидании. Будто невозмутимый, стерильно-любезный клерк на рабочем месте: здравствуйте, чем я могу помочь? Может быть, выпить Вашу кровь или переломать Вам кости?..

– Нет, – низкий баритон Даниэля прозвучал как топор, опускающийся на плаху; транс страстно задрожал, заламывая руки. Его пьяная вздорная агрессия, казалось, растворилась в чистом восторге.

– А мне кажется, Вы модель! Точно, точно модель! Вы очень красивый – и добрый, я это сразу поняла!.. Не купите кофе бедной женщине? – пытаясь ровно устоять на ногах, влюблённо ворковал транс.

– Не приставайте к посетителям, пожалуйста, или мы будем вынуждены вызвать охрану, – набравшись храбрости, тихо сказала девушка-кассир. Просветлённое выражение сразу исчезло с лица транса; он цокнул языком и подбоченился, теребя розовый пояс куртки.

– Охрану? Ты кому тут грозишь охраной, лохушка, а?! Не видишь – я с человеком разговариваю?!

– Не надо, – тяжело и внушительно произнёс Даниэль, снова поймав взгляд транса. Его кулаки мирно лежали на столе – но были сжаты так, что побелели костяшки. – Не надо оскорблений.

– Ох, хорошо, хорошо, я уйду! Уйду, но только ради вот этого прекрасного юноши! – шмыгнув носом, провозгласил транс – и, покачиваясь, двинулся к выходу. Казалось, сами стены маленькой пекарни вздохнули от облегчения. – А вы все – так, шваль по сравнению с ним, поняли меня?! Мелкие сошки! Au revoir![1]

На прощание Даниэлю достался нежный воздушный поцелуй, всем остальным – вздёрнутый средний палец. Грохнула дверь; по залу снова понеслись смешки и разговоры.

– Модель, значит? Гуччи, Версаче? – проговорила Алиса. Даниэль посмотрел на неё – то ли устало, то ли просто равнодушно.

– Ну, не Гуччи, конечно, но моделью меня часто зовут поработать. Для фотосессий, например. Или для тату. – (Он раздражённо зашипел и встряхнул головой, как кошка, – будто отгоняя неприятный сон). – Фу, блин, мерзость какая! Destroy everything, чёр-рт возьми!

– Бывает. Но ситуация, конечно, трэшовая… Зато именно ты его угомонил, – она натянуто улыбнулась. – Силой своей красоты. Ты заметил, что на меня он даже не взглянул? Так – сидит какая-то доярка рядом с принцем.

– Да на меня все так смотрят, я привык. – (Даниэль дёрнул плечом – снова с каким-то пугающим спокойствием). – Но, блин… Пьянство. Осуждаем, решительно осуждаем!

Он нежно засмеялся, явно пытаясь разрядить обстановку.

[1] До свидания! (фр.).