Нереаль - Книга 2. Возвращение

День 3. Цель достигнута… Почти - часть 3

* * *

Одного взгляда хватило на окрестности, чтобы понять, где мы. Ящики, ящики, нескончаемые ряды ящиков. Мы находились в том самом уцелевшем грузовом отсеке. Потолок не был особенно высок – два человеческих роста или что-то около того. Поэтому ящики стояли лишь в один уровень. Но зато они были столь плотно подогнаны один к другому, что еле-еле осталось место для узких проходов между ними. Часть грузового пространства была свободна, к чему приложили руку скаржи. Но, насколько я понял, ни одного ящика они забрать отсюда не успели: всё, чего не хватает здесь, стоит там, внизу.

Грузовой отсек и в самом деле был пуст, ни единого скаржа. Мы в этом убедились, обшарив всё помещение.

— Осмотреть ящики! — приказал сержант.

Десантники вскрыли несколько из них.

— Сэр, здесь полно оружия! — воскликнул один из солдат.

— Хороший груз, — хмыкнул я. Сразу припомнился ИСВК. Опять куча нашего вооружения в руках у скаржей.

— Пополнить боезапас! — скомандовал сержант.

Солдаты с радостью бросились выполнять приказ. Это было действительно стоящее действо. До сих пор отряд шёл, практически балансируя свой инвентарь от минимума до нуля, пополняя его лишь в редких случаях из ящиков, выпавших из «Прометея». Теперь же рюкзаки были забиты патронами под завязку. Также я увидел, как солдаты извлекли несколько шок-ружей и прочих пушек.

— Сэр, посмотрите сюда! — сказал один из солдат, помахивая массивным стволом гранатомёта. В это же время другой солдат извлёк из ящика одноствольный ракетомёт.

Таких в своей жизни я ещё в руках не держал. Оно и неудивительно: это были самые-самые армейские новинки. Об них я прочитал в журнале совсем недавно, как раз за два дня до того, как меня сцапали судебные исполнители, и я отправился сюда. Впрочем, прочитав показатели, поданные тут же, рядом с фотографиями, в журнале, я был не особо удовлетворён. Гранатомёт швыряет снаряды на небольшие расстояния, ну и что, что снаряды могут взрываться как от столкновения с двигающимся телом, так и дистанционно? По мне так это очень неудобно. А то, что при вылете гранаты из ствола отдача такая, что может и с ног свалить – вообще, на мой взгляд, недопустимо.

Одноствольный ракетомёт в этом плане немного лучше. Скорострельность у него выше, чем у шестиствольника. Да и выстрел намного быстрее. Шестиствольник при нажатии курка начинает закладывать ракету, тогда как в одноствольнике ракета уже наготове и вылетает из ствола в тот же миг, как нажимается курок. Но убойная сила у его ракеты меньше, чем у ракеты шестиствольника. К тому же, разнообразное тактическое применение шестистволки в виде пускания одновременно нескольких ракет с выгадыванием времени – полезная штука. У ракетомёта есть одно интересное новшество: ракета может лететь как сама по себе, то есть прямо, так и под управлением: куда повернёшь ствол, туда ракета и летит. Но опять же что лучше: это ли управление, или самонаведение шестиствольника? Разве что, куда-то попасть нужно и для этого необходимо выписать ракетой сложный акробатический трюк…

В общем, конечно, дело вкуса, опыта обращения и ситуации. Я лично предпочитаю обоим этим орудиям шестиствольник. Помимо всего прочего он также совмещает в себе и ракетомёт, и гранатомёт. Оружейники, написано было в журнале, обещались в дальнейшем модернизировать эти два новых ствола, устранить недостатки, придумать ещё что-то свежее… Но я сомневаюсь, чтобы за время с того момента, как я прочёл журнал, и до того, как эти стволы были погружены на «Прометей», было хоть что-то изменено. Прошло всего дней шесть, если мне не изменяет память. А возможно даже, что стволы были погружены на «Прометей» раньше, чем тот номер журнала вообще вышел в свет. Также вероятно, что я поменяю своё мнение под действием личного опыта… Если мне когда-нибудь достанется в руки это оружие.

— Берём и это, — кивнул сержант. — Всё, халява кончилась. Двигаем дальше!

