Княгинин давно заметил закономерность: если с утра день не заладится, то почти сто процентная вероятность того, что и весь он пройдет неудачно. Он проснулся непривычно рано, но спать не хотелось. Несколько минут еще полежал, пока окончательно не убедился, что больше ему не заснуть. Все последние часы его не оставляло смутное беспокойство, оно возникло сразу после этой чертовой радиопередачи и с тех пор его не оставляло.
Он прошел в кабинет, плотно закрыл дверь. Почему-то ему очень не хотелось, чтобы кто-либо из домашних обнаружил его тут в столь ранний час. Княгинин включил компьютер, нашел в Интернете запись исполнения и увертюры «Эгмонт» своего оркестра, надел на уши наушники и стал одновременно слушать и смотреть.
Он прекрасно запомнил все замечания этой дамочки к исполнению этого произведения его оркестром. Тогда он их отвел сразу же и бесповоротно и сейчас пытался выяснить, насколько справедливы были ее замечания. И чем больше он слушал, тем ясней убеждался, что она во многом права. Даже странно, что раньше он всего этого не замечал, более того, он был абсолютно уверен в правильности и точности его интерпретации музыки Бетховена.
Но чем больше он убеждался в правоте Наровлянской, тем меньше было у него желания ее признавать. Он искал зацепки, чтобы опровергнуть ее утверждения, находил их, но буквально в следующее мгновение понимал, что обманывает себя. Просто ему так очень хочется.
Прослушав увертюру один раз, Княгинин принялся это делать повторно. Им владела смутная надежда, что теперь все будут звучать по иному, просто поначалу он так настроил себя, что нашел недостатки там, где их на самом деле нет. Но все произошло с точностью наоборот, он еще больше убедился, что эта женщина описала все с изумительной точностью. Да, в чем ей не откажешь, так это в очень тонком понимании авторского замысла. Чувствует так, словно бы она написала эту музыку. А вот у него в какой-то степени слух притупился, понадобился взгляд со стороны, чтобы это осознать. Что не удивительно, в последнее время они очень заняты, все время концерты, гастроли, половину времени проводят в дороге: в поезде, в самолете, в автобусе. Зачастую в ущерб репетициям, были случаи, когда они играли сложные произведения едва ли не с листа. Конечно, это было ужасно, дело доходило до ошибок нот и аккордов. На его счастье это происходило в довольно глухих местах, и публика ничего не замечала. Да и приходила она в основном не слушать музыку, а поглазеть на столичных знаменитостей. И все же после концерта ему было стыдно; так относиться к своей работе недопустимо. И не важно, где выступаешь: на знаменитых мировых сценах или в деревенском клубе, музыка должна звучать везде одинаково прекрасно. На этой почве у него даже возникали разногласия со Струмилиным, Княгинин упрекнул его в том, что он формирует чрезмерно плотный график гастролей, но тот лишь посмеялся над ним. И больше эту тему Княгинин не поднимал. Правда, старался не допускать впредь такой профанации исполнения. Это немного успокоило его совесть, но в глубине души он осознавал, что совершил то, чего не должен был допускать.
Неожиданно дверь отворилась, и на пороге кабинета появился Павел.
- Ты тут, отец? - удивился он. – Ты же не любишь так рано вставать.
- Что-то не спалось, захотелось кое-что послушать.
- Понятно. А что именно, можно узнать?
Княгинин почувствовал, что не хочет говорить эту сыну. Но и скрывать от него глупо.
- Увертюру «Эгмонт».
- В нашем исполнении?
- Да.
- Напрасно.
- Что значит напрасно? - не понял Княгинин.
- Оркестр под руководством Шелкового играет лучше. Я всегда эту вещь слушаю в их исполнении.
Оркестр под управление Шелкового был их конкурентом, в прессе два коллектива часто сравнивали. Струмилин всегда скрупулезно подсчитывал, кого больше хвалили. И по его словам, первенство уверенно удерживал коллектив Княгинина. Но он был не до конца в этом уверен.
- Павел, ты мне никогда об этом не говорил.
Сын равнодушно пожал плечами.
