Буйный

Глава 4

Уже битый час я наблюдал, как Алевтина хозяйничала на кухне. Как она, перед тем как начать готовку, бережно расплела свои косы, что в распущенном виде практически доставали ей до самой талии. Провела по золотисто-пшеничным прядям расчёской. Снова заплела локоны в толстый массивный колос. На голову повязала косынку. Халатик спрятала под передником в крупный горох. И, в конце концов, приступила к готовке, в то время как я, устроившись за столом на расшатанной табуретке, ни на секунду не смог оторвать от неё глаз. Чудом залип. Словно провалился в какой-то транс, где привычная реальность потеряла всякий смысл, где все мои проблемы растворились в пустоте. Будто их не было никогда прежде. Будто я не иначе как мираж, а не сбежавший из застенка ублюдок.

И пусть весь мир подождёт.

И плевать, что у меня уже, скорей всего, образовалась дырень в брюхе из-за голодухи. Очень нравилось вот так вот сидеть, подперев подбородок рукой и наблюдать за суетящейся Дюймовочкой. Ловкая, но в то же время до трясучки в худеньких коленках робкая. Носилась по дому то туда, то сюда. Заботливая хозяюшка. В этот миг я впервые задумался о том, чтобы плюнуть на всё и окольцеваться. Официально. С ней или не с ней… Как судьба скажет. До сегодняшнего дня даже мысли такой не смел допустить — жениться. Потому что люблю грёбаный риск и разнообразие в плане постельных отношений. Одни и те же девки быстро надоедали. Я всегда искал чего-то свеженького, новенького. До того момента, походу, пока не встретил ЕЁ. Ту самую единственную.

Да! Сам в шоке от подобных безумных мыслей. Но, видать, пришла пора. Мне ведь уже за тридцатник перевалило. Ни детей, ни жены, ни семьи. Ни собственного дома.

Мечты, мечты, мечты!

Вот теперь уже, если честно, не знал, что со мной будет дальше. В любой момент я запросто мог получить пулю в лобешник. В лучшем случае. А в худшем — снова вернусь на нары. Поэтому и переживал, что ничего у нас с Алей не выйдет. Лучше заранее себя настроить, что я в её жизни появился временно, и не вешать на плечи девушки лишние неприятности. 

Порядок в деревне наведу. Перекантуюсь маленько — и можно в путь.

Я ведь переживал, что из-за меня на её аппетитную попочку могут свалиться еще большие неприятности. Очень рискую! Но, надеюсь, Алевтина меня не сдаст погонам.

***

Вот и ужин готов. В меню у нас гречневая каша с потрохами, овощной салат, блинчики. Мать вашу-у-у-у! Да я такой вкуснотищи в жизни не лопал! 

Как прокажённый зверь, я набросился на лакомство, утоптал всё до крошинки. Аж за ушами трещало. Вместе с тарелкой бы съел! 

Девчонка мне еду на стол поставила, а сама, как от чумы, в угол кухни шарахнулась. 

— Эй, ну опять ты начинаешь?! Ну не кусаюсь я. Честное слово, — промямлил с полным ртом, запивая гречу домашним компотом. — Какая вкуснотища! Блин! Я такой идеальной стряпни в жизни не пробовал! Клянусь!  

Тарелка с кашей была опустошена меньше чем за минуту, а девчушка вдруг покраснела да посмелела. 

То-то же. Да я сущий Бог, ёпте, в отношениях!

Девушками нужно восхищаться. И не только баблом осыпать. Но и смазливой болтовнёй в первую очередь. 

— Садись рядом, чего ты как не родная? Давай ближе познакомимся. Просто поболтаем. Я своё слово держу. Если хоть пальцем трону… разрешаю взять вон эти грабли, — кивнул в сторону прихожей, — и засунуть мне их в одно место. Поглубже и пожёстче.

Заулыбалась.

Ну хвала небесам!

А улыбка у неё. Боже! Как у ангела. Красивая. Белоснежная.

Да за такую моську можно весь мир на колени поставить.

Шлепнул ладошкой по свободной табуретке, что стояла напротив стола, приглашая к застолью:

— Сварганила столько всего, а сама не ешь. Кожа да кости. Ну ничего, мы сделаем из тебя настоящую секси. 

