Сто пятьдесят килограмм счастья Султана Ибрагима

Глава 7. Чудо света для чудовищ темноты

Кёсем влетела на террасу, мягко говоря, очень злая. Глаза султанши метали молнии, ноздри увеличились, всё её естество кричало о недовольстве и предстоящей расправе. Вопрос только «над кем»?

— Шивекяр! — сквозь зубы процедила мать Ибрагима. — Возвращайся в свои покои. Сейчас же… — спокойнее добавила женщина, не отрывая взгляда от дочери.

Я не медля ни секунды, поспешила покинуть террасу, напоследок насладившись испуганной физиономией Атике Султан. Надеюсь, они когда-нибудь перестанут враждовать, тогда и мне будет житься спокойнее.

Оставив мать и дочь выяснять отношения, я отправилась в свои покои, но увидев в ташлыке Лалезар Хатун, поспешила к хазнедар.

— Здравствуй, Лалезар Хатун, я хотела узнать про своё обучение.

— Шивекяр Хатун, — женщина слегка склонила голову. — Обучение? Насколько я помню, несколько месяцев назад прибыв во дворец, вы чётко дали понять, что учиться — не намерены. Повелитель не стал возражать.

Я лучезарно улыбнулась:

— Я передумала, Лалезар Хатун. Организуй всё, пожалуйста.

Женщина удивлённо кивнула мне и ушла выполнять поручение. А спустя час я уже сидела в учебном классе вместе с другими новенькими рабынями, которых готовили в наложницы-фаворитки султана Ибрагима.

Разговор с Атике заставил меня прийти в себя. Да, я любимица султана, но по факту, стала таковой только из-за своего лишнего веса. Прошлая хозяйка тела была из семьи торговца, как позже я узнала из семьи очень богатого армянского купца. Образование Шивекяр получила блестящее, по местным меркам. Попав в гарем, хатун быстренько сдала все экзамены и более не думала об образовании, всё своё время посвящая единственной своей радости в этой жизни. Еде. Ну, и немного тому, кто её кормил.

Мне же память Шивекяр не досталась, как и её навыки. Я даже писать по-арабски не умею. Я понимаю собеседника и могу говорить на местном языке, но это всё, что мне было дано. Я совсем не знаю местных правил, обычаев. Только положение фаворитки и знание канона спасают меня от попадания в неловкие ситуации. Поэтому буду учиться.

История, каллиграфия, танцы, языки, риторика, этикет, Коран и многое другие плотно вошло в моё расписание. Ибрагим не понимал меня, но особо не возражал, так как и сам в последнее время был очень занят.

Кёсем Султан после моего попадания в этот мир сильно изменилась в отношении своего сына-повелителя. Женщина вплотную занялась образованием Ибрагима, присутствовала с ним на каждом заседании Совета Дивана, учила его политическим трюкам, вечерами засиживалась с ним за чтением и решением государственных вопросов. Немало ей в этом помогал и великий визирь — Кеманкеш Паша.

Я думала, что Ибрагим не сможет перебороть свою неприязнь и гордыню, но повелитель был очень мудр. Он множество раз ездил в Эдирне вместе с пашой, где мужчины проверяли готовность новых элитных войск Османской империи. Я бы не сказала, что они подружились, но, по крайней мере, неприязнь из их отношений ушла.

Султан Ибрагим проводил время с Валиде Султан не только из-за политики, иногда мать и сын просто гуляли в саду и беседовали, пару раз даже вакф посетили и раздали еду и одежду нуждающимся. Султан действительно стал меняться благодаря усилиям своей валиде. Он стал более сдержанным и уверенным в себе, стал меньше времени проводить в гареме с женщинами и больше в компании пашей и беев.

На долгие месяцы я стала единственной, кто ходит на хальвет к повелителю. Но большинство ночей мы просто беседовали. Я старалась разговорить Ибрагима, хотела, чтобы он полностью мне открылся, чтобы вытащил наружу все свои страхи, чтобы увидел, что бояться больше нет смысла.

— Значит, ты боишься смерти, Ибрагим? — задала я вопрос мужчине.

Мы лежали в постели и смотрели друг на друга после очередного хальвета. Я такие минуты всё чаще использовала, чтобы вылечить душу султана. Я конечно не психотерапевт, но понимаю, что лучше о своих страхах говорить чаще, тогда рано или поздно придёт осознание, что все страхи — это лишь плод воображения, с которым можно бороться.

— Да, Шивекяр… — Ибрагим гладил мою талию и смотрел, словно куда-то в себя. — Мне всё время мерещатся палачи. Их шаги, их тени. Они хотят меня у***ь, хотят задушить.

