Ночи декабря были морозными, но у холода не было шансов пробиться сквозь пламя битвы. По нам долбили снаряды всех калибров, давая небольшую передышку лишь перед рассветом. Именно это время и было у меня, чтоб немного отдохнуть и, сомкнув глаза, снова вспомнить тёплый запах пчелиного воска и солёную свежесть моря — так я запомнил Свету. В шаге от смерти атеистов нет, как и бесчувственных чурбанов, коим я хотел остаться. Война обнажает суть человека, все его потаённые черты и особенности выходят на поверхность. Иногда невнятные тихони показывают себя героями, а всеобщие любимцы — тварями. Среди нашей дружной разношерстной компании, слава богам, были отчаянные парни, которые пришли за победой, а не за деньгами и прочими плюшками, хотя повод у каждого был свой. У кого-то друг погиб, у кого-то принципы, кто-то искал себя, кто-то искупал грехи…
- Крот, иди покимарь, пока затихли, - прохрипел простуженным голосом Кот.
Такой позывной мне дали коллективом из-за того, что я всех заставлял сразу же копать, как только мы занимали очередной рубеж. «Мы должны так зарыться, чтоб никакая ракета или техника не могли отсюда нас выковырять. Понятно? Всем копать!» - так я скомандовал в первый раз и все последующие. Лопаты пришлось добывать среди населения... благо местность была сельская. Ну а когда на подмогу прибыли механизаторы из ближайшего села с экскаватором и трактором, груженым стволами деревьев, то мы поняли, что наше дело правое. К нашим позициям потянулись народные тропы с окрестных населенных пунктов, чаще всего замелькали молодые девушки — на моих бойцов открылась охота. Но однажды я заметил, что сам нахожусь в прицеле прищуренных хитрых глаз — одна девушка явно решила попытать счастье и ходила чаще остальных, при чем в таком виде, будто шла на дискотеку, а не к блиндажу.
- Девчонки, вы бы не ходили сюда, тут всё же фронт, - пытался я воззвать к голосу разума невест.
Они тащили яйца, творог, молоко, картошку, пирожки в таких количествах, что я начал переживать, как бы мои бойцы не стали застревать в окопах. По мере продвижения вперед холостых среди нас становилось всё меньше, а некоторые и грешили.
- Крот, ты монах что ли? Ну приголубил бы кого, на тебя же бабы вон смотрят и слюной захлёбываются, - всё так же хрипел Кот. С ним я сблизился больше всего, он был моим замом. Толковый парень, хоть и излишне прямолинейный. Но война, что называется, была в его генах.
- Не для них мой цветочек расцвёл, - скалозубил я, а Кот отвечал с громким хохотом:
- Цветочек... колокольчик еще скажи!
Однажды я пошутил, что мы — Крот и Кот, как Лёлек и Болек из старого мультика.
- А я ведь тоже был сначала Крот. По мирной профессии позывной дали. А первый командир картавый попался, зараза… Так я и стал Котом, - я долго смеялся над историей его позывного. Я знал о нём практически всё, и даже то, что пошёл он воевать вслед за отцом, которого не стало еще 7 лет назад.
- Кот, пожалел бы мать, ты же у неё один остался, - сказал я ему однажды.
- Ты знаешь, она у меня такая… Говорит, что матерью сына быть втройне почётнее, но и страшнее, но с этим ничего не поделать, на девочку в роддоме менять отказались, - и снова его хохот отразили стены блиндажа.
- Братик, вражеская разведка нас может только по твоему ржанию безошибочно найти, - говорил я ему, мягко улыбаясь.
Сейчас же было не до разговоров, мы держали фронт — стоило дать слабину и всё посыпется как карточный домик. Я не знаю, как эти человеческие мужчины были еще живы — мне было непросто не спать, есть от случая к случаю и выдерживать такие физические и психологические нагрузки, а что говорить о людях? Практически все простужены, все несколько месяцев не были в увольнении, не видели нормальную постель и забыли о спокойном сне, но шли вперёд, не сдавая назад, словно сам бог войны управлял ими, подпитывая своей силой.
Я вошел в блиндаж и лёг на топчан недалеко от буржуйки. Сон навалился сразу же, как только я смежил веки. Во сне я всегда видел её: мягкую, уютную, с окутывающим меня ароматом тепла и лета. Сколько я не пытался представлять Катю, а ничего из этого не выходило, мне даже казалось, что во снах я видел в глазах Светы немой укор. Вот и сейчас я сразу почувствовал её, а потом увидел, но сегодня всё было иначе. Света была в светлом платье с красной вышивкой, в руках она держала кувшин. Она подошла ко мне, я склонил свою голову перед ней, а она начала меня обливать этой водой, что-то нашёптывая. Когда я выпрямился, я увидел, что в кувшине не вода была, а слёзы, которые текли ручьями по её лицу и стекали в сосуд. Следующей вспышкой я увидел лес, где росло множество дубов. Ветер шевелил их кроны, от чего казалось, что дубы что-то тихо говорили, но я не мог разобрать что. Я подошёл к самому крепкому из них, который был раскидистее всех, и увидел в его ветвях лежащий на рушнике пирог. Я отломил его и съел, почувствовав в себе словно какой-то жар, будто кровь вскипела. И тут с ветвей этого же дуба с лязгом выпал огромный меч. Я подошёл к нему, чтоб рассмотреть. Меч был простым, безо всяких украшений в виде камней или ковки, только тонкая вязь какой-то надписи виднелась на его лезвии…
Посыпавшаяся на меня земля быстро привела в чувство. Время сна закончилось, настало время войны.