Ангелочек. Время любить

Chapter 12

— Но, мадемуазель Анжелина, почему вы печалитесь? — удивленно спросила она. — Еще десять минут назад вы были похожи на козочку, полакомившуюся мятой.

Подобное сравнение вызвало у Анжелины улыбку. Розетта действовала, как всегда, импульсивно, но в сложившейся ситуации это было как нельзя лучше.

— Вы не должны плакать. Ваша мадемуазель Жерсанда могла бы взять Анри с собой в Люшон, ведь по документам она его мать.

— Господи, в самом деле! Октавия, почему вы оставляете мне малыша?

— Об этом надо спросить лорда Малькольма, — загадочным тоном произнесла служанка. — Он заявил, что ребенок такого возраста будет мешать им спокойно проводить время.

— В конце концов, какая разница, — резко сказала Анжелина.

— Ладно, я ухожу. Мне предстоит укладывать чемоданы.

— Я приду за Анри после полдника. До скорой встречи, Октавия. Розетта, нам надо спешить. Надо все приготовить, чтобы достойно встретить мое сокровище, моего дорогого малыша.

Едва они остались одни, как Анжелина повела Розетту на чердак.

Это было просторное помещение, где хранились ненужные вещи. Из двух маленьких окошек проникал свет, освещая огромную пыльную паутину, висевшую под балками. Теплый воздух был пропитан запахами старой бумаги и сухого дерева.

— Я не была здесь со дня смерти моей матери, — сказала Анжелина. — Но я знаю, что папа сложил ее вещи в один из деревянных ящиков, в своего рода сундук.

— А что вы ищете, мадемуазель?

— Мою детскую кроватку. Она была железная и покрашенная в белый цвет. Посмотри, наверно, это она, вон там, под покрывалом!

Они нашли кроватку, матрас которой был застелен толстым коричневато-серым полотном.

— Надо проветрить ее во дворе, на свежем воздухе, — заявила Розетта. — А она довольно крепкая!

— Да, не будем терять времени. Я сама протру кроватку и выбью матрас. Затем возьму чистые простыни и сложу их по размеру.

— Я сама займусь этим, мадемуазель. Не беспокойтесь, я буду обращаться с вашим малышом как с принцем. Скажите, а вам не кажется странной вся эта история?

— Что значит странной?

— Не знаю… Милорд приезжает в Сен-Лизье, расточает любезности, затем приглашает мадемуазель Жерсанду в Люшон. Только представьте себе: вдруг эти двое там поженятся, и мсье лорд увезет свою жену в Англию. Вместе с Анри. Возможно, они давно это задумали. А вам отдали вашего малыша на несколько дней, словно сделали прощальный подарок.

Анжелина, раскрыв рот, застыла как вкопанная. Наконец она раздраженно пожала плечами.

— У тебя и правда извращенный ум, Розетта. Или же ты решила испортить мне радостное настроение любой ценой. Это чудо, что мой малыш будет жить здесь, рядом со мной. А ты говоришь мне подобную чушь! Будто мадемуазель Жерсанда хочет украсть его у меня, увезти в Лондон! Это глупо, немыслимо! Хочу тебе заметить, что ты неуважительно к ней относишься, и она ни разу не попрекнула меня за это. Не забывай также, что она надеется на возвращение Луиджи! Одного этого достаточно, чтобы она осталась во Франции!

Ошеломленная такой вспышкой гнева, Розетта отшатнулась. На ее глазах показались слезы.

— Не сердитесь, мадемуазель Энджи! — захныкала она.

— Прекрати меня так называть! Энджи! Мне не нравится это имя, понятно?

В то же мгновение раздался громовой голос, сопровождаемый тяжелыми шагами.

— Черт возьми! Что за суматоха? И почему вы обе рыщете на чердаке?

В проеме показался Огюстен Лубе в полосатой рубашке и черном берете. Природа наделила сапожника высоким ростом, голубыми глазами и поистине инквизиторским взглядом, носом с горбинкой, низким лбом и вьющимися волосами, лишь слегка тронутыми сединой, хотя ему уже исполнилось пятьдесят пять лет.

— Папа! — воскликнула Анжелина. — Ты давно пришел?

— Недавно, я слышал, да, слышал еще с улицы, как ты вопила. Я пришел, чтобы забрать из мастерской один инструмент. Но я спросил себя, что здесь происходит, и поднялся, чтобы все разузнать.

Смертельно бледная Анжелина вглядывалась в лицо отца, пытаясь догадаться, понял ли он что-либо. Розетта тоже в тревоге переминалась с ноги на ногу.

— Я, мсье Лубе, несла чепуху по поводу мадемуазель Жерсанды и лорда, который видел королеву Викторию. Хозяйка правильно сделала, что отчитала меня.

— А! — рявкнул сапожник. — Меня не интересует ваша гугенотка. Я хочу знать, что вы здесь делаете. Я убрал на чердак несколько колодок[10] и рулонов кожи. Не трогайте их. Пусть я живу на другом конце города, но вы не смеете распоряжаться вещами, которые я здесь оставил.