Из грузового отсека наружу вели четыре двери. Одна оказалась завалена ящиками, вторая была покорёжена и открывалась только на пару сантиметров, а выше открыться ей что-то мешало. Две другие были в норме, но за ними начинались коридоры, ведущие в противоположную сторону той, где была рубка корабля. Именно в рубке, как я узнал только что со слов сержанта, и находился чёрный ящик. Рубка была в этой части корабля, в которой сейчас находились мы. Сержант мне сказал, что, когда мы подходили к кораблю, он видел её именно на этой половине располовиненного «Прометея».

Мы вернулись к неоткрывающейся двери.

— Пролезешь? — спросил сержант у одного из солдат. Тот покачал головой.

— Тогда не х**н тормозить. Туда! Там должен быть турболифт, — скомандовал сержант, указывая на уцелевшие двери из отсека.

Коридоры за обеими дверями были одинаковы и симметричны и вели они в одну и ту же сторону, сходясь чуть дальше в один коридор.

Отряд разделился. Половина десантников сунулась в один из коридоров. Там сразу же началась стрельба. Вторая половина десантников вместе с сержантом пошла по другому коридору. Заслышав звуки стрельбы, сержант ускорил ход, побежав вокруг. Я в этот момент выглянул им вслед.

Мда, были бы коридоры одинаковы, если бы этот не был разрушен в край. Обломки обшивки, отколовшиеся от потолка и стен, размазали по полу несколько членов экипажа, находившихся в злосчастный момент там.

Второй коридор был в этом плане чист. Как только сержант, проведший свою часть отряда в обход, отрезал скаржам выход с другой стороны, и десантники покончили со скаржами, я вышел к ним. Коридор действительно был неповреждён. Вот поэтому там и шуровало двое скаржей, что-то вывозящих на парящей над полом платформе. Скаржи на данный момент опасности уже не представляли, а платформа с погружённым на неё ящиком продолжала висеть в воздухе, слегка колыхаясь вверх-вниз.

Потом я понял, что сержант и его люди атаковали скаржей даже не с двух, а с трёх сторон. Здесь, в коридоре, была ещё одна дверь, ведущая в тот самый вскрытый молнией грузовой отсек. Я зашёл в него и увидел, что он практически пуст. Все ящики отсюда вывалились. Отсек имел ещё одну дверь в параллельный коридор, но теперь он ещё и был лишён фронтальной стены. Прямо там, где была эта стена, корабль был разорван на две части. Причём наискосок. Пол помещения, которое было ещё дальше, оставался на месте, но потолка и стены, разделяющей это помещение и склад, больше не было. Корабль, видать, когда падал, летел под большим углом, наклонив з*д к земле. Громадные главные двигатели использовались лишь для движения корабля в космосе, и потому располагались в хвосте и были направлены строго горизонтально. Персонал же пытался направить их мощь хоть немного под углом вниз, чтобы притормозить падение. И в этот момент в корабль ударила молния Вандоры, располосовав его по диагонали. В итоге стена склада была срезана, и груз посыпался вниз. Нижняя часть турболифта, ведущая наверх, к рубке, тоже была срезана молнией. И мы оказались в скверной ситуации.

Сержант уже успел переварить эту информацию, потому как увидел это раньше меня. Он злобно ворчал, пребывая в глубоком раздумье. Отсюда во вторую половину корабля вела скаржья силовая дорожка, соединяющая разорванный коридор.

— Проводник, здесь опасно ступать? — наконец молвил сержант.

Я пожал плечами:

— Как знать? Я уже видал такое и ступал по нему вполне безнаказанно. Но что ожидать на этот раз? Понятия не имею.

— Значит так, — рыкнул сержант. — Сейчас мы идём туда, — взмах рукой в сторону второй половины корабля, — и попытаемся пробиться наверх, — его палец взметнулся, указывая на разорванный коридор наверху корабля. Его половины также были соединены силовыми дорожками. — Всем ясно?

Я понял его идею. Турболифт здесь сломан. Но если мы сумеем добраться наверх второй половины, то пройдём к верхним этажам и первой. А оттуда – прямая дорога на рубку.

Нестройный хор голосов подтвердил, что никто возражений не имеет.

— Проводник, вперёд! — приглашающий жест.

