Под самый конец учебного года случилось небольшое происшествие.
Во время обеда в тот день дали пирожки с капустой, что, честно говоря, бывало очень нечасто. Я уже съела первое, как в столовой появился Саня-Череп: он опоздал. Повариха на раздатке выдала ему суп, второе и развела руками: пирожки закончились.
– Ну, тётя Лена-а! – обидчиво заканючил Череп. – Э-эх! – выдохнул он с досадой.
Отнёс свой поднос к столу, рядом с моим, поставил его и обернувшись ко мне, спросил скороговоркой:
– Рыжая, пирожок хошь?
(Теперь, с лёгкой руки Тамерлана, у меня была новая кличка, а до того меня звали Лизкой, иногда Лизкой-Подлизкой, Лизкой-Сосиской и так далее, у кого на сколько фантазии хватало. Как хотите, а «Рыжая» лучше.)
Я недоумённо воззрилась на него. Какой он мне пирожок предлагает, если у него ничего нет?
– Так хошь или нет? – допытывался Череп.
– Нет, – ответила я на всякий случай.
– А! – воскликнул он торжествующе. – Первое слово дороже второго! Чё ж, в глотку его тебе пихать?
И быстро схватив мой пирожок, он сочно надкусил тот. Вокруг сдержанно загоготали.
Я выпрямилась. Как я попалась на эту идиотскую, старую, как мир, детдомовскую шутку? Ну и пусть: скулить не буду.
Но Тимка за своим столом, через два стола от моего, поднял голову на общий смех, огляделся, спросил у соседа, Селёдки, что произошло, и Селёдка, наклонившись к его уху, пояснил, что случилось, кося глазами в мою сторону.
Тамерлан встал.
– Череп! – потребовал он громогласно. – Что отначил, вертай, сучий потрох.
Череп замер с остатком моего пирожка в руке.
– Чего отначил – уже нет! – огрызнулся он и поскорей заглотил остаток.
– Должен мне будешь, гнида, – объявил Тамерлан. Череп подумал, замедлив жевание.
– Тамерлан, пошёл нах*р, – сообщил он и отвернулся.
Наверное, Череп исходил из того неписаного правила, что при нехватке еды «суке» она в любом случае должна достаться, и поэтому, на его взгляд, он только восстановил справедливость. Но Тимка вышел из-за стола из медленно пошёл к нему.
Все примолкли. Череп не мог не чувствовать приближения, но демонстративно сидел спиной, ковыряясь в зубах пальцем: вот, дескать, как мало я тебя боюсь, плевал на тебя! Всё-таки, когда между ними оставалось не больше метра, Санька не выдержал. Он вспрыгнул, как ужаленный, обернулся – Тамерлан схватил его за волосы и с размаху припечатал головой о край стола.
Девушки завизжали. Двое «сук» немедленно вскочили со своих мест. Тут же поднялись и «свояки», выразительно разминая пальцы.
– О чём базар, пацаны? – удивился Тамерлан. – Ваши не пляшут. Всё тики-так, кончили тёрку…
Неспешно он вернулся к своему месту, всем своим видом показывая, что дело выеденного яйца не стоит.
«Суки» и «фраера» неуверенно переглянулись между собой и, пожав плечами, сели, один за другим. Череп, потирая ушибленную скулу, взял свой поднос и демонстративно перешёл едва ли не на другой конец столовой, где согнал какого-то малыша с его места, дав ему подзатыльник.
Наблюдая за ним, я не приметила Тимку, который вдруг оказался прямо у моего стола.
– На, хавай, – буркнул он и положил передо мной свой пирожок. – А то тощая, как доска, поглядеть не на что…
И снова вернулся к себе, избегая смотреть мне в глаза.
Я воровато оглянулась и, взяв салфетку (салфетки на столах были, но брать их повара запрещали категорически: чай, не баре), завернула в неё пирожок.
В своей комнате я отыскала целлофановый пакет, упаковала в него пирожок – и прижала его к сердцу.
Затем достала зеркальце и тщательно огляделась. Неужели я на самом деле «тощая, как доска»? Неужели «смотреть не на что»? Да… неправда! Или я бочкой должна стать?
– Ну, найди себе другую, если смотреть не на что! – воскликнула я с досадой – и тут же, вспомнив про пирожок, жалко улыбнулась и тихонько простонала:
– Тимка…