Тони
— Результаты ДНК экспертизы готовы, — кто-то вошел в помещение.
— Можно посмотреть? Я Ричард Джонс, адвокат мистера Старка.
Пока Дик объяснял, кто он такой, я выхватил бумажку и начал жадно ее читать, но нихрена ничего не понимал. Перед глазами все плыло и сливалось, но я все равно читал и не врубался. Неужели надо какое-то специальное образование получить, чтобы понимать написанное?!
— Дик, что это? — я уставился на него, читающего заключение в моих руках.
— Тони, успокойся! Сядь пожалуйста!
— Твою мать! Я тебя спрашиваю, что это?
— Это она, Ева Стоун,— проговорил он.
Дальше я уже опять ничего не помнил. Очнулся уже на кровати, связанный простынями и с ноющей болью во всем теле. Судя по интерьеру это была не палата и не номер отеля. Какая-то квартира, с другой комнаты которой доносились мужские голоса.
— Какого хрена! — прохрипел я.
В проходе появились Дик, Джеймс и Мэтт.
— Очнулся? — спросил кто-то из них или все вместе.
— Какого хрена я связан? — я дернулся, пытаясь освободиться.
— Пришлось таким образом успокоить тебя. — Дик подошел поближе.
— Все? Выключил Халка? — Мэтт склонился надо мной, — Мы тебя не развяжем, пока не будем уверены, что ты не разнесешь здесь все!
— Тони, послушай меня, — я переключил внимание на Дика, единственный, на кого можно тратить это внимание, — ты не представляешь, чего мне стоило вызволить тебя из полицейского участка, куда мы попали, после того как ты пол морга разнес, а потом из психушки, куда тебя забрали, потому что ты избил полицейских. С отеля нас тоже погнали, так как ты причинил им колоссальный материальный ущерб. Мы, конечно, им все возместили и даже хорошенько отблагодарили за отказ вызывать полицию, фбр, цру и интерпол, потому что они реально приняли тебя за Халка.
— Сколько я уже в таком состоянии?
— Второй день!
— Старик, я говорил тебе, что не стоит его забирать из психушки, — подключился Джеймс, — если он сейчас что-нибудь учудит, то они нам его больше не отдадут.
— Развяжите меня! У меня нет сил что-либо чудить.
— Точно? — спросили разом.
— С вами тремя я точно не справлюсь.
После того, как они развязали меня, я сполз с кровати и пополз в ванную, не подпуская их к себе. Прямо в одежде залез в душ и разлегся там на полу. Не знаю, сколько времени я пролежал под ледяным потоком воды, но в какой-то момент снял с себя все и дальше продолжил лежать голым, свернувшись в калач.
****
— Ее уже похоронили? — спросил я Дика, после того, как они вытащили меня из душа и одели.
— Да, на городском кладбище.
— Отвезите меня туда, — отрешенно, без всяких эмоций произнес я.
Их больше нет, этих эмоций. Одна пустота и темнота в душе. Мир перестал существовать для меня. Я перестал существовать для мира.
— Что бы ты принялся крушить могильные плиты и рыть руками землю?
— Я не буду ничего такого делать, Джеймс. Я просто хочу поговорить с ней. Рассказать, как спешил я к ней. Как хотел обнять, прижать к себе. Мне многое надо ей сказать.
— Парни, он прав! — Дик, как всегда, был самым прозорливым. — Ему станет легче, если он с ней поговорит.
Они привезли меня на кладбище и привели к ее могиле, на которую уже успели поставить плиту и даже газон застелить. Ее новый дом был таким же как и она сама - скромным и маленьким. Никаких цветов, лишь только зеленая гладь травы.
— Уходите!
—Тони, не дури!
— Я буду здесь долго.
— Мы будем ждать сколько надо.
Я упал на колени, затем подполз к могильной плите и провел пальцами по выгравированным буквам ее имени «Ева Мирабель Стоун». Моя маленькая девочка, олицетворение женственности, красоты и стойкости. Как же она соответствовала своему имени.
Я пролежал у ее могилы до тех пор, пока меня оттуда не вывезли. А потом сбежал от своих стражников и вернулся опять к ней. И так каждый раз, как они меня забирали оттуда. Я хотел быть с ней. Лежать там на земле ни живой, ни мертвый. И пролежал бы так до конца своих дней, если бы не появилась она.
Мама склонилась надо мной, еле выговаривая мое имя. Она прижала меня к груди, наполнив моих легкие родным запахом детства. А ее горем убитый взгляд разрывал мое и без того раненное сердце. Мама гладила мои волосы и целовала лицо, на которое крупными градинами скатывались ее слезы.
— Тони, что же ты с собой делаешь? — она почти шептала от бессилия.
— Мама, я не могу без нее.
Впервые за долгие годы слезы предательски выступили на глаза. А голос дрожал, борясь с комом в горле, который я все пытался проглотить.
— Тони, сынок! — я не сразу узнал голос отца.
Взглянул на него, я впервые в жизни увидел его раздавленным. Впервые в жизни железный и суровый Джозеф Старк выглядел слабым и сломленным. Впервые в жизни я увидел отца плачущим.
— Тони, сынок, что же ты делаешь с нами? — он склонился над нами и обнял нас с матерью.
Ева была моим миром, моим покоем. Это жизнь ничто без нее. А жизнь моих родителей ничто без меня. Их единственного сына. Их надежды и опоры.