Что ж, первопроходец. Остроумно, ничего не скажешь. А что делать? Я подошёл к дорожке. Ну не ради же украшения она тут скаржами поставлена! С этой ободряющей мыслью я сделал шаг.

И стал на твёрдую поверхность. Быть может, пока не поздно, изобразить конвульсии и инфаркт? Я усмехнулся, представив, какое было бы лицо у сержанта. Нет, сейчас не время для шуток.

— Всё в порядке, — сказал я.

Пронёсся облегчённый вздох. Понятное дело. Если бы здесь нельзя было идти, то вообще дальше идти было бы некуда.

Мы двинулись по дорожке, спеша уйти с открытого места как можно скорее. Помимо скаржей там где-то ещё летали пятиглазы, могущие нас засечь.

Дорожку мы пересекли благополучно, оказавшись во второй половине корабля. Дорожка сменилась коридором, который привёл нас к турболифту и двери, ведущей дальше, в хвост. В этот момент корабль здорово тряхнуло. Мы попадали на пол, на ногах никто не удержался, даже я.

— Похоже, реактор барахлит, — задумчиво сказал я, поднимаясь. — Ещё поди, взорвётся…

— Надо двигаться быстрее, — кивнул сержант.

Турболифт выглядел целым. В него погрузиться могло человека три-четыре. Сержант решил первой ходкой ехать сам и с собой взять ещё трёх солдат. Поколебался немного и выгрузил одного из них, а вместо него взял меня.

Лифт закрыл двери. Две секунды ожидания – и кабина понеслась вверх. Лампы шахты лифта освещали внутренности кабины непрерывным мельканием сквозь застеклённые прорези в стенах.

Движение остановилось, створки кабины открылись. И мы упёрлись в силовое поле, перекрывающее выход из лифта. Такое же точно поле, как и то, из которого состояли скаржьи дорожки. Оно было прозрачным. Разноцветные силовые линии настолько быстро бегали по отведённой им плоскости, что были почти не видны. Первое, что бросилось в глаза – спина скаржа, стоявшего перед вторым скаржем, толкавшим летающую платформу с грузом. Он что-то ему втолковывал, затем взмахом лапы приказал ему двигать дальше. Тот исполнил повеление, но вдруг заметил нашу группу и указал на нас командиру. Командир обернулся и, глядя в нашу сторону, повторно взмахнул лапой, как бы говоря: «ты давай-давай, двигай, не отвлекайся!» Он подошёл ближе к полю. Десантники вскинули пушки. Скарж никак на это не отреагировал. Он вскинул лапы, словно показывая, что безоружен. Затем он медленно согнул одну из них в локте, а другой хлопнул по локтевому сгибу первой. Если б у него в этом скафандре были перчатки с пальцами, а не цельные ладони, то он, небось, ещё и средний палец показал бы. Затем он развернулся и пошёл вслед толкавшему тачку скаржу.

Стало ясно, что наверх этим путём мы не попадём. Сержант проводил скаржа задумчивым хмурым взглядом. Затем топнул ногой по полу, приказывая лифту спускаться.

Теперь перед нами была дверь, та, что у лифта. Сержант скомандовал «вперёд». Дверь открылась при приближении первого из десантников. Он тут же прыгнул вперёд и начал стрельбу. Один за другим десантники открыли огонь. Я еле успел за их спинами заметить, что там в коридоре метался скарж, тщась уйти от тучи ракет, гранат и шрапнели.

Когда скарж прекратил движение, мы двинулись по коридору. На стене сбоку экран показывал схему двигателя. Всё ясно, мы идём в двигательный отсек. Напротив монитора я заметил круглое окошко, через которое было видно внутренности энергопровода со сновавшей там, внутри, энергией. Через это окно обычно энергетики наблюдают за потоками, что-то только им ведомое усматривая в этом непрерывном течении оранжевой плазмы.

