Девять бусин ужаса.Девятая столица

ДЕДУШКИНО ПИСЬМО

Помедлив еще чуть-чуть, я приоткрыла дверь и осмотрелась. Почтальон, тетушка Цзы уже почти достигла ворот хутуна, когда я попыталась ее окликнуть. Голоса не было, вместо слов изо рта вылетал какой-то сип. Морщась от боли, я побежала следом за тетушкой. Она уже садилась на велосипед, когда я выбежала из ворот

— Это что с тобой такое? — удивилась тетушка Цзы, — Откуда ты взялась и почему долго не открывала?

— Я…Я, спала.

— Спала в двенадцать часов утра? — тетушка потрогала мой лоб, — Ой, да ты вся горишь! Тебе в больницу надо, а не дома отлеживаться! Садись на мой велосипед, а я рядом пойду!

— Нет. Я… Мне надо доделать кое-какие дела, и я… Тетушка, — увидев, что женщина пристраивается в седле велосипеда, заволновалась я, — а чего вы приходили?

— Заговорила ты меня. Я все и забыла! Письмо тут тебе! Я несколько раз заезжала, а дома никого не было. И до соседей достучаться не смогла. Вчера заходила, позавчера.

— Переехали мы, велели в недельный срок освободить домики.

— А, вот в чем дело! А я все стучу, стучу… Ну, значит повезло тебе, что я сегодня мимо проезжала. Сегодня день еще не рабочий, а я думаю… А, какой адрес то у тебя теперь будет? Куда почту пересылать?

Адрес на письме был написан знакомым почерком. Я влетела в дом, села прислонившись к стене, и надорвала конверт

Первые же строки письма заставили меня зарыдать. Я читала и вытирала слезы.

«Дорогая Линь, дорогая внученька! Если ты читаешь эти строки, значит меня уже нет в живых. Верный человек обещал переслать это письмо тебе, если в течение трех месяцев я не объявлюсь или не пошлю ему весточку! Было бы жестоко оставить тебя один на один с теми вопросами, которые, я уверен, накопились у тебя к этому времени. Я тебе все расскажу, а ты уже будешь мне высшим судьей. Надеюсь, ты не осудишь меня строго.

Наш род, вернее, род твоей бабушки ведет свое начало от императора Хуан-ди. В моих жилах тоже течет кровь императоров, но это уже другая ветвь. С детства, она и я знали, что предназначены друг другу. В отличие от других семейных пар, которые иногда до свадьбы и не видели друг друга, нам повезло. Ты наверно слышала о печати императора Хуан-ди? Эта печать должна была храниться в семье твоей бабушки, но ветры истории много раз создавали такие завихрения, что след печати потерялся. В 1937 году японцы оккупировали Китай. Было создано марионеточное государство Манжоу-го. Наш последний император Пу-и был вынужден встать во главе этого фарса. Я не знаю, какие способы были применены к Пу-и, чтобы он отдал печать. Жестокость этих людей не имеет границ, и я не осуждаю Пу-и, я лишь скорблю. Ты наверно слышала о Пинфане, этой цитадели зла? Если не слышала, то отложи письмо и найди все, что можешь о том времени. Прости, но я просто не смогу рассказать тебе об этом. До сих пор меня по ночам мучают кошмары, а воспоминания не оставляют ни на один день. В 1945 году, перед самым приходом русских, нас привезли сначала в Харбин, а потом в Пинфан. В лаборатории номер девять проводились эксперименты над потомками императоров. Нас было девять человек. Семейная пара была только одна — это были мы с твоей бабушкой, остальные шестеро были посторонними друг другу людьми. Девятым, его привезли последним, был мальчик пяти лет.

Печать Хуан-ди была раздроблена на девять кусков. Я не буду рассказывать, какие муки испытывали те, кто оказался прямым потомком Хуан-ди. После того, как нефрит был раздроблен, его грубо обточили до размера бусин и вживили нам. Операционная лаборатории №9 еще помнит наши крики боли. Операцию проводили без анестезии. Я… Прости, я просто не могу удержать свои эмоции в руках. Страшно вспоминать об этом. Среди нас было три женщины. Но послабления не получили и они. Горошины нефрита были вживлены и им. И тоже без всякого обезболивания. После этого над нами проводились всяческие эксперименты. Нас были током, облучали рентгеновскими лучами, замораживали и нагревали те части тела, куда был вживлен нефрит!

