Преображение

3.

Рано утром мы отправились в дорогу. Я уже понял, что рядом с Жоржем не бывает никаких проблем.  До лагеря из города не шли никакие автобусы, ни машины.  Как объяснил нам один шофер,  никто не желает туда ехать по причине отсутствия дороги.

     Я было приуныл, но Жорж был не тот человек, который мог спасовать перед такими пустяковыми трудностями. Оставив меня сторожить чемоданы, он куда-то исчез. Отсутствовал он примерно полчаса, Зато вернулся верхом  на  джипе.  От  изумления я даже несколько секунд не мог поверить своим глазам. Где он его взял? Угнал что ли?

     - Чего стоишь,  загружай багаж - и в путь! - почти весело крикнул он мне.

     Я поспешно выполнил его распоряжение,  забросил на заднее сиденье поклажу, а сам сел рядом с Жоржем.

     - Где ты взял эту машину? - был первый мой вопрос.

     - Купил,  - просто ответил Жорж, как будто речь шла о батоне колбасы.

     - Как купил?

     - Обыкновенно, - немного недовольно проговорил он. - Спросил, где тут автосалон - он всего в двух кварталах отсюда, пошел туда пешком, а выехал вот на этом коне. А и раньше так делал. Приезжаешь в незнакомый город, как передвигаться?  Я терпеть не могу таксистов, не выношу мелких воров и мошенников. Ну и покупаю тележку.

     - А что ты делаешь  с ней потом, когда уезжаешь?

     - Оставляю где-нибудь во дворе.  Я бы дарил их детдомам, да слишком большая канитель. Столько нужно заполнить бумаг, пройти по инстанциям. Ну что едем в новую жизнь?

     - Едем,  - сказал я, все еще находясь под впечатлением от увиденного и услышанного.

     Местный таксист предупреждал нас,  что туда нет дороги. Но первые несколько десятков километров мы промчались по отличному шоссе.  Жорж великолепно водил машину,  мы обгоняли всех  подряд,  совершая  иногда весьма рискованные маневры.  У меня даже закралась мысль,  не хочет ли мой спутник найти смерть в автокатастрофе.  В таком случае нам  не  по пути. Если уж умирать, то не так ужасно. А этот способ слишком мучителен.

     - Может, будет лучше, если ты сбавишь скорость? - сказал я.

     Жорж на секунду оторвал взгляд от дороги и бросил его на меня.

     - Не боись,  все будет в порядке, я вожу машину лучше, чем пешком хожу. Доберемся до этого проклятущего лагеря. Или ты думаешь, я смерти ищу? - уже не первый раз угадал он мою мысль. - Черт его знает, может, и ищу, но не такую. И вообще, мне жить хочется. Хотел бы умереть, давно нашел бы безболезненный способ.  Говорят есть такая наука - эвтаназия что ли называется, о том, как уходить на тот свет без мучений.

     - Да, есть, - подтвердил я.

     - А раз есть, значит,  ее можно купить.  Я так полагаю,  если мне этот лагерь не поможет,  заплачу денежки и спокойненько,  без  мучений уйду к праотцам. Ты одобряешь мой план?

     Я задумался.

     - Пожалуй, это не самый худший вариант.

     - Если хочешь,  я помогу и тебе туда отправиться тем же способом. Все расходы мои.

     - Спасибо, - ответил я, - если решусь, то обращусь к тебе.

     - Заметано. А можем вместе. Говорят, так легче.

     Я откинулся на спинку сиденья. Уйти тихо, без мучений, так, чтобы не заметить черту,  отделяющую один мир от другого - более чем  заманчиво. Может,  теперь  не стоит даже ехать в лагерь,  а попросить Жоржа выполнить то, что он только что обещал.

     Хотя день был теплый, даже жаркий, на меня вдруг дохнуло холодом. И по этому признаку я понял,  что не готов к смерти, даже к самой безболезненной, к самой,  если так можно выразиться, приятной. Этот переход в царство вечной тьмы представляется слишком ужасным. Вместо желания умереть я вдруг ощутил сильное желание вернуться к жизни здоровым. Она таит столько радостей и до своей болезни я черпал их,  словно сытный борщ, полным половником.

     Предсказание таксиста сбылись менее чем через час пути. Асфальтированная лента повернула в противоположную от дальнейшего нашего маршрута сторону.  Дорога здесь была едва утрамбована, и если бы не мощный мотор джипа, мы бы навеки застряли тут.

     - Тебе не кажется, все это странным? - спросил Жорж.

     - Что именно? - отозвался я, прыгая, как гимнаст, на сиденье джипа.

     - Эта дорога.  Как они добираются до города, как подвозят им продовольствие? По такому шоссе ни один грузовик не пройдет. Разве только танк.

     Вместо ответа я лишь мог пожать плечами.

     - Приедем,  увидим,  что там творится. Чего сейчас бесполезно гадать.

     - Не привык я ничего делать с закрытыми  глазами.  У  меня  такое чувство, что зря мы с тобой все это затеяли.

     - Ты предлагаешь, повернуть назад?

     - Ну уж нет,  я никогда этого не делаю. У меня такая натура - все доводить до конца. Даже когда знаю, что этого делать не следует.

     - А я наоборот, ничего не довожу до конца. Все бросаю на полпути.

     - Поверь моему опыту, в жизни так нельзя. Я много видел таких людей.  Они здорово начинали,  получали большие бабки. А потом все у них загибалось.  А вот я всегда считал, что лучше уж коня загнать, чем остановиться и не доскакать до конца.

     Я закрыл глаза. Я вдруг подумал, что меня и Жоржа разделяет целая пропасть. Я всегда жил,  лишь слегка прикасаясь к тому, чем занимался. Любая трудность отпугивала меня от дела, как волков лай собак от стада таких аппетитных овец.  Но сейчас меня больше занимал тот удивительный факт, что, несмотря на глубокое различие между нами, мы оба по сути дела пришли к одному и тому же жизненному итогу. Неужели все дороги мира ведут человека к потере им смысла жизни. Но в таком случае эта болезнь неизлечима, рано или поздно она овладевает любым, кто способен хотя бы немного думать и чувствовать.

     Я ничего не стал говорить моему случайному попутчику, не исключено, что   с его практическим умом он рано или поздно придет к тем же заключениям. А пока пусть надеется на лучшее.  По крайней мере, так гораздо легче жить. В конце концов, у человека нет ничего, кроме иллюзий. Иллюзия,  как фаянсовые чашки, разбиваются. Но тому, кто умеет бережно относиться к посуде,  удается их сохранить до конца своих дней.  И все же, если верить теории реинкарнации,  - а я свято верил в нее  -  рано или поздно его все равно настигнет эта кара, которая подстерегает каждого по сути дела за то, что он имел наглость появиться на свет.

     Оставшуюся часть  пути  мы почти не разговаривали.  Жорж был полностью поглощен управлением машиной на трудной дороге, и ему было не до меня. Мною  же вновь завладело беспросветное отчаяние,  так как во мне крепла уверенность, что я совершил это далекое путешествие напрасно.