Мы всё больше и больше отдалялись от рубки. На повороте прямо рядом с останками скаржа я увидел пустующую нишу первой медпомощи. Аптечка, что должна была занимать место в нише, лежала на полу, измазанная в крови скаржа. Действие ниши здесь было довольно-таки хитроумным: аптечка хранится за стеклом. Когда стекло разбивают, поршень выбрасывает аптечку наружу. Это для тех случаев, когда у пострадавшего остаётся только сил, чтобы, лёжа на полу, бросить что-нибудь тяжёлое в стекло. Стекло этой ниши разлетелось вдрызг при приземлении. Аптечка вылетела наружу, но ей никто так и не успел воспользоваться…

Коридор закончился двумя дверями в двигательный отсек. Большая комната, потолок далеко вверху. За одной из дверей громадная труба, висящая над полом на высоте метров пяти, направляющая поток энергии от безжизненного на данный момент реактора двигателя к соплам, расположенным в заду корабля, была обломлена и одним концом лежала на полу. Топливо, обычно обрабатывающееся в сгоревшем теперь двигателе для того, чтобы чистым пламенем вырываться из сопла, вытекло из трубы и залило весь пол вплоть до ступеней, на которых стояли мы.

За другой дверью обстановка была получше. Труба казалась вполне целой, занимала горизонтальное положение, как и должно быть… Двигатель был живой: энерголучи, питающие его, шли по тонким прозрачным проводам вполне нормально. И пол был чистёхонек, без всяких признаков горячего магмового топлива. Но в отсеке орудовала тройка скаржей, что-то ищущих на свою голову. Они копались в одной из панелей реактора, находящихся здесь, внизу. После короткого боя, во время которого увлечённые своим занятием скаржи не успели обратить на нас внимание и были в наказание за это закиданы взрывчатыми снарядами, отряд огляделся и двинулся в сторону отсека контроля двигателей. Для этого пришлось пройти под трубой и направиться к двери. Маленькое помещение за ней имело два выхода, по одному на каждый отсек двигателей. Из одного вышли мы, а второй у самого порога был по-прежнему залит топливом. На стенах в этом помещении было два экрана контроля двигателей. Возле одного из них лежал труп техника, ударившегося от встряски приземления головой о стену.

Мониторы давали крайне неудовлетворительные отзывы о состояниях двигателей.

«УМС Прометей – состояние двигателя 1:

Внимание: уровень энергии стремится к пределу

Угроза: уровень давления превысил предел».

«УМС Прометей – состояние двигателя 2:

Внимание: уровень энергии стремится к пределу

Внимание: уровень давления стремится к пределу».

Угу, ясно. Давление в первом двигателе и сорвало трубу с пазов к скаржьей бабушке. Сержант безнадёжно оглянулся.

— И какого скаржа мы здесь делаем?.. — сказал он. — Давайте поднимемся наверх, что ли…

Хотя и так ясно было, что мы в самом заду корабля и здесь может быть только комната контроля двигателей. Причём выход из неё только один. И мы сейчас у него стоим. И в рубку мы отсюда не попадём, как бы ни старались.

Лифт платформа вознесла нас наверх. Это и впрямь была комната контроля двигателей. Множество мониторов, терминалов… Два прохода по бокам. Но надеяться не на что: это всего лишь дорожки для техников, чтобы можно было обойти поверху вдоль всего двигателя.

Сержант, хрустнув пальцами, сел за ближайший терминал. Что-то хмуро выстукивал. Затем лицо его в миг преобразилось.

— Вот оно! — заорал он.

— Что? — я подошёл к монитору.

«Двигатель 1: утечка в главной подающей трубе. Уровень топлива в двигателе снижен до безопасного предела».

— Ну, труба пустая, я это вижу, — сказал я. — А дальше что?

— Смотри схему! — ткнул он пальцем в изображение двигателя. В этот момент он забыл, что я – бесправный проводник, и советовался со мной, как с равным по званию. — Видишь, вот труба. Уровень топлива такой, что мы сумеем пройти по внутренностям движка без проблем. А вот здесь, — движение пальцем, — труба вывода наружу отходов сгорания топлива. Мы выйдем прямо на крышу корабля!

— Хммм, — подумал я. — Можно попробовать. А что потом?

— А потом мы просто спрыгнем на тот верхний скаржий ковёр, который они, гады, протянули между разломами «Прометея».

— Если ноги не переломаем, — кивнул я. — Идея стоящая.

— Парни, вперёд! — взревел он. Отряд двинулся на мостик, проходящий подле покорёженной трубы. В общем-то, я думаю, ноги мы не переломаем. Главное будет только не свалиться с той силовой дорожки. И если всё пройдёт удачно, то мы попадём прямиком на верхние уровни передней половины «Прометея».