В один из дней не разрешали сесть ни на минуту, в другой, приковали к койкам и не разрешали шевелиться. Прости меня, моя маленькая, что я посвящаю тебя в эти подробности, но у меня нет выхода. Твоя бабушка, тогда естественно молодая женщина, 20 лет, была беременна. Врач-гинеколог должен был осматривать всех трех женщин именно в тот день, когда в Пинфан вошли солдаты Красной Армии. Мы были спасены и в отличие от остальных «бревен», как японцы называли пленных, живы и относительно здоровы. Конечно, этого нельзя было сказать о нашем психическом состоянии, но кто тогда смотрел на такие мелочи?! Однако всех девятерых поместили в больницы и госпитали. К сожалению, в разные. К счастью, я успел узнать адреса пятерых. Мальчика поместили вместе с нами, в один госпиталь. Только адрес одного из девятерых остался неизвестным. Мужчина после опытов был в бессознательном состоянии…»

Погрузившись в письмо, я совершенно потеряла счет времени и страшно испугалась, когда услышала стук в дверь. Чжан Ли был очень обижен на меня и не собирался больше этого скрывать. Кое-как объяснившись, я показала ему письмо, но он не стал ничего слушать, а попросил меня подняться с пола. Напомнив, что я перенесла страшный стресс и высокую температуру, он посоветовал мне дочитать письмо в нормальной обстановке. Там, где можно сесть в кресло или даже прилечь. Бережно закрыв дверь дома, я ушла вместе с Чжан Ли.

Мне не терпелось дочитать письмо до конца, но Чжан Ли заставил меня сначала поесть, выпить лекарство, которое выписал доктор и лишь потом, устроив меня поудобнее, ушел. А я осталась ночевать в моем новом доме.

Я читала и перечитывала письмо. Такого чувства ненависти я не испытывала никогда и ни к кому в жизни. Это было невыносимо. Но ведь дедушка написал это письмо не для того, чтобы я истратила все свои силы на слезы и эмоции?

Конечно, нет.

Собравшись, я развернула письмо и стала читать дальше.

«…твой отец родился с рыжими, как кленовый лист волосами. То, что происходило с ним в детстве, очень напоминает твои детские ужасы. Только в десять раз хуже. Он мог поджечь пластмассовые кубики, если у него не получалась пирамида. Мог перенестись в мгновение ока в другую комнату, если не хотел есть еду, которой кормила его мама. Если во дворе ему нравилась игрушка другого ребенка, она в мгновение ока исчезала из рук малыша и оказывалась в руках моего сына. Эти способности, слава богу, не передались тебе, однако тебе досталось кое-что похуже. Ты не могла бороться с ужасами, а ему хватило одного раза, чтобы разделаться с невидимым обидчиком. Однажды, когда твой отец был совсем маленьким, (ему было примерно годика четыре), стены нашего домика подверглись деформации. Это произошло после полуночи. Мы спокойно спали, и вдруг на нас посыпалась труха и кусочки штукатурки. Я включил свет и не поверил своим глазам. Стены нашего дома выгнулись. Ворвавшись в комнату сына, которая позже стала твоей детской, мы увидели, что малыш плачет, стоя в кроватке. Стены в его комнате были особенно выгнуты, а за окном слышались возбужденные голоса. Наверное, со стороны наш дом выглядел так, будто его надули.

Когда настало утро, все встало на свои места.

У этой истории не было повторения. Когда твой отец подрос, он научился контролировать свои способности. У нас с женой с течением времени тоже проявились кое-какие способности, но о них я рассказывать тебе не стану. Достаточно сказать, что любые волны, радио, электрические и так далее, вызывали у нас чувства сходные с припадком и заставляли сильно страдать.

История твоего рождения тоже необычна.