— Наверно, крысы уже сожрали твою кожу. — Анжелина вздохнула.

Огюстен покачал головой и подозрительно осмотрелся. Вдруг он увидел детскую кроватку.

— Она мне понадобится, — объяснила молодая женщина. — Мадемуазель Жерсанда уезжает вместе с Октавией. Я должна взять Анри к себе.

— Что? — снова рявкнул сапожник. — А что ты будешь делать, если за тобой придут ночью?

— Но я же останусь дома, мсье, — робко прошептала Розетта. — Я умею ходить за малышами, не беспокойтесь.

— Об этом не может быть и речи! — рычал сапожник. — Эта чудачка решила усыновить мальчишку? Так пусть и занимается им! У тебя и так хватает забот — пациентки, да еще шитье! Сколько ему лет, этому малышу?

— Чуть больше двух с половиной, папа, — ответила Анжелина, бледная от волнения.

— Черт! В этом возрасте они носятся, не сидят на одном месте! Он залезет на стену, свалится с другой стороны… А собака? Ты подумала о собаке? Никогда не знаешь, что такой зверь может учудить…

— Я выросла в этом доме и никогда не лазила по стене… И уж тем более не падала, — возразила молодая женщина. — А Спаситель — славная собака. Он знает Анри. Теперь, когда я согласилась оказать эту услугу, я не стану отказываться.

— Черт бы тебя побрал! — бушевал отец. — Ты такая же упрямая, как наша старая ослица! Хорошо, я помогу тебе спустить кровать вниз. Кстати, вы могли бы переехать к гугенотке… Разве нет? У нее есть все необходимое, и малышу было бы там удобнее, бедолаге…

Последнее замечание отца ошеломило Анжелину. Она тоже начала думать, что решение ее благодетельницы выглядит немного странным.

— Мадемуазель Жерсанда не предлагала мне переехать к ней, — тихо ответила она. — Ну что ж… Я рада, что малыш будет жить у меня. Я так привязана к дому…

— О-о-о… Я считаю, что тебе лучше выйти замуж и заиметь собственных детей, — заметил Огюстен. — Небось, тебе хочется нянчить малышей, ведь почти каждый день ты помогаешь чужим детям появиться на свет.

Анжелина ничего не ответила, а Розетта с сочувствием взглянула на свою хозяйку. Через несколько минут они все трое спустились во двор. Еще не оправившись от страха, поскольку отец мог выведать ее самую большую тайну, Анжелина предпочла сесть. Во рту у нее пересохло, сердце сжималось от боли.

— Папа, может, выпьешь кофе? — с трудом выговорила Анжелина.

— Нет, спасибо. Мне нужно шило. Я-то думал, что забрал шило нужного размера… Оказывается нет.

— Как поживает Жермена? — спросила молодая женщина, переводя разговор на безобидную тему.

— Хорошо, черт возьми! А на что ей жаловаться? У меня есть заказы. Их меньше, чем раньше, конечно, но меня и это устраивает. Она получает пенсию. Мы не самые бедные. Я даже поправился, — пошутил сапожник. — Жермена — прекрасная кулинарка! Ладно, пойду в мастерскую.

Анжелина смотрела вслед отцу. Ей хотелось догнать его, прижаться к его широкой груди, вымолить прощение. Ей было стыдно, что она скрывала правду о своем сыне. Маленькая рука легла на ее плечо.

— Не грустите, мадемуазель, — прошептала Розетта на ухо Анжелине. — Сегодня вечером ваш малыш будет с вами. А потом… Почему вы думаете, что ваш папаша рассердится, узнав правду? Ведь он тоже женился во второй раз…

— Это совсем другое дело. Вдовство тяготило его. Вообще-то я довольна, что он не один.

Огюстен Лубе не стал долго задерживаться в своих былых владениях. Из мастерской он вышел с недовольным видом.

— Какой бардак! Надо бы навести там порядок и побелить стены известкой.

— Как-нибудь потом, папа. Это большой объем работы.

Огюстен Лубе, нахмурившись, согласился, потом поцеловал дочь в лоб. Когда за ним закрылись ворота, Анжелина вздохнула с облегчением.

— Прости меня, Розетта, что я накричала на тебя, — сказала она.

— Я прощаю вас, мадемуазель. Ну, за работу!

Сен-Лизье, вторник, 24 мая 1881 года

Жерсанда де Беснак надевала дорожный костюм из коричневого шелка с бархатным воротником. Вырез приталенного жакета позволял видеть кружевное жабо цвета слоновой кости. Как всегда элегантная, старая дама нервничала.

— Вы великолепно выглядите, мадемуазель, — заметила Анжелина, когда вошла в гостиную, где царила суматоха, вызванная сборами в дорогу.

— Спасибо, малышка. Но это неожиданное путешествие уже утомляет меня. Где же лорд Малькольм? Октавия, ты взяла мою шкатулку с драгоценностями?