Солдаты сгрудились на мостике. Сержант опять подал пример. Убедившись, что то место, куда он прыгает, и впрямь сухо, он скакнул вперёд. Глухой стук – сержант приземлился внутри перекошенной трубы, скрывшись из поля зрения.

— Порядок! — раздался его голос, а через секунду появился и он сам. — Все сюда! — махнул он рукой, а потом перепрыгнул из трубы в реактор.

Поочерёдно все члены отряда попрыгали в трубу, а оттуда – к сержанту. Внутри реактора оказалась полость, ничем не отличающаяся от трубы: цилиндр такого же диаметра, его опоясывает кольцо сплошного металла без всяких прочих выкрутасов. Так что пройти сквозь реактор к камере подачи топлива не представляло затруднений. Разве что встречались небольшие остатки топлива в виде лужиц на полу. Эти лужицы мы старательно обходили.

До меня только сейчас дошло, что внутри реактора ничего и не нужно было. Всё было снаружи: те самые прозрачные тонкие проводки, по которым шли токи энергии, создавали внутри цилиндра особого рода поле, что и превращало подаваемое внутрь него топливо в пламя, которое потом шло по трубе в сопло двигателя.

Мы оказались в камере подачи топлива. Как и сказал сержант, топливо здесь было на достаточном уровне для того, чтобы мостики, проложенные над ним для рабочего персонала, оказались где-то в полуметре выше от опасной субстанции, так что по ним можно было спокойно пройти. Из камеры впрямь вела в сторону длинная шахта, которая в конце круто уходила в гору. Когда мы шли к ней, корабль как назло тряхнуло ещё раз.

— Прибавить ходу! — забеспокоился сержант, опасаясь, как бы кто не свалился с мостков прямо в лаву.

К счастью в этот раз встряска оказалась не столь сильна, чтобы кто-либо свалился с ног. Никто не умудрился упасть, хотя все прибавили ходу. И, как оказалось, не зря. Мостик прямо под нашими ногами обвалился. Все уже к тому времени успели начать взбираться по шахте наверх, к виднеющимся звёздам и яркой полосе рассвета, так что опасность нас миновала. Последний остававшийся на мостике солдат буквально птицей вспорхнул наверх. Мы быстренько выбрались из шахты сквозь узкое отверстие.

И оказались на крыше корабля. Тут же дал о себе знать горный ветер, обдувающий до дрожи в теле. Солдаты сразу заняли позиции, разбежавшись в стороны. Летунов вроде бы поблизости не было видно. Это хорошо. Плохо было другое: на крыше сидели двое скаржей. И из-за окрасов их скафандров, сливающихся с кораблём, они заметили нас первыми.

Очередь пуль прошлась по обшивке, задев в руку одного из десантников. Он упал, остальные же, углядев обидчиков, послали им навстречу всю богатую гамму своего вооружения. Перестрелка продолжалась пару минут, пока один из солдат не догадался бить по ним из шок-ружья, приобретённого недавно в грузовом отсеке. Скаржи находились недалеко от края. Первый луч стал для одного из них последним: скарж был отброшен далеко в сторону. Затихающий вдали вой подсказал нам, что на одного противника у нас стало меньше. Падать тут было метров с пятьдесят. Второй поспешил отбежать от края. Десантник снова пальнул шок-лучом. Скаржа отбросило, и он куда-то провалился. Оттуда до края обшивки было далеко. Куда он мог деться?

По команде сержанта десант кинулся вперёд. Скарж тем временем уже выбирался оттуда, куда он упал. В этом месте корабля верхний слой обшивки был сорван, оголив внутреннее помещение. Наверное, «Прометей» задел где-то особо крепкую горную породу во время приземления.

Скарж оказался в очень невыгодном положении, в каком мы его застали. Он подтягивался на лапах обратно на крышу. Атаковать или поставить защитное поле он не мог, поскольку его лапы были заняты. Убежать не успевал. Выстрел шрапнели – и он упал обратно в дыру, не двигаясь.

Хватило взгляда на внутреннее помещение, чтобы понять, что прыгать нам вниз на скаржью дорожку не придётся. Не теряя особо времени (кто его знает, куда делись летуны: может, они через секунду будут здесь, а мы их просто не видим), мы спустились в помещение. Судя по его виду, состоящему из приткнутых один к другому ящику, это – вспомогательный склад, находящийся вопреки основным не внизу брюха корабля, а под самой его крышей. Оно было не особо просторным: четыре на четыре метра в длину и ширину, такое же, как и основные склады, в высоту. Характерная пустота в части помещения заставляла предположить, что скаржи побывали уже и здесь.