Когда ты родилась, акушерка обрадовала твою мать, заявив, что родился мальчик. Тебе обрезали пуповину. Положив тебя в лоток, медсестра потянулась за раствором, чтобы обработать тебе пупок. То есть отвела свой взгляд ровно на несколько секунд. Когда же она снова посмотрела на тебя, то дико закричала, испугав твою мать, которая отдыхала после родов. Медсестра визжала, ребенок кричал, кричала от страха твоя мать, не в силах приподняться и посмотреть, что случилось с ее ребенком, сбежался весь медперсонал. Медсестра тыкала в тебя пальцем и не могла ничего сказать. Еще бы, ведь в лотке, где несколько секунд назад лежал мальчик, теперь лежала девочка. А ведь к этому времени все данные новорожденного было уже занесены в книгу. Узнав то, что произошло, твоя мать подняла крик, утверждая, что ее мальчика подменили. Но, в тот день рожала только она, и подменить ребенка было не кем.

Да и физически это было просто невозможно. Никто не видел в родзале посторонних людей. Никто не выносил и не заносил ребенка. Рядом с родзалом на посту сидела сестра, которая подняла бы тревогу, если бы вошел посторонний. Все эти доводы на твою мать не действовали. Она требовала своего сына и отказалась приложить тебя к груди. На следующий день разбираться с ситуацией пришел твой отец. Однако ни угрозы, ни мольбы, естественно, ни к чему не привели. Медперсонал был растерян и деморализован. Через несколько дней твоя мать выписалась из больницы. Тебя она с собой не взяла. Все эти трагические события я пропустил, так как был в командировке в дальней провинции, и вернулся лишь на следующий день после выписки невестки. Моя жена настаивала на том, чтобы забрать малышку, сын с невесткой были категорически против. Мое слово оказалось решающим. Я предложил отправиться в больницу и, хотя бы посмотреть на тебя. Когда тебя вынесли к нам, мне показалось что вернулось прошлое. Показалось, что мы с женой снова молодые, а перед нами наш младенец сын. Ты была очень похожа на своего отца. Голову твою украшали такие же рыжеватые, цвета октябрьского клена, волосики. Ты улыбнулась нам с бабушкой, и мы не смогли устоять. Мы были готовы воспитывать тебя сами, но этого не понадобилось. Сердце твоего отца дрогнуло, он, конечно, не мог помнить каким был в младенчестве (а может и помнил, мы никогда не знали всех его возможностей), а вот твоя мать так и не смогла полностью смириться с тайной твоего рождения.

Забирая тебя из роддома, я привез дорогие подарки, которые приготовил для персонала больницы

Однако старенькая медсестра отказалась от подарков. Она попросила отдать ей твою пеленку. Растерявшись, я спросил, зачем ей это надо, на что старая женщина, любовно улыбнувшись, заявила, что будет хранить эту пеленку всю жизнь. Потому что это пеленка новоявленной бодхисатвы Гуаньинь.

Конечно, ты знаешь историю этой бодхисатвы, но я все же тебе напомню эту легенду, чтобы тебе стало более понятным высказывание старой акушерки. Бодхисаттва была уже на пути к вечному блаженству. К нирване. То есть, оставался лишь шаг до того, как произошло бы ее перевоплощение в Будду. Но этот шаг так и не был сделан. Бодхисаттва услышала плач и мольбы мира, который она собиралась оставить за спиной. Отныне бодхисатва носит имя Гуаньинь и все страждущие, отчаявшиеся, и просто верящие в справедливость мира, молят Гуаньинь о помощи. Однако до того, как принять решение, бодхисатва была мужчиной. Как только решение было принято, бодхисатва превратилась в Гуаньинь, и поклоняются ей теперь как женщине, богине. Тебе это ничего не напоминает? Мне бы никогда не пришла такая аналогия в голову, если бы ни слова старой акушерки. Но вернемся к рассказу о твоем детстве. До пяти лет в нашей семье царили тишь да гладь. Пока твои сверхъестественные способности не проявились, и не стали пугать твоего отца. Я знаю, ты давно простила его за холодность и недоверие, теперь ты знаешь причину отчуждения. До пяти лет не было девочки отзывчивей тебя, ты всем старалась помочь, всех утешить. После рокового случая в детской ты изменилась.