И снова Дюймовочка покрылась пунцовыми пятнами.

Постояв в углу еще несколько секунд, переминаясь с ноги на ногу, красотка всё же подошла ко мне. С некой опаской в поведении присела на краешек табуретки.

— Спасибо! Наелся как слон! — погладил себя по брюху. — Уже и забыл, какая на вкус домашняя еда. У нас ведь на зо…

Ёпрст!

А ну заткнись, Макс! 

Чуть не проболтался.

Аля дернула бровями — выразила лёгкое удивление. Мне пришлось быстро сменить тему разговора. 

Правильно, я — никто. Пусть так и зовет. 

— Короче, я тут проездом. Болтать о себе не люблю. Скучно живу, — цокнул языком и стукнул по столу стеклом. Златовласка от удивления приоткрыла рот, когда увидела на столешнице бутылочку пива. — За знакомство, что ли? Прости, что пиво. На шампусик денег не хватило.

Обожаю наблюдать за тем, как Алевтина смущается. Как она скромно опускает глазки в пол, перебирает пальцами поясок халата.

— Я… не пью.

Э-э, нет, крошка. Я же сказал, что будем тебя лечить. Скованность эту твою, которая подбешивает меня до белого каления. Ничто так здорово не расслабляет, как стакан-другой алкоголя.

— И я очень редко. Но отказываться нехорошо. Я за эту склянку до темноты в глазах полкилометра поля вспахал.

Малышка зыркнула на меня как на героя.

Во-о-от! Как же это охрененно приятно: видеть в её мимике удивление, а еще лучше восхищение вместо страха.

— Ну, за встречу, — чпокнул горлышком бутылки о стол, себе налил пенного и ей немного. Надеюсь, не траванёмся этой свиной мочой. Дешевая, сцуко, но я и этому рад. Сто лет пива не пил. Забыл, какое оно на вкус. Хотя, если честно, алкоголь я употреблял крайне редко. На праздники. Ибо я — ярый пропагандист здорового образа жизни.

Не думал, что она выпьет. Даже после моих слов. Но девчушка таки выпила.

Чокнулась со мной стаканом, наградила смущённой ухмылкой, сделала пару глотков, поморщилась.

— И как вы только это пьёте?

Ух, ты!

А вот и голосок прорезался.

Звонкий такой, мелодичный. Аж мурашки по спине побежали.

Голова приятно закружилась, а веки слегка увлажнились слезой.

— Приходится. Ты закусывай давай, закусывай. Я проконтролирую. Завтра ещё денег заработаю. Может, получится купить говядины, а не мясных обрезков в виде куриных анусов, — гоготнул. — Я плов хочу или лагман. Умеешь готовить? 

— Умею. Да я много чего умею.  

Сделала ещё пару глотков, закусила корочкой чёрного хлеба, потом уже приступила к еде. 

Худышка, чёрт побери. Еле-еле вилку в руках держит. С таким усердием, будто сейчас надорвется.

Ну ничего! Я лично займусь твоим питанием. А потом ещё и треню организую. 

Сделаем из тебя фитоняшку. Хоть в модели шуруй! С такими-то яркими внешними данными. О, да-а-а-а!

Только не думать о её попке!

Не думать.

Не думать.

Не думать!

Поздно.

В паху уже вовсю орудует нещадная буря. И так штаны жмут, но сейчас ещё хуже, притом что я неплохо так утром парок выпустил. Надеялся, на пару деньков напрочь забуду о сексе. Да куда там! Когда рядом постоянно ошивается ОНА. Миниатюрная, вкусная неженка.

Готово!

Девочка поплыла. Расслабилась. Стала меньше зажиматься. И оставила в покое тот дурацкий поясок от халата. Тогда я решил, что пора узнать кое-какие подробности её жизни.

— Ну, Аль, расскажи о себе. Ты ведь Аля, если я не ошибаюсь?

— Алевтина, — икнула. — А у тебя не б-будет ещё одной бутылочки?

Ты смотри какая!

Вот тебе и скромница!

Даже боюсь представить, как она будет кричать, когда я разложу её на столе и буду иметь во все её красивые дырочки по очереди.

Главное — попробовать. Главное — не бояться экспериментировать.