Выйдя из помещения, мы оказались в узком коридоре, ведущим в сторону первой половины «Прометея». Напротив была дверь, что вела в точно такой же вспомогательный склад. Разве что, крыша у него была целой. Осмотрев его и не найдя ничего полезного, мы поспешили вперёд по коридору. Дальше он раздваивался, обтекая шахту турболифта, на котором стояло то самое силовое поле. Напротив турболифта находилась обычная лифт-платформа, возле которой сидело два скаржа, видимо, контролировавшие погрузку. Мы взяли их внезапностью. Сержант сполна рассчитался с ними за тот жест, показанный нам их командиром. Затем, разобравшись со скаржами, он обрушил огонь на устройство, накрывающее силовым полем выход из турболифта. Устройство взорвалось, поле исчезло.

— Вот так-то! — удовлетворённо сказал он.

Лифт опустил нас к коридору, продолжением которой вследствие располовиненности корабля была скаржья силовая дорожка.

Корабль пока не сотрясался. Это хорошо. Отсюда, с дорожки, падать не лучше, чем с самой крыши корабля. Может и ниже на десяток метров, но лепёшка от тебя та же самая останется. Летунов тоже не было видно. Они что ж, совсем ничего не слыхали? Мы в драке на крыше столько всего повзрывали… Или они вообще куда-то улетели?.. Ладно, скарж с ними. Главное, чтоб и не появлялись.

Наконец, стены коридора сомкнулись вокруг нас, и сразу стало легче дышать, чувствуя под ногами чуть более безопасную, хотя и ненамного твёрже, но зато непрозрачную и не такую узкую поверхность палубы корабля. Через пару метров мы упёрлись в уцелевшую часть того турболифта, нижней части которого уже не существовало. Словно в отместку, между дверями кабины лифта застряла нижняя половина туловища человека. Верхней, если она и находилась где-то неподалёку, не было видно.

От лифта был проход в две стороны. И налево, и направо были каюты экипажа. Налево пойти было не как: крепкая автоматическая дверь была выбита, а сам коридор был обрушен. Из-под обломков виднелись тела погребённых членов экипажа. Несколько человек находились в коридоре в момент обвала. Информационный терминал, находящийся возле двери, не избежал участи коридора и был разбит вдрызг. Осколки валялись по всему полу.

Справа коридор был, вроде, цел. И терминал – тоже. Я подошёл к терминалу и протянул к нему ладонь. Тут же из-под экрана прямо мне под руку выдвинулась клавиатура. Но я не успел ничего нажать, так как на экране загорелась надпись:

«УМС Прометей – Информационный терминал.

———Информационная сеть не работает——— ».

Одним словом, сдохла. На мои попытки что-либо ввести терминал никак не реагировал.

Мы прошли в отсек кают. Проход был заполонён скаржами, которых мы выбивали в узком коридоре без особых проблем. Ряды абсолютно одинаковых кают вдоль стен коридора… Каждая каюта была до безобразия похожа на другую: эдакая кубическая комнатушка три на три на три метра. Слева от входной двери в стене торчит кровать. Напротив неё у другой стены – вещевой шкафчик, стул, стол, над столом висит терминал. Правда, однообразие комнат было нарушено кое-где пятнами крови, кое-где разбитым столом, сломанной кроватью, раскрошенным шкафом. Растрощенным терминалом.

В некоторых каютах лежали члены экипажа. Все, без исключения, мёртвые. Всего в команде корабля, помнится мне, было сто пятьдесят человек. И глядя на это запустение, можно было сказать одно: всем этим ста пятидесяти пришёл полный и бесповоротный край.

Я подошёл к одному из погибших с целью почитать его дневник:

«Андрей Жарков, офицер-медик.

Полёт проходит спокойно, никаких серьёзных инцидентов за целых две недели. И моё жалование по-прежнему на максимуме. Я думаю, что не сумел бы найти лучшую работу, чем эта».

Угу, в самом деле, хорошая работа. Жаль, что она окончилась так плачевно.