Нефрит считается камнем богов, а нефрит, из которого была сделана печать императора, обладает еще и неслыханной силой. Привезли этот нефрит с гор Куньлунь, и мы до сих пор носим в себе горошины из этого нефрита. Однако его сила преобразила жизнь твоего отца, отразилась в тебе и, наверное, будет диктовать свою волю твоим детям. Я не понимал смысла чудовищного эксперимента, который проделали над нами палачи в белых халатах, не понимал до прошлой недели. Как не странно, помог мне в этом твой отец. Ты была в это время на работе и, слава богу, не присутствовала при скандале, который разразился между мной и твоим отцом. Твоя бабушка к старости стала рассеянным человеком, ты наверно это замечала не раз, и вот однажды, разбирая архив, она отвлеклась и в результате один из ценнейших документов, который не должен был покидать нашу комнату, оказался на полу в коридоре. Подобрал этот документ твой отец. В общих чертах он знал об отряде 731, о нашем пленении, но подробности были государственной тайной. Я дал подписку о неразглашении, когда вернулся из лаборатории, куда меня через десять лет после войны командировали. Твой отец потрясал документом и кричал, что имеет право знать все! Было сказано много горьких и несправедливых слов. Дело уже шло к примирению, как вдруг твой отец страшно побледнел и потерял сознание. Уложив его в постель, мы с бабушкой стали думать, что делать дальше. Вызвав твою мать с работы, мы попросили ее поговорить с мужем. Он давно очнулся, но молчал. Отвернувшись к стене, он лежал и смотрел в одну точку, пока не настал вечер. Отчаявшись добиться какого-то ответа, мы стали думать, не вызвать ли нам врача, однако твой отец внезапно вошел в комнату и бросился передо мной на колени. Оказывается, получив потрясение, он вдруг всколыхнул в себе способности, которые столько лет подавлял и вдруг увидел прошлое. Все, что мы с твоей бабушкой пережили в Пинфане, он, тогда двухмесячный зародыш, впитал в себя, и сейчас страшная хроника всплыла в его памяти. Более того, у твоего отца вдруг открылся дар не только возвращаться в прошлое, но и видеть будущее. До того, как твоего отца посетило озарение, я никогда не придавал значения катаклизмам, сотрясающим различные провинции нашей великой страны. Я скорбел вместе со всем народом Китая, но не подозревал что истоки участившихся катаклизмов в нефритовой печати. В раздробленной печати императора Хуан-ди. Как раз подошло время очередного отпуска твоей матери. Твой отец по роду своей работы мог отправляться в отпуск в любое время, тем более что он не был в отпуске несколько лет. А мы с бабушкой, как ты знаешь, были на пенсии и могли располагать собой. Решили не объяснять тебе ничего, тебя просто поставили перед фактом, что мы улетаем. Целью путешествие было турне по городам Китая. Доля истины в этом объяснении была, но главной целью его, как ты наверно уже догадалась, было собрать девять (считая и наши две) бусин и снова соединить их в печать императора.

Соединить бусины должна была ты, когда мы вернемся».

Было уже очень поздно, а письмо дедушки занимало целую ученическую тетрадь. Я прочитала ее только до половины. Оставшуюся половину я оставила на следующий вечер, хотя мне невероятно трудно было заставить себя закрыть тетрадь. Но самодисциплина — одно из драгоценных качеств, которые привили мне дедушка и бабушка, и оно давно уже стало частью меня.

На следующий день меня постигло великое разочарование. Чжан Ли не проводил меня утром на работу и не встретил вечером у ворот. Потрясение было столь велико, что я даже на какое-то время забыла о письме дедушки. Я не знала куда идти, кого спрашивать, где искать Чжан Ли. У нас с ним не было общих друзей, я даже не знала, в каком номере он проживает в гостинице. Хотя название гостиницы он однажды при мне упоминал. Два дня я ждала, надеясь, что Чжан Ли вернется, однако время шло, а ничего не менялось. Набравшись смелости, я однажды вошла в холл гостиницы и подошла к администратору. То, что поведал мне администратор, полистав книгу постояльцев, повергло меня в шок. Оказывается, Чжан Ли действительно жил в этой гостинице, но выписавшись из гостиницы в первый раз, назад в гостиницу так и не вернулся. Это было довольно давно, еще в ту первую, неудавшуюся поездку. С горящими щеками я выскочила из гостиницы. Странно, а где же все это время жил Чжан Ли? Может он называл мне другую гостиницу, а я прослушала? Вроде бы нет. Все, что касалось моего любимого, я запоминала намертво, хотя он никогда не баловал меня информацией о себе.