Нужно жить на полную катушку. Жизнь одна. Вот будет обидно, когда она вдруг закончится, а ты так и не сделаешь то, чего банально боялся, но хотел.

Я же ей нравлюсь. Да по глазам видно! А по щекам — особенно. Когда я отворачивался, то видел боковым зрением, как она на меня пялилась. Как слюнки в уме пускала. Ну конечно! Разве скромняша видела когда-нибудь в своей дерЁвне вот такое совершенное, богатырское тело? 

Спрятал руки под столом и втихаря чухнул изрядно припухшую ширинку. 

Да уж! Чувствую, придётся на ночь глядя бежать в лес и наяривать в кустах, чтобы нормально поспать хоть раз за пятёру лет, чтобы ничто такое огромное и нереально твёрдое не упиралось в матрас, вызывая кошмарный дискомфорт. Лишь бы комары не покусали за главное мужское место. Ах-ха-ха!

— Нет. Хватит тебе, солнце, для первого раза. Иначе завтра утром узнаешь, что такое похмелье.

— А что это?

— Это очень и очень дерьмовая штука, — хохотнул. — Ты лучше мне вот что скажи, ты одна здесь живёшь?

Лёгкая улыбка мигом исчезла с губ девушки. Будто её там и не было секундой ранее. Однако вопреки внутренним душевным барьерам она не отказалась от беседы. И мы продолжили диалог, хоть я и видел по её телесным проявлениям, что разговоры о личной жизни для Али были весьма болезненны.

— С дедом живу. Только он сейчас… в больнице. А у меня даже нет средств, чтобы его навестить и оплатить лекарства.

— Что с ним случилось? — спросил твёрдым голосом, весь подобрался и напрягся.

— Врачи говорят, что-то с сердцем, — тихонько всхлипнула, сгорбившись. — Уже второй случай за год. 

— Ясно. А родители как же?

— Отца никогда не видела. А мать умерла во время родов.

— Мне очень жаль, малышка, — искренне сказал, хотел её за руку взять, но побоялся.

Чёрт!

— Да всё нормально. Это было двадцать два года назад. Дедушку жаль. Он у меня один остался. Единственный родной и близкий человек на этом свете. Надеюсь, всё обойдётся. 

— Конечно, всё будет хорошо. Главное — верить в лучшее.

— Спасибо. Тебе, — повернула голову в мою сторону. Боги! Сколько же нежности в этом грустном взгляде. — За поддержку.

— Да фигня, — тоже смутился, почесав затылок. — Если тебе станет легче, то мои предки вообще меня сдали в детдом. Якобы из-за того, что не могли со мной справиться. Батя меня пизд*л чуть ли не каждый день. А мать бухала. А потом скончалась от рака желудка. Даже несмотря на их скотское отношение к родному ребёнку, я до последнего вздоха пытался раздобыть денег на лечение матери. 

Зачем я лью на Алю своё дерьмо? Из-за пива, наверное. Давно не пил, стал, видать, пятикапленым хлюпиком.

— Ужасно. И я тебе сочувствую, — внезапно девчонка вздрогнула и подсела ближе ко мне, не отрывая взволнованного взгляда.

У меня пересохло во рту, когда я невольно уставился на припухшие ссадины на бархатистой коже златовласки.

— Дай посмотрю… — протянул руку к её личику. Девушка дернулась. Попятилась назад. В серо-зеленых радужках полыхнул уже знакомый грёбанный испуг. Да-а-а, зашугали её, видать, знатно, те долбанутики. Уроды! Вот теперь нисколько не жалею, что в болте притопил тварей. Очистил, так сказать, землю от говна. — Не бойся. Просто покажи мне свои раны. Доверься мне, девочка. Пожалуйста.

Она закрыла глаза. Вздохнула. 

Медленно поднес руку к её кукольному личику. Первое прикосновение шершавыми подушечками пальцев... И увидел, как по рукам девушки бегут волны мурашек.

Да, моя сладкая! Какая же ты… удивительная и чувствительная.

Аля больше не шарахалась от меня, как от бешеного пса. Такое ощущение, что она сама начала льнуть к моим рукам, будто особо остро в них нуждалась.

А вот это правильно, малышка. Очень хороший знак! 