Ещё один дневник мы извлекли из кармана мёртвой девушки. Она лежала на койке в своей каюте и, похоже, даже не успела проснуться.

«Оливье Руссин, научный ассистент.

Что-то снова завелось в резервуарах с водой. Пётр видел что-то похожее на комок слизи, протекающее через трубу контроля жидкости. Сдаётся, назревает ещё одна длинная ночь беспрестанных анализов водных масс. Господи, как я ненавижу космических паразитов!..»

Комок слизи? Надо будет запомнить, что не стоит без оглядки соваться в воду.

Все сообщения довольно мирные. Похоже, многие погибли, даже не зная об опасности. А у остальных времени не было, чтобы что-нибудь записать.

Двери из отсека кают, ведущие в сторону рубки, оказались заблокированы. Поскольку турболифт был неисправен, а других путей, кроме него и дверей, к рубке не было, мы решили обыскать помещение. Может, найдём какую-нибудь вентиляционную шахту или что-нибудь ещё. По соседству с каютами находился лазарет. Оттуда выбежали последние скаржи, которых мы прикончили.

Сам лазарет представлял собой печальное зрелище. Сломанные койки, разбитая аппаратура. Мёртвые люди на некоторых из коек. Похоже, здесь собрались все, кто находился в момент падения в каютах и сумел выжить. Кое-как они добрались до лазарета. И здесь умерли. Кто своей смертью. Кто оказался погребён под обвалившимся куском потолка. А кого добили пришедшие мародёры-скаржи, и от этого все стены и даже потолок оказались забрызганы людской кровью.

Прямо в центре пола лазарета зияла огромная дыра, в которую было видно нижний этаж. Пол там был залит водой. Освещение давало сбои, нещадно моргая.

Мы с сержантом переглянулись.

— Вниз! — коротко он бросил оперативникам.

Те, как горох, посыпались на нижний этаж. Следом спрыгнул и я.

* * *

Мы оказались в разрушенной каюте по колено в воде. Видать, замыкание случилось, что свет так мигает. Двери открылись. В коридоре воды было всё так же по колено, но освещение работало более-менее стабильно. Ничего себе! Я представил, сколько ж это должно воды откуда-то поступать, чтобы уровень её здесь постоянно поддерживался на таком уровне. Там ведь множество этажей, лифтов, а, в конце концов, вода должна выливаться наружу. Добавить ко всему этому то, что никакого потопа внизу мы не наблюдали. Получается, что поток воды блокирован. Верно ли я заметил? В этом, скорее всего, мне вскоре предстоит убедиться.

Выйдя в коридор, мы перво-наперво обыскали каюты на предмет возможного врага. Скаржей не было. А в остальном – всё то же самое, что и везде. Разрушенные залитые водой комнаты и трупы. Вода, судя по всему, набежала из растрощенной секции трубы и проникала в коридор через дыру, пробитую в его стене.

Пытаясь пойти на выход из этого отсека кают через дверь, находящуюся со стороны, ближайшей к рубке, мы и здесь потерпели неудачу. Дверь, не открывалась. Как я и ожидал. Вода была заблокирована с этой стороны…

И с другой. Когда мы пришли в другой конец коридора, то увидели, что хода сюда также нет. Ещё одно скаржье силовое поле, перекрывающее вход. Вода за силовое поле протечь не могла и свободно колыхалась, упираясь о прозрачную преграду. Скаржи избавили себя от неприятности топать по колено в воде. И сейчас спокойно довершали мародёрство. Высыхающие лужи на полу по ту сторону поля – вот и всё, что осталось от успевшего просочиться до того, как это поле было поставлено. Картина показалась до боли знакомой: спиной к полю стоит скаржий командир и командует подчинённому с левитационной платформой двигать быстрее. Тот указывает на нас. Командир оборачивается, вытрескивает на нас глаза так, что, кажется, они сейчас выпрыгнут из-за стекла его шлема. Секундная пауза, затем скарж повторяет жест, что недавно показал нам из-за силового поля на турболифте.

Сержант с криком: «Убью, тварь!» — прыгнул на поле. Оно невозмутимо сдержало яростный порыв, и сержант, словно врезавшись в глухую стену, стёк по полю обратно в воду, злобно уставясь на скаржа.