— Уже много месяцев ты с матерью в хороших отношениях, Ибрагим. Ведь так?

— Да, мы нашли с Валиде общий язык.

Я взяла повелителя за руку и продолжила:

— Значит, теперь ты уверен, что твоя мать вреда тебе не причинит?

— Наверное. Пока я её слушаюсь… — мужчина тяжело вздохнул.

— Это она так сказала или ты сам так решил, Ибрагим?

— Сам…

— А что говорит твоя Валиде?

— Она сказала… что гордится мной… — лицо повелителя разительно преобразилось в лучшую сторону. Он улыбался. — Она любит меня, я это чувствую, Шивекяр.

— Значит, Кёсем Султан тебе вреда не причинит. Тогда, кто посылает тебе в видениях палачей, Ибрагим? Кто хочет твоей смерти?

— Янычары?.. — нерешительно спросил мужчина и потеряно взглянул на меня.

— Янычары — это лишь сила в чьих-то руках. Они не действуют без приказов вышестоящих. Скоро ты их уничтожишь, Ибрагим. Кто тогда осмелится послать к тебе палачей?

— Никто, Шивекяр. Но я всё равно боюсь. Вдруг меня подло отравят?

— Ты боишься смерти? Боишься неизвестности? Боли?

— Да. — Ибрагим поднялся и сел на кровать ко мне спиной, его ноги коснулись пола. — Смерть — это вечная тьма и холод. Одиночество. Или монстры и бесы. Я боюсь и страшусь всего этого.

Я встала, подошла к столику и взяла свечу, подошла к мужчине и села на пол. Мои руки касались колен Ибрагима, я поднесла подсвечник к султану.

— «Ты и есть то чудо света для чудовищ темноты»…

— Что? — переспросил повелитель, вглядываясь в пламя свечи.

— Ты и есть свет, Ибрагим. Посмотри. — Я поднесла огонь чуть ближе. — Чувствуешь огонь внутри себя? Чувствуешь это тепло в груди?

Султан нерешительно кивнул, заворожённо глядя в пламя свечи. Я удовлетворённо кивнула, после чего продолжила:

— Где бы ты ни был, Ибрагим, помни, ты есть свет, ты и есть жизнь. Никакие монстры и палачи тебя не уничтожат! — я коснулась ноги мужчины и внимательно посмотрела ему в глаза. — Это всего лишь тело, муж мой. Эта плоть — костюм, который дали тебе носить в этой жизни. Ты не этот костюм, ты не это тело. Ты пламя, ты огонь, ты свет. Ты бессмертная душа, заслужившая в этом мире стать падишахом. Ты родился, чтобы править огромной империей. Хотя, мог бы и воплотиться в кого-нибудь из тех людей, что ты видел в вакфе со своей Валиде… — я медленно вела ладонь по ноге мужчины, не разрывая зрительный контакт между нами. — У тебя ещё множество воплощений впереди, Ибрагим. Тебе не нужно бояться смерти, не нужно страшиться её. Смерть — явление временное. Лишь проводник от одного тела к другому. Не более того.

— Ты думаешь, Шивекяр? — заворожено спросил султан.

— Знаю. Я ведь была на грани жизни и смерти. Ты помнишь это?

Мужчина молча кивнул, давая мне продолжить.

— Я уверена в своих словах. Верь мне, Ибрагим.

Этой ночью Ибрагим не видел кошмаров. И более того, продолжая беседы в подобном духе, мужчина, спустя несколько месяцев стал относиться к смерти (в том числе и к насильственной) философски. Если бы не дела государства, Ибрагим бы вообще плотно занялся поиском информации о бессмертии души, но благо Кёсем Султан использовала всё свободное время султана, чтобы передать сыну свой опыт и знания.

И всё в гареме было прекрасно, пока однажды в одно солнечное зимнее утро в ташлык не вошла она.

Вся в соболях с головы до ног и пузатая. Хюмашах Хатун вошла в ташлык и сразу же направилась в мою сторону. Мы с Турхан Султан переглянулись, так как не ожидали увидеть эту женщину в гареме, да ещё и в таком интересном положении.

Хюмашах поклонилась Турхан и стала взглядом искать кого-то.

— Кого-то потеряла, хатун? — насмешливо задала вопрос главная хасеки. — И что ты вообще здесь делаешь?