- А тебе это важно?
- Еще как важно! – воскликнул Княгинин.
Павел одновременно недоверчиво и насмешливо поглядел на отца.
- Тогда говорю: оркестр Шелкового играет лучше.
- И чем же лучше?
Сын задумался.
- Даже не знаю, просто я однажды случайно слушал их – и мне понравилось больше. Там каждая нота, каждый аккорд звучит.
- А у нас?
- А у нас все словно сливается, ничего не разберешь. Да ты не расстраивайся.
- И почему мне не расстраиваться, если все так плохо?
- Всегда у одних лучше, у других хуже. Вот Шуберта мы исполняем хорошо. Я всегда с удовольствием слушаю.
- Но в репертуаре оркестра Шелкового этого произведения нет.
- Нет, - подтвердил Павел. – Ну и что?
- Не с чем сравнивать. Вдруг они бы исполняли лучше.
- Не исключено.
Княгинин решил, что этот не самый приятный разговор можно на время прервать, сын и так сказал на удивление много. Раньше он не допускал с ним такой откровенности. Интересно, что это на него нашло?
- Ты куда собрался так рано? – поинтересовался Княгинин.
- На репетицию. Другого времени у нас пока нет.
Княгинин знал, что Павел с недавнего времени играет еще в каком-то ансамбле. Но что за ансамбль, какому направлению он придерживается, не ведал. И если честно сказать, пока не очень интересовался. А сын об этом своем увлечении ничего не рассказывал.
- Ладно, удачи тебе, - напутствовал он. – Помнишь, сегодня у нас репетиция. Прошу, не опаздывай.
- Сделаю все, что смогу, - в своем привычном насмешливом стиле произнес он. – До встречи, отец.
- До встречи сын.
Дверь за Павлом захлопнулась. Княгинину вдруг подумалось, что они до конца никогда не понимали друг друга. Безусловно, их связывала взаимная любовь, но одновременно с раннего детства сына между ними, как между двумя граничащими государствами, возникло некоторое нейтральное пространство. Шли годы, но оно оставалось неизменным. И никакие события не могли его устранить. До какого-то момента это сильно беспокоило и даже мучило Княгинина, но постепенно он свыкся с таким положением дел. И лишь иногда, как вот сейчас остро ощущал это разделение. В эти минуты он вдруг понимал, что его расхождение с ним, на самом деле глубже, чем ему обычно кажется. И однажды это может проявиться в полной мере.
Завтракали они вдвоем с женой, Павел уже ушел, а Виолетта, как всегда спала до полудня. Княгинин хорошо знал, что больше всего на свете она ненавидит рано вставать. И если есть возможность, может почивать полдня. Это качество дочери никогда ему не нравилось, он даже пробовал с ним бороться, но не нашел поддержки у жены; та горячо вступилась за право Виолетты спать столько, сколько хочется. Он вынужден был отступить и смириться. К счастью, все главное в ее жизни происходило во второй половине дня, хотя все же были и исключения. И тогда ей приходилось не сладко.
- Какие у тебя планы на сегодня? – вдруг, когда он уже приступал к традиционному утреннему кофе, поинтересовалась жена.
Княгинин не без удивления взглянул на нее, обычно она редко спрашивала об его планах; жизнь мужа за пределами дома ее мало интересовала, если, конечно, речь не шла о каких-то знаменательных и больших событиях.
- Сегодня у меня репетиция. Скоро очередные гастроли. Надо готовиться.
- А разве вы не готовы? Ты сам буквально два дня назад говорил, что весь репертуар наигран и можно смело отправляться куда угодно.
- Говорил, но сейчас мне кажется, что не все безупречно. Кое-какие места надо подправить и изменить. Ты же не хуже меня знаешь, что нет пределу совершенства.
Жена подозрительно посмотрела на мужа.
- Я-то знаю, но раньше ты таких слов не произносил.
- Произносил, - поправил ее Княгинин. – Ты просто забыла.
- Возможно, - с большим сомнением протянула Зинаида. - Впрочем, тебе видней. Но я бы очень хотела, чтобы ты непременно сделал одно дело.
