Пыль на зеркале

8.

Там, на юге, осталась жара, а в Москве по-прежнему лили дожди и, как показалось Дмитрию, стало еще унылей.

  Он вошел в свою квартиру с каким-то странным чувством: то, что случилось с ним в Гурзуфе, изменило все его ощущения, сделало другими его отношения с Валентиной. Хотя формально ничего не произошло, но он знал, что на самом деле это не так, он изменил жене. А то, что дело не дошло непосредственно до самого акта измены, ничего не значит, даже если его никогда и не будет все равно он проявил супружескую неверность так как хотел переспать с другой женщиной и делал все от себя зависящее, чтобы это случилось.

  Дочь бросилась ему на шею, Валентина, хотя и сдержанно, но радостно улыбалась. Как всегда она стала подробно расспрашивать о его впечатлениях, о том, чем он занимался все эти дни.

  Дмитрию казалось, что тем детальнее он расскажет о том, что было на семинаре, и как он проводил время, когда не сидел на лекциях, то тем меньше шансов, что у жены возникнет подозрение, что он что-то утаил от нее. Но рассказывая, он вдруг поймал себя на том, что пристально рассматривает Валентину и замечает то, на что он как-то не обращал особого внимания: на морщинки и складки возле глаз, на несвежую кожу, шершавые руки, которые нечасто и безуспешно пытался смягчать крем... И вдруг он отчетливо понял, что брак их не удался, они так и преодолели барьера отделяющего их от формального сожительства двух чужих людей от появления подлинной семейной пары. Конечно, эта мысль не являлась для него откровением, но сейчас она высвечивалась особенно ярко, как надпись на световом табло.

  Хотя с другой стороны, а могло ли быть иначе. Он вечно полуголодный студент, живущий в грязном общежитии в компании с алкоголиком и наркоманом, встретил девушку, имеющую свою пусть и очень маленькую квартирку. Стоит ли удивляться, что в нем вдруг вспыхнуло горячее   чувство, которое обожгло их обоих. В их отношениях каждый с самого начала обманывал и себя и другого, они делали вид, что любят друг друга; на самом же деле ему не терпелось как можно скорее выбраться из того ада, в который он ежедневно возвращался после занятий; она же не очень привлекательная и застенчивая просто хотела выйти за муж.

  Правда в первое время после обретения в Москве собственного жилья им владели совсем иные ощущения. То, что он стал владельцем московской квартиры, кружило голову. И для него даже не имело значение то, что его столичные владения были такими тесными, что в заставленной мебелью комнате для них с женой с трудом находилось место, а кухня была не больше трамвайного задка, где даже одному человека было не просто развернуться. И только через некоторое время он стал замечать эту страшную скученность, которая достигла небывалого размера после появление здесь третьего очень маленького, но требующего как ни странно большого пространства существа, - их дочери. Наверное, именно с того момента в   его подсознании отчетливо сформировалось отвращение к этому убогому   жилищу, где ему выпало пребывать до конца своих дней.

  - Папа, а какой ты мне привез подарок? - спросила Вероника. Дмитрий достал из сумки несколько крымских сувениров. Он знал, что разочарует ее, но на большее у него не хватило средств; деньги, предназначенные на эти цели, остались в гурзуфском баре.

  - И этот все? - надула губки девочка.

  - Ты же знаешь, что у нас сейчас нет лишних денег.

  Вероника насупилась и отошла от отца. Реакция дочери была не совсем привычной, обычно она гораздо спокойнее относилась к таким вещам. Дмитрий вопросительно посмотрел на жену. Валентина ответила ему каким-то странным взглядом, смысл которого он не понял. Ладно, выясню

  потом, решил он.

  Вечером, когда они легли спать, Валентина прижалась к нему, и он со вздохом подумал, что придется з****************ю. Он чувствовал утомление и полное отсутствие всякого желания. Однако с его стороны было бы неблагородно отказать ей в таком пустяке после вынужденного недельного поста.

  - Меня тревожит Вероника, - зашептала она ему в ухо, прислушиваясь к дыханию спящей дочери. - Она ведет себя странно.

  - Что ты имеешь в виду?

  - Она стала замкнутой, может за целый день не сказать ни слова. А если заговорит, то задает очень странные вопросы.

  - Например.

  - Она стала вдруг интересоваться Библией, спрашивает что такое грех, являемся ли мы с тобой грешниками?

  - Действительно, весьма своеобразное проявление интереса к своим родителям. Хотя с другой стороны сейчас все помешались на религии, у всей страны массовый прилив религиозности. Людям кажется, что таким образом они очищаются от скверны прежней жизни и готовят себя к новой, более светлой. А на самом деле они лишь ищут новый наркотик, чтобы уйти подальше от действительности.

  - Ты думаешь, что в этом нет ничего особенного?

  - Не знаю, Валя, одно дело, когда каждый идет к Богу собственной дорогой, и другое - когда направляются к нему всем скопом. Обычно такие походы плохо кончается, стадное чувство даже в богоугодных делах никогда не приводит к хорошему. Люди попадают во власть к каким-нибудь проходимцам от Бога. А их, поверь, мне не меньше, чем в любой другой сфере. Нам надо попытаться понять, что на самом деле происходит с Вероникой? Тогда можно будет что-то сказать.

  - Я пыталась, но она не желает ничего объяснять. Может, ты попробуешь.

  - Хорошо, я постараюсь выяснить, что происходит. Но, думаю, что ничего особенного. - На самом деле он был встревожен, эта внезапная религиозность дочери была плохим симптомом, ибо отражала какое-то неблагополучие в ее внутреннем мире. И дело по его мнению заключалось не том, что она начала заниматься богоискательством, а в том, что эта потребность вспыхнула столь внезапно. Но пока он не поговорит с Вероникой вряд ли есть смысл предаваться детальным размышлениям на эту тему, не надо заранее создавать предвзятое мнение, чтобы затем не попасть к нему в зависимость. А сейчас же у него другая задача, побыстрее закончить сеанс любви и заснуть.