— Турхан Султан, как видите, я ношу ребёнка падишаха и моё место теперь рядом с Султаном Ибрагимом. Дай Аллах, подарю династии здорового шехзаде! — хатун бережно обняла свой живот. — А ищу я Шивекяр Хатун, повелитель срочно желает её видеть! — сказано это было таким тоном, что я поняла, что правда вышла наружу. Вот только интересно, что Хюмашах рассказала султану, а что добавила от себя?

— Так что, где эта хатун?! — глаза Хюмашах желали мести, она оглядывалась и высматривала меня, но поиски её были обречены на провал.

Я решила не издеваться над беременной женщиной и вышла к ней сама.

Шок, удивление, отрицание. Чего только я не увидела на лице Хюмашах. И я её понимала. Полгода прошло после нашей последней встречи. Я изменилась практически до неузнаваемости. Лишний вес ушёл, словно его и не было. А это поменяло всё. Я и с лишним весом была довольно хороша собой, а теперь так вообще, меня ставили на один ряд с такими красавицами как Турхан и молодой Кёсем-Анастасией.

Длинные светлые волосы, выразительные зелёные глаза, изящная шея и даже талия! За эти месяцы я полностью привела себя в порядок. Лишний вес ушёл, а вместе с ним и проблемы со здоровьем. Неудивительно, что Хюмашах меня не узнала.

— Ты? — ошарашено мяукнула хатун и замолкла.

Я ни говоря ни слова молча направилась в главные покои, перед этим попрощавшись поклоном с Турхан Султан. Я уже была на полпути, когда беременная фаворитка нагнала меня.

— Ты!

— Я. — На ходу ответила я, не повернув даже головы.

— Ты обманула меня! Навешала лапши на уши! Из-за тебя я столько месяцев скрывалась от людей Султана Ибрагима! Ты за всё ответишь, Шивекяр! Ибрагим тебя не пощадит! — неистово верещала хатун на бегу.

На этих словах я вошла в главные покои и низко поклонилась. Ибрагим стоял в центре комнаты и смотрел на нас с Хюмашах. Злость, обида, разочарование, ярость — в его глазах было всё.

— То, что сказала мне Хюмашах Хатун правда? Ответь мне, Шивекяр.

Голос повелителя был твёрд, но мне было видно, что мужчина едва сдерживает себя. Мы множество раз говорили на тему поспешных решений Ибрагима, и вот сейчас он был очень силён. Ещё полгода назад Ибрагим не стал бы сдерживаться, он накричал бы на меня, после наказал, а уже потом во всём разобрался. Но сейчас передо мной стоял другой Ибрагим.

— Я не знаю, что вам сказала Хюмашах Хатун, повелитель.

Я не улыбалась и была серьёзна. За всё то время, что я была с Ибрагимом, я никогда ему не врала и впредь не собираюсь, но наученная уроком Кёсем, признаваться ни пойми в чём — я не стану.

— Ты запугала Хюмашах, сказала ей, что я по политическим причинам забрал ту в свой гарем, говорила, что её семья в опасности из-за меня. Это правда, хасеки моя? Ты говорила такое Хюмашах Хатун?

— Да.

Ибрагим уставился на меня, словно впервые увидел. Разочарование быстро переросло в гнев, он едва не сорвался. С трудом султану удалось процедить сквозь зубы:

— Оставьте меня. Обе.

Я молча вышла из покоев и улыбнулась. Ибрагим молодец. Он больше не принимает решения в спешке, сгоряча. Даже вопросы семейные.

Хюмашах вышла вслед за мной, кривя лицом, ей явно не хотелось покидать главные покои. Моя улыбка привела хатун в недоумение.

— Ты чего лыбишься, Шивекяр? Ибрагим не простит тебя, даже не надейся!

— Это не важно, Хюмашах. Не важно.

— Шивекяр Хатун? — Кёсем Султан как всегда появилась в нужном месте в нужное время. — Ты уже узнала о Хюмашах…

— Султанша, паша… — я поприветствовала султаншу и сопровождающего её великого визиря.

Кёсем и Кеманкеш кивнули мне. Султанша внимательно оглядела живот Хюмашах.

— Чем занят мой сын-повелитель, Шивекяр? — Валиде проигнорировала приветствие Хюмашах Хатун и обратилась ко мне.

— Должно быть, подбирает мне подобающее наказание, султанша. — Я была само спокойствие.

Кёсем изогнула бровь, приказывая продолжать.

— Несколько месяцев назад я очень некрасиво поступила с Хюмашах Хатун, запугала её так сильно, что та поспешила разорвать отношения с султаном и уехала домой. Теперь правда всплыла наружу, повелитель сейчас принимает решение.