Вернувшись, домой, я поднялась в квартиру, но решив, что Чжан Ли мог написать мне письмо, тут же спустилась снова на первый этаж, к почтовому ящику. Однако меня ждало разочарование. Новый почтовый ящик ломился от вороха разноцветной рекламы, но желанной весточки там не было.

Вернувшись в квартиру, я придвинула к себе письмо дедушки, надеясь таким образом отвлечься от обиды и боли, заполнившей мой дом.

«…да забыл тебе рассказать. Вернувшись через десять лет в лабораторию №9, я попытался узнать хоть что — нибудь о девятом пленнике, который во время нашего освобождения был в бессознательном состоянии. Однако меня ждало разочарование. У девятого подопытного был только порядковый номер. Попав в отряд №731, пленники становились «Бревнами». Им присваивались номера. Они становились безликими номерами, потерявшими право на имена и фамилии. Пришлось возвращаться в Харбин. Архив жандармерии был сохранен частично. Многие папки были пустыми. После прихода Красной армии японцы уничтожали документы тоннами. Однако папка под грифом «Совершенно секретно», каким-то удивительным образом сохранилась. Как ты понимаешь, такая информация не имеет срока давности, поэтому рассказывать о том, что я там вычитал, я не имею права до сих пор. Тебе достаточно будет узнать, что фамилию, имя и адрес девятого товарища по несчастью я нашел с легкостью. Переписав данные всех семи человек, вдруг память подведет меня в самый неподходящий момент, я уже хотел закрыть папку, но вдруг увидел подпись одного из тех, кто с особой жестокостью издевался над нами. Такеши У. Вот чья дьявольская подпись была начертана под одним из документов. Этот живодер получал удовольствие от пыток. Дело доходило даже до того, что сам Иссия вынужден был иногда останавливать вошедшего в раж Такеши. Отчет об эксперименте был подписан именно именем Такеши. Но я отвлекся и опять вспомнил дела давно минувших дней. Прости меня, если ты сейчас читаешь то, что я написал, то испытываешь невероятные муки. Зная твой характер, я никогда бы не посвятил тебя во весь этот ужас, но у меня не было выхода. Итак, у меня были адреса всех семи человек. Прости за очередное отступление, но это письмо я пишу по настоянию твоей бабушки. Сегодня мы должны были вернуться домой, но встретили моего племянника. Он возвращался в провинцию Сычуань и слышать не захотел о том, что мы уедем и не повидаемся с его матерью. Ведь до Сычуани рукой подать. Твоя бабушка не стала оспаривать мое решение, она только попросила, чтобы я написал тебе письмо и все объяснил. Удивленный ее необычной просьбой, я сначала пытался возражать, но взглянув в ее глаза, вынужден был согласиться. Когда письмо было написано, мы решили так: я отошлю письмо другу, ты его знаешь, это господин Ку. Если, по прошествии трех месяцев, я не заберу письмо назад, он перешлет его тебе. Но скорее всего, письмо только успеет коснуться ладоней моего друга, как я приду за ним. И ты ничего не узнаешь. Однако надо заканчивать с письмом. Все девять нефритовых бусин теперь лежат в шкатулке твоей бабушки. Это была нелегкая операция. Некоторые бусины срослись с телами бывших узников отряда 731, и операция доставила довольно неприятные и болезненные минуты. Однако после объяснений моего сына никто не посмел возражать. Самому старшему из пленников, которому на момент пленения было сорок лет, сейчас сто четыре года. Но ему не дашь больше шестидесяти. Самому, младшему, которому было тогда пять, сейчас шестьдесят девять лет. Однако всех их объединяет большое горе. Все семеро бездетны.