Скарж, видя рвение и напор, повторил жест персонально для сержанта, сказав пару явно под стать жесту слов на скаржьем, затем развернулся и скрылся за поворотом быстрым шагом.

— К трубе! — рыкнул сержант.

Отряд кинулся к той пробоине в системе водоснабжения, что залила по уши отсек. Дыра в стене была такая, что мог вполне пролезть человек. Сама труба водоснабжения, правда, могла пропустить в себя человека, только заставив его присесть на корточки, если вдруг найдётся такой псих, который захочет туда полезть. Но в данном случае таких психов нашлось аж семнадцать. Один за другим мы ныряли в трубу и двигались вприсядку вперёд по трубе. Я надеялся, что мы движемся правильно. Потому что если мы придём не туда, то развернуться здесь будет проблемно. А задом прыгать в такой позе – ещё лучше.

Но в этот раз нам повезло больше, чем обычно. Труба привела нас к резервуару с водой. Выбив решётку, отгораживающую трубу от помещения с резервуаром, мы забрались внутрь. Это был огромный бассейн, от которого отходили трубы, обеспечивавшие поставку воды в разные части корабля. В данный момент система подачи воды не функционировала, автоматически заблокированная при аварии. Края бассейна ступенями уходили под воду.

Сержант сверился со схемой, представленной на стене.

— Так, — наконец сказал он. — Чтобы попасть в рубку, нам надо туда.

Он указал на одну из труб. Солдаты, видимо, приняв его слова за команду двигаться, сделали шаг вперёд. Один из солдат ступил на нижнюю ступеньку и оказался по колено в воде.

— Стоять! — заорал сержант.

Солдаты остановились. В тот же миг я заметил в воде движение.

— Вода!!! — крикнули мы в один голос с сержантом. Я совсем забыл предсмертное предостережение девчонки Оливье по поводу слизняков в запасах воды.

Десантники, кто как мог, поотпрыгивали подальше от бассейна, но тот, что был ближе всех, не успел. Из воды выскочило нечто, обхватив верхнюю его половину туловища вместе с головой и грудью. Миг – и солдат скрылся под водой. Я ухватил мелькнувшую ногу и потащил на себя. Тело неожиданно легко поддалось. Наружу я вытащил ноги и часть корпуса. То, что было выше живота, отсутствовало, наружу полезли внутренности. По воде расплылось пятно крови.

Все десантники, как один, заорали и принялись баламутить воду, стреляя в неё со всех стволов. Я же, бросив остатки человека обратно в воду, поспешил убраться в безопасное место. Та штука, съевшая десантника, здорово напоминала одну из амёб, от которых я убежал едва живой в лаборатории «ИСВ-Крана». Скарж бешеный, а что бы от меня осталось, если б они тогда меня поймали?.. Тем временем голодная слизь выползла из воды. Тесное безводное пространство сразу перестало быть безопасным.

— Ракетами его мочи! — заорал я, понимая, что этот комок слизи можно только сжечь, а прочее только пройдёт сквозь него и слегка почешет.

Между тем оказалось, что он там не один. Уже три комка наседали на десантников, медленно подползая всё ближе и ближе. Мой совет оказался действенен. Две ракеты успокоили одного из слизняков. Комок слизи беспомощно осел на металл. Десантники, не имеющие взрывного, успокоились, не тратя зря патроны. Трое остальных, имеющих ракетницы и гранатомёт, стали учинять двум голодным тварям расстрел. Нам повезло: больше никто не погиб, а твари легли отдыхать на краю бассейна до лучших времён. А как повезло бедняжке Оливье, как-то невпопад подумалось мне, что она так и не добралась до анализов воды. С этими тварями так просто не справиться, а насколько хуже умереть в мирное время такой страшной смертью, когда никто и тела не найдёт, чем так, как случилось сейчас.

Настала тишина. Никто не решался ступать в воду. Мало ли что там… А до той трубы иначе не добраться. Наконец, я решил прояснить ситуацию. Достал акваланг, нацепил подводную маску, чтобы хорошо видеть под водой. Опасливо подошёл к краю бассейна, сунул туда голову и быстро отдёрнул на всякий случай. Затем переварил то, что увидел, и сунул голову ещё раз, на этот раз более внимательно осматриваясь.

— Порядок, — заявил я, выныривая и снимая маску. — Бассейн чист.