За всё то время что я говорила, на лице султанши не дрогнул ни один мускул. Кёсем уже привыкла к моим откровенным речам и не была удивлена, но думаю, султанша не ожидала, что я способна на такие низкие интриги, как враньё и запугивание. Так я поступила только с Хюмашах, да и то, по правде, говоря в шутку, я правда не ожидала, что хатун воспримет мою речь всерьёз, не думала я что та покинет Топкапы в спешке, поджимая хвост.

Кёсем внимательно меня оглядела, после перевела взгляд на Хюмашах. Валиде молчала и о чём-то размышляла. Кеманкеш же стоял с маской покер фейса на лице, только глаза его то и дело скользили по мне, перебираясь на живот Хюмашах.

В такой гнетущей тишине мы и простояли ещё час перед главными покоями. Кёсем Султан также стояла с нами, давая сыну всё хорошенько обдумать.

И вот мы все вошли в главные покои. Султан Ибрагим стоял в центре комнаты, заложив руки за спину. Его лицо было спокойным и умиротворённым, должно быть, он провёл медитацию, как мы делали с ним множество раз. Повелитель поприветствовал мать, поздоровался с главным визирем и, наконец, обратил своё внимание на меня и Хюмашах. И снова никаких эмоций. Я едва сдержала улыбку. Всего несколько месяцев прошло, а Ибрагим так сильно изменился в лучшую сторону! Даже если он меня сейчас казнить прикажет, я ни о чём жалеть не буду! Умру со спокойной совестью, зная, что империя в надёжных руках!

— Хюмашах Хатун! — падишах внимательно оглядел девушку. — Ты носишь моего ребёнка, поэтому с этого дня будешь проживать в гареме, о тебе и ребёнке хорошо позаботятся.

Хатун лучезарно улыбнулась и присела, выражая повиновение. Амбициозная барышня.

— Шивекяр Хатун… — Ибрагим смотрел мне в глаза, в которых было явное недовольство. — Ты поступила очень плохо. Если бы сама не призналась, я бы никогда не поверил словам Хюмашах.

После этих слов Кёсем слегка дёрнулась. Очевидно, вспомнила наш с ней разговор. Они с великим визирем стояли чуть в стороне и делали вид, что им совсем не интересно наблюдать за семейными разборками падишаха.

Султан Ибрагим между тем продолжал:

— Я разочарован в тебе, Шивекяр. Только ли в этом твой грех? Или есть ещё что-то, чего я не знаю?

Я задумалась на пару минут, припоминая все свои косяки, но на ум приходила только первая августовская ночь с четверга на пятницу, когда я прокралась на кухню ночью и сожрала там всё, что не было приколочено гвоздями. Позже я узнала, что огромные котлы с пилафом (рис с бараниной) были приготовлены для янычарской церемонии казана, проходящей каждую пятницу на главной площади Топкапы. Преступника так и не нашли, но ещё добрых пол месяца на меня косо смотрел весь гарем. Полагаю, в этом признаваться прилюдно не стоит? Или всё же…

— Шивекяр? — Ибрагим внимательно наблюдал за моими бегающими глазками, боясь худшего.

Я опустила голову. Сгорел сарай — гори и хата!

— Повелитель, это я разграбила кухню в начале августа. Не знаю, что вдруг на меня нашло! Всё было, как во сне… Помню, что шла с ночной прогулки, мне захотелось воды, я заглянула на кухню, но никого там не оказалось. Тогда я решила сама поискать воду… — я глубоко вздохнула. — Я пришла в себя только когда доедала последнюю ложку пилафа. Из-за меня чуть не сорвалась церемония казана, простите, повелитель… — я покраснела и не смела поднять глаз.

Ибрагим молчал долго. Минут двадцать. Кёсем с Кеманкешем тихо о чём-то перешёптывались у себя в углу. Наконец повелитель выдал:

— Ты виновата перед Хюмашах, Шивекяр. Поэтому с сегодняшнего дня ты будешь служанкой беременной хатун. Служи ей и раскаивайся в своём преступлении.

Хюмашах не смогла сдержать улыбки. Я же молча присела, принимая приказ. А Ибрагим продолжал:

— Ночами же ты будешь работать на кухне, хатун. Из-за тебя, Шивекяр, я урезал жалование поварам и наказал их несправедливо. Поэтому твоё жалование также будет отдано на кухню.

Я снова молча присела. Повелитель махнул рукой, и мы с Хюмашах вышли из главных покоев, оставляя Султана Ибрагима решать государственные вопросы.