Ты знаешь Линь, с некоторых пор мне кажется, что за нами следят. Поэтому, бусины из нефрита я не рискну сейчас везти в Пекин».

Я оглянулась, мне показалось, что в комнате кто-то есть. Я явственно чувствовала, что кто-то пытается заглянуть через мое плечо, в то время, когда я читаю. Быстро спрятав письмо в конверт, я огляделась. Однако тут же вздохнула с разочарованием. Ни одна из комнат не годилась на то, чтобы спрятаться от невидимого соглядатая. А что, если попытаться спрятаться в хутуне? Однако, когда я приехала, на месте моего дома уже была груда кирпичей, которые усердно растаскивали рабочие. Слезы потекли по моему лицу. Я стояла, и картинки моего детства и юности проплывали перед глазами. Рабочие ушли, а я робко подошла к тому месту, где был мой дом. Конечно, точно сориентироваться не представлялось возможным, но кажется, я нашла то место, где лишь недавно была комната бабушки и дедушки. Подстелив кусок картона, который я нашла здесь же, я снова углубилась в чтение. Быстро темнело, становилось зябко, однако здесь мне дышалось легко, и я не чувствовала постороннего присутствия. Я снова открыла письмо:

«Возьми накидку, которая защищает подушку бабушки. Одень ее на руку… После того, как узнаешь название девяти городов, отправляйся в путь. В каждой из девяти столиц тебе нужно будет найти буддийский храм. Годится только тот храм, где есть нужная тебе статуя. По обычаю нашей страны каждую статую пытаются как можно богаче украсить. Ищи нефритовую бусину среди других украшений. Как только найдешь, подойди к настоятелю храма и тебе выдадут бусину. Имя богини, воплощенной в статуе, я тебе сейчас не буду писать. Подсказка есть выше.

После того, как ты его перечитаешь, истина откроется тебе. Девятая бусина уже в Пекине. Я отослал ее еще одному своему другу, имя его тебе знать не надо. Если ты читаешь это письмо, значит, бусина уже ждет тебя в назначенном месте. Но я посоветовал бы тебе начать поиск с той столицы, которая была первой в череде великих столиц. И хоть Пекин стоял не на последнем месте, оставь его и езжай. Когда вернешься, бусина будет ждать тебя уже в Пекине. И еще, прости меня за то, что не дал осуществиться твоему таланту. Я знал, что ты мечтаешь о карьере художника, у тебя был серьезный талант, но заставил тебя после окончания университета выбрать работу на нефритовой фабрике. Значение этого моего решения ты скоро поймешь. А пока что отправляйся в путь. После того, как соберешь все девять бусин, отправляйся в горы Куньлунь. У подножия горы, в городке Турфан, тебя будет ждать еще одно мое письмо. Да поможет тебе Будда. Твой дедушка».

Вернувшись, домой, я загрустила. Голос дедушки, как живой, звучал у меня в голове. Так и казалось, что все это лишь досадная ошибка и мои родные вот-вот вернутся.

Однако осуществить дедушкину задумку я смогла не раньше, чем настал новый год.

В китайских семьях принято встречать новый год в кругу большой семьи. Только в самом Пекине у меня было родственников человек двести, а уж сколько их было по всей поднебесной, знала только бабушка. И, конечно же, одной встретить новый год мне никто не позволил. Сестра моей мамы, тетя Алутэ после новогодней ночи и слышать не хотела, чтобы отпустить меня домой. Вот кто знал наше генеалогическое древо не хуже, а может даже лучше бабушки. Беседуя с тетей на разные темы, я коснулась в разговоре темы о троюродном брате Ване, жившем в отдаленной провинции, и с удивлением узнала, что никакой тетушки «как ее там» и брата Вана у меня нет. И никогда не было. Это был удар. Значит Чжан Ли все это время меня обманывал? Вторым ударом было то, что в разных городах Китая за последние несколько месяцев погибли очень много родственников и близких друзей семьи. А я, закутавшись в свое горе, ничего не знала. Люди умирали по разным причинам, но одно было неизменным. Рядом с умершим человеком лежал сотовый телефон. Расплавленный и пришедший в непригодность.