— Не больно? — медленно погладил левую скулу и двинулся по направлению к виску, обследую припухшую переносицу. В тот момент, касаясь маленького курносого носика, я рефлекторно сжимал челюсти. От злости. 

Не мог больше видеть эти уродливые побои на ангельском личике крошки.

Хотелось рвать и метать! Хотелось на х**н порешать всех недоробков в этой дерьмовой глуши. 

— Нет, — ответила одними губами. Кончиком языка облизала нижнюю губку.

Чёёёрт!

Это нереально заводит! Провоцирует! Превращает в невменяемого психа!

Как же хочется впиться ей в затылок пальцами, рвануть на себя и попробовать эти пухленькие, бледно-розовые зефирки на вкус.

Зверь в трусах дёрнулся, налился кровью, стал твёрже алмаза.

В этот момент девочка невольно покосилась на мой пах, что буквально на глазах утроился в размере, причиняя моим ногам адский дискомфорт.

— Мне н-надо… Надо идти. Там коровы… В общем, их… подоить.

Прежде чем я успел что-либо вякнуть в ответ, она вскочила со стула, со звоном опрокинула табуретку на пол и со скоростью летящей стрелы удрала вон из дома.

Грохнул кулаком по столу, матерясь одними губами.

Да что с тобой не так, девочка?!

Ты какая-то неправильная.

***

         Дал ей немного времени побыть в одиночестве. А сам пока намывал посуду и занимался уборкой. Девочка вернулась в дом примерно через час.

Решил высказать ей прямо в лоб всё, что думал об этой её «прогулке» впотьмах.

— Почему так долго? — чуть ли не набросился с порога и не сбил паршивку с ног. — Ты где была? Время видела? Я уже собирался идти тебя искать.

Как обычно малышка шарахнулась от меня на добрых три метра. Но уже не так тряслась, как вчерашним вечером. 

— Да я… это… ну, корову кормила. И кур, — смутилась, прижалась спиной к стене, глядя на меня таким несчастным взглядом, как голодный и брошенный на произвол судьбы котёнок. 

— А если бы снова кто-то напал? А? Почему с собой не позвала?

— Со мной бы Пирожок. Он бы лай поднял, — оправдывалась, будто маленький ребёнок. И покраснела. Боже! Как же я обожаю эту её застенчивость. А розовые щёчки делают Алю ещё более привлекательной. И желанной. До рези в мошонке, бес тебя задери.

— Кто был? Пирожок? Что за?

— Ну пес мой. Ретривер. 

— А-а-а, тьху ты! Ну успокоила, блин. Где же этот твой защитник был, когда тебя… — запнулся, прочистил горло. — Эти… 

Хватит, придурок!

Не дави на больное, иначе снова слезами хату топить будет.

— Ладно, забей. Я спать очень хочу. Покажешь, где у тебя тут можно завалиться? — потянулся, зевнул, слегка размял затёкшую спину и энергично махнул руками. — Не очень бы хотелось снова храпеть на полу. Кости болят.

Это был как бы намёк на то, что можно устроиться вдвоём. На одной лежанке. Ух, я бы отогрел крошку, на случай, если бы она снова замёрзла. Так бы отжарил, что в поту бы у меня вся под утро проснулась.

— Угу, — всхлипнула. — Идём покажу. И простыни чистые постелю.

— Кстати, если у тебя вдруг не найдется лишней койки или одеяла, мы можем… и вдвоём на одной. В тесноте, как говориться, да не в обиде, — улыбнулся до самых ушей, довольный своим больным остроумием, как чеширский кот. — Мало ли, знаешь, твой дедушка расстроится, или хуже, разозлится, если вдруг какой-то здоровый незнакомый лоб приляжет на его постельке.

Отличная попытка, мужик. Но безнадёжная.

Она сделала вид, что не услышала. Лишь ссутулилась, как бы защищаясь от мира сего, обняла себя руками и зашагала в сторону соседней комнаты, а я за ней след в след попёрся.

Господи! Какая же она крошечка. Мне кажется, если я её обниму — тут же раздавлю. Да она практически мне в пупок дышит. От этого сравнения я почувствовал себя, мать его, Зевсом. И от этого чувства мне стало чертовски приятно за себя. За то, каких высот в плане работы над собой, над своим телом я добился.