— Конечно. Я положила ее в большой сак из красной кожи.

Служанка сменила свое серое перкалевое платье и фартук на длинную прямую юбку и велюровую блузку и собрала каштановые волосы в безукоризненный пучок. Она очень изменилась, избавившись от своего обычного белого чепца.

— Энджи, дорогая! Какое приключение! — воскликнула Жерсанда. — Я напишу тебе из Люшона. Надеюсь, наш маленький Анри не доставит тебе хлопот. Если тебе что-нибудь понадобится, приходи и бери. Белье, сахар, кофе, сменную одежду для нашего малыша…

Тут вошел лорд Брунел с легкой улыбкой на устах. Он радушно приветствовал молодую женщину.

— Я нарушил установленный порядок, — заявил он тоном, в котором чувствовалась легкая ирония. — Но наша общая подруга мечтала об этом путешествии, я сразу догадался. Я ее очень хорошо знаю! И потом, надо верить в судьбу. Возможно, мы встретим там вашего Луиджи…

Анжелина не стала возражать. Это «ваш Луиджи» ей так же не понравилось, как и «Энджи». Тем не менее она не стала этого показывать и осмелилась спросить:

— Милорд, как вы познакомились с мадемуазель? Позавчера я не додумалась задать вам этот вопрос.

— Как-нибудь вечером Жерсанда сама расскажет вам об этом. Мне не пристало это делать. Все слишком сложно.

Лорд Брунел пристально смотрел на Анжелину. Молодая женщина смутилась и предпочла выйти из комнаты. Анри еще спал, но она все же вошла к нему. Ей не терпелось его увидеть, вдоволь наглядеться на своего малыша. Октавия неслышно последовала за ней.

— Боже мой! Как подумаю, что мне придется расстаться с нашим малышом, так у меня сердце разрывается. Хорошенько смотри за ним, Анжелина. Главное, не потакай его капризам. Нужна не только ласка, но и твердость. Кстати, у него болит живот от свежих фруктов.

— Я сумею позаботиться о своем сыне. Езжай спокойно. Но скажи мне, Октавия… Такое впечатление, что тебя удивил приезд лорда Брунела, хотя ты прожила рядом с мадемуазель столько лет. Неужели тебе ничего не было известно о его существовании?

— Черт возьми, я в такие дела не вмешиваюсь! Часто я отдаю мадемуазель письма, даже не взглянув на конверт.

— Подумай, поройся в своих воспоминаниях. Ведь ты ни на день не расставалась с ней последние тридцать лет. Она непременно должна была тебе рассказать о таком дорогом, таком верном друге. Или хотя бы намекнуть…

— Нет! Говорю же тебе! — резко оборвала Анжелину служанка.

Анжелина почувствовала, что в глубине ее души зарождается смутная тревога. Разумеется, Малькольм Брунел был очаровательным мужчиной, куртуазным, безукоризненно воспитанным. Однако Анжелина не понимала некоторых его двусмысленных выражений, ей не нравилась его манера смотреть на нее.

«Почему Жерсанда, ставшая такой домоседкой, без малейших колебаний решила ехать в Люшон?» — спрашивала себя Анжелина.

Но было слишком поздно искать разгадку этой маленькой тайны. К тому же молодая женщина не хотела упускать возможность провести вместе с сыном три недели под крышей родного дома. В этот момент Анри проснулся. Он тут же увидел Анжелину и протянул к ней руки.

— Иди ко мне, мой малыш! — взволнованно воскликнула Анжелина.

Через час Жерсанда де Беснак, Октавия и лорд Брунел садились в фиакр, который они накануне наняли у некого Альбера Равье, сдававшего внаем три экипажа. В его конюшне, расположенной недалеко от ярмарочной площади города, стояли четыре вороных лошади с мощной грудью. У Равье работали знающие кучера, всегда одетые в рединготы и широкополые шляпы.

Анжелина, Розетта и Анри принялись махать руками вслед фиакру. Все происходило на площади с фонтаном, так что свидетелями отъезда стали Мадлена Серена, хозяйка таверны, и ее служанки. По воле случая при этой сцене присутствовали Жермена и Огюстен Лубе, направлявшиеся к вечерне.

— Гугенотка, якшающаяся с лордом из Соединенного Королевства! Ну и дела! — обратился сапожник к своей супруге. — Черт возьми! Если бы моя дочь не попала под влияние этой чудаковатой старухи…

— Вечно ты чем-то недоволен, Огюстен! — заметила Жермена. — Прекрати ворчать, а то вечером у тебя заболит живот. Посмотри, Анжелина, похоже, довольна. А как она прижимает малыша к груди! Как жаль, что она никак не выйдет замуж. Господи! До чего же красивая девушка!

— Да уж! — откликнулся сапожник. — Только надо, чтобы она нашла обувь по размеру!

Это было любимое выражение Огюстена Лубе, всегда вызывавшее у его клиентов улыбку. Жермена ласково ему улыбнулась.