- Какое? – тут же насторожился Княгинин. По опыту он знал, что просьбы жены ему редко нравились.
- Поговорить с Юрьевым о Виоллете.
Так и есть, его предчувствие не подвело.
- Я же обещал поговорить.
- Знаю я твои обещания, ты будешь тянуть до последней минуты.
Тут жена была права, скорей всего он бы так и поступил.
- Чего же ты хочешь?
- Чтобы ты поговорил с ним сегодня. Именно сегодня, а не в другой день. Времени осталось совсем немного, откладывать нельзя. Виолетта места себе не находит.
- И потому спит до полудня, - насмешливо вставил Княгинин.
- Сон – лучшее лекарство от нервотрепки, - наставительно произнесла жена. - И что мы будем обсуждать этот вопрос. Тебе не хуже меня известно, как много зависит от этого конкурса и что ребенку нужно помочь. Ты обещаешь, что поговоришь именно сегодня?
- Да, - неохотно пообещал Княгинин. – Я ему непременно позвоню. У меня, кстати, есть к Юрьеву деловое предложение.
- Вот и совмести, - удовлетворенно произнесла Зинаида Витальевна. – Налить еще кофе?
- Нет, спасибо, я сыт и напоен. А теперь пойду.
Он поцеловал жену и получил ответный поцелуй. Этим ритуалом обычно завершались все их совместные трапезы.
Звонить Юрьеву не хотелось жутко, но и звонить он не мог, так как обещал жене. Пришлось себя преодолевать, хотя предстоящий с ним разговор был ему неприятен. Хотя к самому певцу Княгинин испытывал симпатию, ему всегда нравились прямые и открытые люди. А Юрьев как раз относился к их числу.
Но разговор к облегчению Княгинина вышел короткий и простой. Юрьев совершенно не удивился его звонку, хотя они перезванивались не чаще раз в год. Они договорились вместе пообедать в ресторане. И на этом завершили предварительное общение.
До встречи оставалось еще время, и Княгинин решил снова послушать увертюру. Но никаких новых нюансов на этот раз не услышал, только вновь убедился, что эта дамочка права. Он выключил компьютер и откинулся на спинку кресла. Какую странную мысль она высказала: мы зарабатываем большие деньги на произведениях композиторов, многие из которых всю жизнь провели в нищете. Это самая настоящая глупость, мы трудимся, как запряженные в плуг волы, часто не знаем ни выходных, ни праздников. Разучить музыкальное произведение – огромный , изнуряющий труд. Музыкант - одна из самых тяжелых и сложных на земле профессий, и вознаграждение за нее вполне заслуженное. Не уподобляться же им всем тем авторам музыки, которые в свое время не были должным образом оценены. Да, жизнь не совсем справедлива, с этим давно никто не спорит, но не ему же ее менять. Для этого существуют революционеры, политики. Правда, судя по результатам их деятельности, в этом они не слишком преуспели. Но если уж у них мало чего получается, то, что сказать о нем, Княгинине. Его миссия на земле совсем другая. И он старается выполнять ее честно и добросовестно.
Княгинин взглянул на часы; пора идти на встречу с Юрьевым. Он вспомнил о предстоящем разговоре, и его снова посетило неприятное ощущение. Но почему он должен заниматься такими делами, он совсем не создан для них.
Княгинин позвонил шоферу и попросил подать машину к подъезду. Он вышел во двор и неожиданно, словно подчиняюсь чьему-то приказу, обернулся на свой особняк и посмотрел на него новым, непривычным взглядом. А зачем им такой большой трехэтажный дом для в общем-то небольшой семьи? вдруг сам собой всплыл вопрос. Третий этаж они почти не используют, там, в комнатах даже почти нет мебели. В свое время он предлагал ограничиться только двумя, но жене захотелось иметь большие хоромы. Слава богу, деньги позволяли – вот они и возвели такое грандиозное сооружение. А зачем?
- Вы едете, Георгий Валентинович? – услышал Княгинин вопрос шофера.
- Да, едим. - Княгинин поспешно сел в автомобиль.